Засиделись допоздна. На следующий день я проснулся поздно и сразу был оповещен, что переворотчики поехали в Форос сдаваться. Процесс пошел дальше. Не долго музыка играла, не долго фраер танцевал.

Я позвонил Шлеме, дал команду выходить из подполья, отзывать братву из отпуска. Там еще ничего не знали, Шлема разнесет и сострижет купоны с хорошей вести, что пиздец коммунистам, привет анархистам.

Вечером поехали в кабак. Мзия была оставлена дома. Что нравится мне в азиатских бабах — ни одного пузыря. Ирка бы такой вой подняла!

Биджо с утра отпустил телохранителя, поэтому прошлись пешком от дома к автостоянке. Нугзари правую руку держал у бока, где за поясом торчал пистолет. Биджо шел спокойно. Он, как и я, фаталист. Но по моей теории меня в ближайшее время ждут сложности. Наша жизнь разбита на отрезки по двенадцать с кусочком лет. Кусочек — величина переменная, колеблется около четырех месяцев. Иначе бы все было просто. После смерти старика я оказался на дне, но выкарабкался, а через период сел на иглу и сумел слезть; в четырнадцать разбил руку на тренировке, кость долго не срасталась, а в двадцать шесть — палец на ноге сломал; в шестнадцать влюбился в одну девочку, а в двадцать восемь встретил Иру; в восемнадцать чуть не гробанули мусора в малолетке… Ждем-с!

— У тебя напряги? — спросил я Биджо.

— Есть немного, — ответил он. — Разберемся.

Наше дело предложить, ваше дело отказаться. Да и чем я могу помочь?! Людей, оружия и денег у него побольше.

У въезда на стоянку лаяла грязная лохматая болонка, как две капли воды похожая на чичеринскую. Не удивлюсь, если ее зовут Чамой. Она лаяла просто так, в никуда. Сука, наверное.

Из будки вышел молодой парень — лысоватый, с хитрым лицом, смахивающий на моего шофера. Он поздоровался с Биджо и радостно сообщил:

— Выебли коммуняк!

Чему радуется?! При них охранял стоянку и при нас будет тем же заниматься.

— Как дела? — спросил Биджо.

— Нормально, — доложил сторож, почесав через рубашку наметившееся брюшко.

— Сколько? — Биджо достал черный кожаный лопатник.

— Сорок пять.

Биджо дал ему полтинник. Сдачи не получил: с пизды сдачи нет. Теперь понятно, почему радуется сторож.

— Место держать? — спросил он, засунув руки в карманы шорт — обрезанных джинсов.

— Держи, — сказал Биджо.

Теперь этот сторож никого не пустит на стоянку, но для Биджо сохранит место.

За руль сел Нугзари. Когда проезжали мимо будки, он сказал о стороже:

— Студент. В Литературном институте учится. На писателя.

— Разве можно научить? — удивился я. — Писателем, как и вором, рождаются.

— Если учат, значит, можно, — ответил Нугзари.

В поле ветер, в жопе дым. Ладно, заблуждения делают жизнь легче. Или веселей.

Мы ехали по улицам, подсвеченным разноцветной рекламой. Вот они — щупальца загнивающего капитализма! А вот и его пизда — с тротуара голосовала длинноногая телка в черных колготках.

— Тормозни, — сказал Биджо, опуская стекло на правой задней дверце, возле которой сидел.

К окну наклонилась размалеванная соска лет сорока — наследие социализма, оказывается! — и предложила:

— Минетик, мальчики. По десять баксов. Прямо здесь.

— Не отходя от кассы? — подъебнул я.

— Где хочешь, командир! — проститутка распахнула в улыбке щербатый рот.

— Будешь? — спросил меня Биджо.

— Да ну! — отказался я. — Что-нибудь помоложе найдем.

— Так, как я, ни одна молодая не сумеет, — нахваливала себя проститутка, не отпуская ручку отъезжающей машины.

Поняв, что ничего не обломится, отпустила и крикнула что-то вдогонку. На ее счастье мы не услышали.

Метров через двадцать голосовала другая, еще черед двадцать — третья…

— Да, у нас такого еще нет, — молвил я и пообещал: — Догоним и перегоним!

Гужевали в загородном кабаке. Публика наполовину была из общественных банд, наполовину из государственных. Биджо называл мне кресла, в которых сидели эти жопы в мешковатых костюмах, и я диву давался. У нас так внагляк еще не продавались, сначала вытанцовывали мазурку «порядочность», гопак «честность» и вальс «приличия», а уж потом где-нибудь в очень укромном уголке брали на лапу и становились раком.

Четверо таких гужбанили за соседним столиком. С одним я познакомился. Потанцевав с телкой, садился за столик, а сосед вставал, и мы столкнулись. Он принялся долго извиняться, а я предложил выпить и сгладить недоразумение. Так и сделали. Звали его Игорь Антонович, сидел высоко в Госкомимуществе. Через пять минут он стал просто Игорем, а я — почти лучшим его корефаном.

— Странно, не бандит, а сидишь с ними, — удивился Игорь.

Я решил не светиться, сказал, что приехал из провинции утрясти здесь некоторые кооперативные дела, а через бандитов это быстрее сделать.

— Ты прав, — согласился Игорь. — Откуда приехал?

— Из Толстожопинска.

— О, а я родом из Писюковска! — обрадовался он.

Писюковск — соседняя область — нашей пизде двоюродный хуй.

Еще через полчаса он сунул мне визитку:

— Что надо будет — звони, не стесняйся, помогу.

Я показал ее Биджо. Грузин посмотрел на меня так, будто узнал обо мне что-то новое.

— Быстро у тебя получилось. Мы к нему полгода подбирались.

— Он меня за фраера принял.

— Тебя все за фраера принимают, — сказал Биджо, но не в обиду, а что-то обдумывая.

Я догнал, что.

— Пусть принимают, не будем разочаровывать.

— Да, — согласился Биджо и поняв, что я понял, сказал: — Не со всяким они контачат, а чужому не поручишь. Пора тебе сюда перебираться.

Он уже предлагал весной, когда гостил у меня. Но тогда я был нужен как бригадир.

— Посмотрим, — сказал я.

Не будем спешить, мы себя еще в ебле не показали.

Жизнь моя в Москве вскоре стала похожа на ту, что вел в Толстожопинске. Разве что спортом меньше занимался. Зато помахался с мастерами высокого класса. Да, кабаки здесь были шикарнее, клевых подстилок больше и общаться иногда приходилось с людьми, которые считали себя выше меня. Я им прощал это заблуждение. На одной из сходок помог Биджо уладить затянувшийся конфликт. Как догадываюсь, уже были заряжены бабки, рано или поздно Биджо должен был получить стрелку с крыши. Отблагодарив таким образом за гостеприимство, собирался уже сваливать домой. Тем более, что Ирка заебала нытьем по телефону.

За день до моего отъезда Биджо предложил прокатиться с ним в Подмосковье.

— Местные отморозки наехали на директора нашего кабака. Потолкуем с ними, может, одумаются. Нам лишняя кровь ни к чему.

За рулем сидел Миша, жевал жвачку, шевеля в такт челюстям полуорлиный клюв. Он так медленно двигал челюстями, будто с трудом растягивал тугую резину, а потом с неменьшим усилием сжимал ее.

Почти на каждом посту ГАИ нас останавливали якобы для проверки документов. На мусориных еблищах бегущей строкой блымало: дай-дай-дай!.. Мол, машина грязная и вообще… Но дай и давай хуем подавились. Мусора с напрягом просекали эту истину и отпускали.

Свернув с трассы на дорогу, ведущую к нужному нам городу, Миша кивнул на шиномонтажную с открытой пустой мойкой:

— Заедем, чтоб меньше мозги ебали?

— На обратном пути, — ответил Биджо.

Ресторан располагался на окраине. Эдакое швейцарское шале из темно-красного кирпича. Рядом была большая заасфальтированная площадка для стоянки автомобилей. Ни одной машины, зато из лесополосы вышли трое. Не старше двадцати пяти, быковатые, рожи — поцелуй, пизда, кирпич. Руки держали в карманах длинных кожаных курток: очкуют.

Миша остановился метрах в пяти от них. Биджо, сидевший рядом с ним, открыл дверцу, чтобы выйти. И тут я увидел, что средний из отморозков выхватил из кармана пистолет. Миша тоже заметил, сунул руку под щиток, где был тайник с оружием. Он успел достать револьвер, серебристый, с длинным стволом, потому что обстрел начали с Биджо.