На улице стемнело и я, лежала на кровати, когда дверь тихо приоткрылась и в палату вошел Доминик.

— Не спишь? — спросил он. Моно подошел ближе и, пальцами поддев мой подбородок, поцеловал в щеку.

— За последние дни я выспалась на год вперед, — ответила, окинув взглядом парня. — Ты побрился?

Моно кивнул, а я только сейчас заметила, что он в руке держал небольшой, но до безумия красивый букет. Выбросив прошлый и еще только начавший вянуть, он поставил новый в вазу.

— Ты принес мне цветы? — я улыбнулась.

— Тебе больше ничего нельзя.

А ведь и правда. Сейчас я была на очень строгой диете и покупать для меня угощения просто не было смысла.

— Ты больше не злишься на меня? — спросила, садясь на кровати. Я пододвинула вазу ближе и понюхала цветы.

Доминик налил в стакан воды и поставил на тумбочку рядом со мной, а сам сел в кресло.

— Я проверил все, что ты рассказала и узнал про условие твоей матери. Я знаю все.

В груди расплылось облегчение. Казалось, что даже дышать стало легче и я, не отображая внешне каких-либо эмоций, внутренне была по-настоящему счастлива от того, что все недосказанности между нами были раскрыты.

— А ты? Не боишься меня?

— Почему я должна бояться? — я вопросительно приподняла бровь, отрывая взгляд от цветов.

— Ты плакала от страха, когда я ремнем привязывал тебя к кровати.

Я опустила голову и прикусила губу. Пытаясь чем-то занять руки, я взяла Ивеса и, усадив его к себе на колени, начала гладить кота.

— Я бы не сказала, что я тебя испугалась. Последнее время было очень тяжелым и эмоции нахлынули. Тем более, я понимала, что тот разговор будет тяжелым, и я рада, что в итоге ты мне поверил и, несмотря на то, что мои слова казались чушью, ты их все-таки проверил.

Ивес начал мурчать, и некоторое время этот приятный звук был единственным, который разрывал тишину повисшую в палате.

— Что с Прежаном? И ты увиделся с Реми?

— Готье еще не пришел в себя. Реми я не нашел.

— А… Нуаре?

— Мертв.

— Как это случилось? — спросила очень тихо. — Что вообще происходило?

— Нуаре начал войну и проиграл. Сейчас его считают без вести пропавшим и тела никогда не найдут, — коротко объяснил Доминик.

Сколько бы я не задавала вопросов, Моно на них не отвечал. Во-первых, потому, что нечто такое мне лучше не знать. Во-вторых, потому, что я все равно ничего не пойму, если не влезу в тот мир, от которого Моно держал меня подальше.

Лишь со временем я пойму, что, пока я была в Марселе, в Париже развернулась полноценная война. Нуаре давил на преступный мир своим авторитетом, но не учел того, что только сошки прогнутся, а сильные не дадут собой помыкать и сами предложат Прежану сотрудничество.

Готье Прежан действительно был не простым мужчиной, и он заранее отдал приказы, которые впоследствии помогли отыскать сошек, пресмыкающихся перед Нуаре. Их находили и убивали. Так постепенно очистились ряды.

А потом удалось дотянуться и до самого Нуаре.

Тогда Доминик противостоял Нуаре и, можно сказать, что в переговорах с остальными авторитетами, занял место Прежана. Но так же я позже узнаю, что он сразу, после того, как вышел на свободу, узнал, где я находилась.

Вот только, в тот момент, когда Моно приехал за мной в Марсель, война с Нуаре была уже окончена, а сам враг мертв, так же были уничтожены те, кто был за него.

В таком случае, возникал очень важный вопрос — кто же пытался меня отравить?

Ответ оказался неожиданным даже для меня. Это дело рук Виардо. Вернее, он заплатил много денег девушке, которая делала мне кофе, но не сказал ей, что это яд. Солгал, что это был какой-то наркотик и у него желание лишь попользоваться мной.

Я понимала, почему Виардо хотел меня отравить. Все дело в деньгах и в том, что, если меня не будет, мужчина быстрее доберется до моей мамы.

Вот только, стоило ему мелькнуть где-то рядом, как мама тут же собрала чемоданы и куда-то уехала, судя по всему, даже понятия не имея о том, что меня отравили, и я находилась в больнице.

Доминик разобрался с Виардо, но местонахождение мамы так и осталось неизвестным. Моно сказал, что, если я захочу, он ее найдет, но я на эти слова лишь отрицательно качнула головой. Я не думала, что после всего, что произошло, наши отношения могут наладиться. Пусть мама живет так, как ей хочется.

Я пробыла в больнице еще пять дней и, несмотря на то, что мое самочувствие было не особо хорошим, это время я считала счастливым.

Чаще всего, в светлое время суток у меня были процедуры и осмотры. Плюс, я очень много спала, а вот по ночам тянула Доминика на свою кровать и крепко обнимала его, а Моно очень бережно притягивал к себе и держал в своих руках так, будто я была из хрусталя.

Мы могли так лежать до самого утра. Иногда молчать и просто слушать, как за приоткрытым окном шел дождь, а иногда часами разговаривать. Порой мы затрагивали то, что отдавалось болью. Например, мы поговорили о Прежане, и я узнала, что до сих пор не было ясно выживет ли он вообще.

— Все будет хорошо. Месье Прежан сильный, — этими словами пыталась приободрить Доминика и, немного крепче обняв его, поцеловала парня в щеку, после чего лицом уткнулась в его шею.

К сожалению, меня не было рядом, когда Моно только узнал о том, что случилось с Прежаном. Именно тогда ему больше всего нужна была моя поддержка, а я ее не могла дать, но уже теперь я всегда буду рядом.

Еще в одну из первых ночей мы разговаривали о Реми. Я не стала спрашивать рад ли Доминик тому, что его младший брат жив. Это ненужный вопрос. Да и испытанное чувство нельзя было назвать радостью. Тут все куда сильнее и глобальнее. То, что переворачивало жизнь с ног на голову и дарило то, что казалось невозможным и несбыточным.

Возвращение дорогого и родного человека, который последние шесть лет считался мертвым.

Единственное, Моно все еще не мог его отыскать. Слишком хорошо Прежан спрятал Реми, и даже я порой со страхом думала, а что же будет, если Готье все-таки умрет? Тогда Доминик потеряет одного родного человека и, возможно, никогда не сможет найти Реми.

В таком случае, у нас останутся только вопросы.

Где он?

Как живет?

Все ли с ним хорошо?

Думая обо всем этом я пыталась заверить себя в том, что все будет хорошо, и Реми найдется. То есть, я даже мысли не допускала, что все может закончиться плохо.

— Ты же понимаешь, что он тебя вообще не помнит? — спросила у Доминика, как всегда прижимаясь к нему всем телом. Мы укрывались одеялом, но, перебросив через Моно ногу, я коленкой почувствовала то, что парень был возбужден. Вот только, пока что Доминик в этом плане и пальцем ко мне не прикоснулся.

— Понимаю.

— И что ты будешь делать?

— Для начала просто хочу поговорить с ним.

Я кивнула и сильнее прижалась к Моно, чувствуя, что его возбужденная плоть стала еще более твердой. У нас уже так долго не было близости, и я иногда не могла сдержаться, из-за чего невольно дразнила Доминика. То проводила рукой по его ширинке, то сильнее прижималась и невзначай ерзала, а он, стиснув зубы, делал глубокие вдохи. Мне нравилось смотреть на то, как парень сдерживался и вместе с этим приходило ощущение предстоящей бури. Безумной, но приятной.

Время проведенное в больнице действительно было хорошим, но вот оно уже подходило к концу и уже следовало возвращаться из Марселя в Париж.

— Вот мы и дома, — сказала я Ивесу, доставая его из машины. До Парижа мы добрались достаточно быстро, но Ивес все равно был не рад тому, что ему пришлось так долго просидеть в ненавистной переноске. Зато, как только я его выпустила, кот тут же бодро побежал по саду к входной двери.

— Как ты? — Доминик закрыл машину и подошел ко мне. Во время пути он то и дело спрашивал, каково мое самочувствие. Я даже не могла сосчитать, сколько раз услышала от него этот вопрос.

— Отлично, — говорила чистую правду. Мне еще долго предстояло сидеть на диете, но в остальном я чувствовала себя превосходно. Разве что, после такого длительного пути хотелось хоть немного пройтись и размяться. Именно поэтому я не стала отдыхать и, приняв душ, немного прошлась по дому, отмечая, что тут требовалась тщательная уборка. Еще я принялась готовить легкий суп, не желая пользоваться доставкой еды.