Михалевскому потребовалось чуть меньше недели. Он дал мне послушать магнитофонную запись очередного раунда переговоров. Шлема собирался урвать миллионы, а за каждую тысячу торговался до последнего. Сошлись на восьми зеленых. Бля-а!.. Не думал, что стою так дешево.
Слушал запись на явке — даче, купленной по случая и дешево. Она стояла на отшибе, поэтому раньше ее бомбили все, кому не лень. Мои пацаны заехали в ближнюю деревню, объяснили, чья теперь дача. Даже следов поблизости не найдешь, обходят по целине, по глубокому снегу.
— Кто он? — спросил я о киллере.
— Двадцать шесть лет, работает сторожем, жена бросила, алименты на двоих детей, — доложил Михалевский.
— Афганец?
— Нет. Служил в стройбате в Сибири.
— Странно.
— Всякое бывает. Помню, работал я с одним… товарищем. Такую информацию поставлял! Ни за деньги, ни по идейным соображениям. Так и не поняли, почему. Подозреваю, что просто нравился сам процесс.
— Прямо, как в ебле, — пошутил я. — Давай его сюда.
Помощник Михалевского — такой же закругленный — привел из погреба несостоявшегося киллера. Я предполагал увидеть пусть не крутого, но более-менее мужественного. Передо мной стояло чмо — соплей перешибешь. Таких я за свою жизнь переебал — не сосчитать. Впрочем, именно такой и смог бы меня убить. Я бы его спокойно подпустил, и в голову бы не пришло, что до смертинки три пердинки. Поэтому замандячил ему с невъебенной силой.
— Мама! — вскрикнул он, упав под стену и закрыв разбитое ебло руками в наручниках.
Пизда тебя родила, а говоришь, мама. Хотел ногой добавить, но Михалевский придержал:
— Он нам живой нужен.
Пока Шлему везли на дачу, чмо подробно выложило в диктофон, как торговались, как собирался убить меня: ночью, когда выйду из машины открыть ворота во двор.
Дал я по клюву и Шлеме. Увидев подельника, он просек тему и залился слезами величиной с мелкую сливу. Опять клялся, что блядью будет. Проблядь! А как бы жили!
— Отведите их в погреб, — приказал я.
Вернувшись, Михалевский посмотрел на меня настороженно. Договор был, что в мокруху их не ввязываю. Но чтобы самому жить, надо других давить. Здесь именно тот случай. Он ведь не знал о моем обещании Светке.
— Пусть посидят до утра, потрясутся от страха. Отпустите часов в десять, чтобы к открытию ресторана успел, — приказал я и позвонил Шлеминой жене, предупредил. что сломалась машина, заночуем на даче.
— Пусть ночует, — благодушно разрешила она.
По дороге домой пораскинул мозгами и пришел к выводу, что пора отодвигать Шлему от общака, самому впрягаться в бизнес. При таких бабках кого ни поставь, любой захочет иметь их сам-один. Остановившись перед воротами, на автомате открыл дверцу, собираясь выйти, и замер. На улице никого не было. Ебаный Шлема! Все люди, как люди, а этот — пизда на блюде!
Была обычная, так сказать, планерка. Пришли бригадиры доложить обстановку и обсосать планы на будущее. Как-то само собой получилось, что каждый из них заведовал каким-нибудь районом города или направлением торговой деятельности. Секретарь ЦК по торговле телерадиотехникой браток по кличке Лось — тот самый с фиксой «царский орешек», который когда-то обыскивал меня и который теперь вместо Деркача занимался делами — доложил, что доноры жалуются на фирму «Звезда». Мол, борзеют, сбивают цену. Могут себе позволить, ведь не делятся.
— Почему? — вмешался я. Как-то эта фирма проскочила мимо меня. Наверное, появилась, когда я в Москве пиздой мух ловил. — Кто такие?
— Офицеры бывшие, вэвэшники, мусора поганые, — ответил Вэка. — Мы думали, они по мелочевке будут работать, решили не трогать. Да и папаша у ихнего директора теперь заправляет всеми зонами области, после путча назначили.
— Как фамилия?
— Варваринов, кажется. Отчество у него странное… — Вэка сморщил лоб.
— Вениаминович? — подсказал я.
— Точно!
— Где их офис?
— В центре, слева от областного УВД, вход с торца, — доложил Лось.
— Давайте я ими займусь, — предложил Снегирь.
В последнее время все чаще приходилось применять оружие и Снегирь, привыкший в Афгане убивать, постепенно выдвинулся на первые роли. До Вэки не дотягивал, но Деркача уже подвинул.
— Сначала я с ними потолкую. У меня должок его бате, — сказал я. — Когда-то на малолетке он спас меня от смерти.
— Так это он был? — произнес Вэка, который в курсе моих юношеских подвигов. — Ну, тогда другое дело, подождем.
— Пусть держатся в рамках, а то нас другие перестанут уважать, — напомнил Лось.
Как будто я сам не знал! За что не люблю старые долги — по закону подлости возвращать их приходится в самое неподходящее время.
Поехал в «Звезду» прямо с планерки. Обосновались ребята неплохо. На первом этаже вахтер в будке с толстым стеклом, из которой открывается решетчатая входная дверь. Чем-то напоминает тюремный коридор. Без лишнего шума к ним не ворвешься.
А в будке сидел — кто бы вы думали?! — мой старый знакомый, однокашник Веретельников. Он прокозлился в крытой — кого-то толпой до смерти забуцали — и был перекинут на зону. И там не долго прослужил. Блатные из его отряда разжились самогоном, разговелись и принялись отплясывать ламбаду. Он привалил на шум, начал бухтеть. Народ возмутился и отпиздил его. Хотели башку тумбочкой расколоть. Не успели: какая-то сука мусоров позвала. Веретеля месяца два повалялся в госпитале, а потом был переведен в управление.
— Привет мусорам! — поздоровался я.
— Кто к нам пришел! — заулыбался он, показав два ряда золотых зубов — память о ламбаде.
Я был уверен, что вставит именно золотые — визитку подворовавшего быдла.
— Ты как здесь оказался? — поинтересовался я. — За взятку вышвырнули?
— Сам ушел.
— Да не гони!
— Честно. Оно мне надо — рисковать за копейки?!
— Чем же ты в управление рисковал? Разве что с поличным прихватят.
— Тебе не понять.
— Куда нам?! — усмехнулся я. — А здесь много платят?
— Побольше, конечно, но…
Ну да, это только независтливые довольны своими доходами. Поэтому и много имеют.
— А я слышал, ты богачом стал, — произнес он.
— Слух у тебя — музыкальный.
— Не жалуюсь.
— Разве не отбили на зоне?
Он перестал сверкать зубами и глазами, спросил мусориным тоном:
— Чего надо?
— С шефом твоим потолковать.
— По какому вопросу?
— Тебя это не касается.
— Если не касается, значит, не пропущу.
Куда ты денешься, когда разденешься?!
Он, видимо, нажал кнопку звонка, потому что на втором этаже послышались торопливые шаги. По лестнице, проскальзывая на ступеньках, спустился парень лет под тридцать в пятнистой спецназовской форме без погон. Мои пацаны тоже любят вышивать в такой.
— Что такое? — спросил он Веретельникова, но глядя на меня.
— Да вот, визитер непрошеный.
— Слышь, Веретеля, я ведь приехал один и без оружия, — сказал я. — Пока один и без оружия.
— Ты — Барин? — опознал меня прибежавший.
— Угадал, — ответил я. Оказывается, я очень популярная личность в городе, первые встречные узнают.
Он махнул Веретеле и тот нехотя открыл дверь. Вдвоем поднялись молча по лестнице, прошли по коридору. Слева и справа было по две двери, еще одна — прямо, в конце коридора. За первой левой кто-то кричал, наверное, в телефонную трубку:
— Без предоплаты не дадим!
Мой сопровождающий приоткрыл дверь в конце коридора, просунул голову и сказал:
— Алик, тут пришел… — он оглянулся, решая, как меня назвать, — …рэкетир Барин.
Уважают. Бандит, убийца — это что-то грязное, отталкивающее, а рэкетир, киллер — романтика, герой.
В кабинете за столом сидел мой ровесник. Я плохо помнил его отца, но кажется, сын не похож на него. Он подобрался и расправил плечи, стараясь самому себе казаться смелее. Вот только слюну не надо сглатывать, ведь во рту пересохло.