— Как здесь шикарно! — шепотом воскликнула Света, оглядев зал — бледное подобие того, что я видел в пятизвездочном на Кипре.

— Кто тебе мешает ходить сюда?!

— Не пойду же я одна.

— Мальчика бы того, талантливого, пригласила.

— Нет, с ним на симпозиумы надо ходить. А в ресторан — с тобой.

В пару мы выбираем не того, с кем приятно работать, а того, с кем приятно отдыхать.

— Смотри, как метрдотель с теми обращается, — кивнула она на вошедших, быка и телку в золотой сбруе.

Засунув презрение поглубже, метрдотель с улыбкой посадил их за столик, где танцовщицы будут стряхивать в тарелки грязь с подошв. Маленькая месть маленького человека.

Мы плотно заправились.

— Сегодня разгрузочный день наоборот, — весело сообщила Света.

На обратном пути нас тормозили на каждом посту ГАИ. Надеялись, что я пьяный еду. Такса — сто баксов. Я хоть и пил, но в меру, не с их шнобелями учуять, не им по сотне получать. Нате хуй, за яйцами потом зайдете.

Мзия была дома. Не заплаканная.

— Очнулся? — спросил ее.

— Да. Поговорил немного. Слабый еще. Есть ничего не стал, только воду пил, — отрапортовала она, счастливо улыбаясь. — Прогнал меня к дочке.

У малых народов чадолюбие обратно пропорционально их величине. Это русские похуистски относятся к своим детям. Зато вырастаем неприхотливыми, способными выжить в нечеловеческих условиях. Может, поэтому так и относимся к своим детям.

Мзия и бабка с неменьшим удивлением, чем охранники кабака, посмотрели на Свету. Обычно я приводил блядей, у которых призвание было четко написано на смазливых ебальничках.

— Дочка моего банкира, — представил я ее.

Грузинки сразу потеплели, начали за стол усаживать. Еле отбился. Пережрешь — не до ебли будет.

— Сейчас, я в ванную схожу, — сказала Света, когда привел ее в свою комнату. Она достала из сумочки зубную щетку и пасту. — Как старая опытная проститутка — все с собой ношу.

Раздевал ее, осуществляя лучшие девичьи мечты — медленно и с восхищенным взглядом. Правда, моих глаз она не видела, смотрела в пол. Нижнюю губу, само собой, закусила. Я расстегнул маленькие пуговки ее кофточки, теплой, пропахшей ее телом и духами, похожими на те, которыми пользовалась моя жена. На Свете было черное белье, новое, наверное, специально для этого случая берегла. Сиськи среднего размера, торчком — два конуса с закругленными вершинами. Кружки темно-коричневые и большие, а соски маленькие, почти незаметные. Я беру Свету на руки — осуществляю еще одну ее мечту — отношу на кровать, арабскую. широченную, рассчитанную на двуспальную восточную женщину. Моя женщина, полувосточная, полуспальная, кажется на большой кровати еще меньше, худее.

Старая проститутка оказалась целкой. Но въехала с первой палки. Стонала низким хриплым голосом и так громко, что слышно было по ту сторону Садового кольца. У древних народов мужики холодны, предпочитают любить бабки, а не своих баб, страдающих повышенной ебливостью. Способ выживания нации: национальные признаки ведь передаются через мать, вот бабы и добывают у молодых народов свежую кровь для своего вымирающего племени.

— Еще когда в школе училась, решила, что первым у меня будешь ты, — счастливо сообщила она, расставшись с моим хуем. — И еще я хочу ребенка.

Скромно, но со вкусом. Нам не жалко. Столько байстрюков наплодил по всей стране, что одним больше, одним меньше — какая разница?!

— Я не собираюсь с женой разводиться, — на всякий случай поставил Свету в известность.

— Знаю. Она ничего не будет знать.

Дело твое. Да и чего ей бояться?! Папа деньгами накачает по самую матку, а с ними купит все, в том числе и мужа. Нет, мужа даром получит, того, умствующего лоха.

— Еще хочу! — заявила она с детской непосредственностью.

Моя милка из Кукуя, хлеб не ест, все просит хуя. Видимо, решила прямо сейчас забеременеть. Что ж, попробуем.

Под протяжное ее мычание, сунул хуй в пизду, а в очко — указательный палец. Перегородка тонкая, ощущаешь хуй. Когда залупа перепрыгивала бугорок, выдавленный кончиком пальца, Светочка взвывала почти басом. Она кончала, наверное, через каждую минуту. Сколько всего раз — не знаю, сбился со счета. Влил в нее столько, что хватило бы целое стадо осеменить.

— Хи-хи, хи-хи!.. — забулькало из ее горла.

Видимо, во время прихода язык заглотила. Грамотная ебля — она покруче любого наркотика.

Я сходил на кухню за вином и бокалами. В коридоре столкнулся с Мзией. Глаза — в пол, щеки — огонь негасимый, походка — вот-вот выкидыш случится, а в голове отбойным молотком: грех, грех, грех!.. Потерять мужа она боялась больше, чем хотела меня, но если бы я сейчас дотронулся до нее, Биджо обзавелся бы кое-чем на голове. Я не дотронулся, и не только потому, что руки были заняты.

Выпив вина, Света перестала хихикать, начала реветь. Я должен был служить подушкой. Как все бабы похожи: не смеяться, так реветь. Нет бы почтить минутой молчания. К счастью, я заснул раньше, чем услышал трагичные признания в любви.

Утром старуха кормила меня с почетом, достойным грузинского князя. Угостила и Свету, но как бы мимоходом. Человек — существо ебущее. Все остальные — обслуга этого существа. Самое интересное, что и Света принимала это, как само собой разумеющееся. Преимущество в образовании не лишило ее трезвой самооценки.

Под вечер позвонила Юля.

— Я подъеду на джипе цвета…

— Я видела, — перебила она.

Ждала меня у дороги неподалеку от общаги. Возле нее стоял старый красный «форд», убалтывали. Она так увлеченно отказывалась, что не замечала джип. Пришлось посигналить. В «форде» решили, что не им тягаться с такой крутой тачкой, даванули на газ, выпердев густое темно-синее облако дыма.

— Куда поедем? — спросила Юля, забравшись в машину.

— А куда хочешь?

— В тот ресторан, где вы со Светой были.

Баб хлебом не корми, дай похвастаться. Уверен, что выложила и о ночных развлечениях, подробно, с перечислением всех чувственных нюансов и технических деталей. Мужики тоже хвастливы, особенно на эту тему, но о любимой женщине трепаться не будут. О бляди — да.

Хуи у кабака встретили меня, как старого знакомого. Оглядев Юльку, наградили завистливыми взглядами. Метрдотель отвел к тому же столику, но чуть быстрее — акции мои подросли. Оно и понятно: только избранные могут приезжать каждый день с новой бабой, красивой, молодой и не прошмандовкой. Можешь занимать какую угодно ступеньку на социальной лестнице, но существует вторая, где тебе отводят место согласно тому, за какого ебаря принимают. А ебаря делают пизды.

На обратном пути меня разок общипали. Не то, чтобы мусор понял, что я датый, но так нудно попрошайничал, что мне стало стыдно за него, сунул полтинник, чтоб его поганая рожа поскорее исчезла с моих глаз.

— Никогда не выйду замуж за милиционера! — произнесла Юля, когда отъехали от поста ГАИ.

Она оказалась далеко не целкой. Баба изважена — пизда, словно скважина, но с пальцем пошла грамотно. Дав мне отдышаться, потребовала со взрослой посредственностью:

— Повторим?

Почему нет? Девка классная, что лицом, что телом. Потом уговорили бутылку «шампанского» и пошли по третьему кругу. Долго не мог кончить, по сухому доебывал. А ей хоть бы хны. Двигает попкой влево-вниз, вправо-вверх и чуть не в такт со мной, но получается охуевающе. Я так усердно ее пер, что на хую мозоль натер. Залупа пощипывала, будто ее потерли мелкой наждачкой.

— Долго будешь в Москве? — спросила она, допивая выдохшееся «шампанское».

— Нет, одно дельце закончу и уеду.

— Какое, если не секрет?

— Должок надо вернуть.

— Ты ведь рэкетир?

— Есть немножко.

— Бригадир?

— Я похож на человека, который будет кому-то подчиняться?!

— Не похож, — уверенно произнесла она. — Люблю отчаянных! — и полезла целоваться да так требовательно, что непонятно было, кто из нас рэкетир.

— Приезжай к нам, найду тебе отчаянного мужа, — предложил я.