Annotation

Попаданец, оказавшись в магическом мире, обнаруживает, что магия этого мира на него не действует. Такое положение дел дает преимущества которых не представляют здесь даже высшие. Однако у каждой медали есть обратная сторона; ГГ понимает, что его начинают «использовать» в своих интригах местные, притом что кроме этого не понимает вообще ничего...

Гессех

Эйнгхенне

Нейгетт

Ддейхерг

Твеййессо

Гессех

Что-то было не так. Марк понял это когда спустился к излучине ручья, на которой стоял указатель. Мощного сооружения, способного выдержать и зимние лавины, и весенние разливы, и летние грозы, и атаки вандалов, теперь не было. Ручей огибал пригорок, и вместо башни с панелью на нем возвышалось дерево.

Местность слишком примечательная, да и заблудиться здесь просто негде. Каменистый лог спускается между хребтами предгорий; ручей прыгает по уступам, шумит водопадами, растворяется в утренней дымке; откосы поднимаются от берегов, затем возвышаются скалы. Марк, продолжая недоумевать, спустился к воде. Тропы, по которой он вчера поднимался в лог, не было.

Оглядевшись с недоумением еще раз, он продолжил спускаться. Наконец показался похожий на нос отрог, внизу за которым должна быть дорога. Без тропы сквозь густую у ручья траву было не пройти, и Марк запрыгал по камням вдоль берега. Выбравшись к подошве отрога, он в очередном недоумении, уже почти паническом, остановился. Асфальтовой ленты с яркой, хорошо видной издалека разметкой — не было. Все остальное на месте – в частности, зубчатый кряж километрах в полутора слева, на западе; еще вчера оттуда приходила дорога, а сегодня – дороги нет.

Как это вообще понимать?! Врачи любят предупреждать, что сумасшествие приходит незаметно, сам ты этого не замечаешь. Но, во-первых, всегда было непонятно – как можно сойти с ума и самому этого не заметить. Во-вторых, Марк всегда считал себя совершенно вменяемым, психически полноценным (и находил тому множество доказательств).

Но дороги, так или иначе, нет. Где-то наверху осталась лощина, и в ней охотничий домик, в котором обычно оставались переночевать посетители этих мест. Марк вытащил телефон – просто так, от растерянности. Отсутствие связи сейчас ничего не значило, ее не будет еще километров пятнадцать; по времени (10:35) все вроде как надо... Он опустил телефон и беспомощно оглядел подошву хребта, по которой — еще вчера утром! – пробегала дорога. А по ней два раза в день автобус... И что теперь делать?

Марк присел на камень. Если не сошел с ума он сам – значит сошло с ума все вокруг. Если реального объяснения произошедшему не найти, надо искать нереальное. В любом случае надо определить базу случившегося, и соответственно этой базе действовать дальше. Если допустить, что действительно существуют петли времени, временны́е провалы – остается предположить, что он попал в такую петлю, или провалился в такой провал.

И в любом случае надо искать какое-то жилье, каких-то людей. Без ничего, с одной сумкой через плечо (куртка на случай дождя, карта местности, пакет с крошками бутербродов, бутылка с каплями сока) долго не продержаться. В горных листьях, ягодах и кореньях Марк не разбирался; охотиться на кого-нибудь с камнем в руках — глупо. Тем более, он не знал на кого здесь можно охотиться (и вообще не был на охоте ни разу в жизни).

Тут Марку подумалось, что ему, как бы сказать, повезло. Если он действительно провалился во временной провал, то мог провалиться, например, в февраль — когда здесь три метра снега и минус двадцать. Он бы замерз насмерть через тридцать минут. Он похолодел – допустим, все-таки это не бред. Допустим, некая действительная реальность... Обоснованная научно. Мало ли что бывает в мире? Тогда...

Он вскочил, оглядел долину, которая растворялась вдали, в дымке у далекого кряжа, и продолжил спускаться. Через пятнадцать минут он стоял там где вчера выходил из автобуса. Место не спутать – здесь ручей прыгал с последнего камня, и тек дальше в долину уже неторопливой речкой. Тек так же как и вчера – а дороги, как и вчера, нет.

Он огляделся, присмотрелся – трава вдоль траектории дороги была, как бы сказать, протоптана; была реже, ниже, и местами открывала почву. Если тут, здесь и сейчас, живут какие-то люди — использовать такую удобную кривую для передвижения вполне логично. Марк снова похолодел, подумав куда именно мог «провалиться». В какое время? Сто лет назад? Тысячу? Десять? Или вообще... К динозаврам? Да нет, это вряд ли. Вот — однозначно дорога, значит здесь ездят люди. К мамонтам -- максимум. Да, но при мамонтах здесь было бы холоднее?.. Или как там?.. Какой сейчас месяц?.. Он вывалился из августа – самого теплого здесь месяца. В какой месяц тогда провалился, если сейчас так же тепло, как вчера?

Путаница беспомощных мыслей рассы́палась – вдалеке справа, на востоке, показался вроде бы конь, а на нем вроде бы всадник. Точно! Абориген! Марк взлетел на ближайший пригорок. Абориген едет сюда; конь гнедой, одежда всадника пока непонятна. Двигается медленно, как-то расслабленно, – словно наслаждаясь прекрасной погодой и замечательными пейзажами.

Скатившись с пригорка, Марк замер у всадника на пути. Тот заметил его – но не проявил никакого интереса. Наконец, через мучительно долгих пятнадцать минут, всадник приблизился. Остановился, что-то сказал.

Одежда и амуниция всадника виднелись во всех деталях. Абориген не принадлежал ни к какому известному историческому периоду – это стало ясно сразу. Но в глаза сразу бросилось и нечто другое. Ошеломляло качество ткани, отделки одежды, обработки амуниции – в частности, металлических элементов. Такой чистой фактуры, такого качества полировки, такой ясности узора Марк не видел даже на самых классных дорогих «элитных» вещах.

Пока он, остолбенев, оглядывал цепочки и карабины, всадник обвел рукой западный кряж и повторил свою фразу. Затем произнес другую, указав на каменистый лог. Марк закивал, увязнув взглядом на шлеме.

Шлем был невиданной, необыкновенной работы. Черный матово-полированный металл с темно-изумрудным рисунком, напоминающим перламутр; составлен из концентрических поверхностей (сразу не разглядеть как хитро); по краям поверхностей – тонкий узор-барельеф, на каждой – собственного оттенка, своего цвета спектра, при этом интенсивность и теплота цвета зависят от угла зрения. Длинный темно-изумрудный плащ-накидка, покрытый исключительно вышитым растительным узором; заколот на груди фибулой, мерцающей в ответ на сверкание шлема.

Незнакомец оглядел Марка – джинсы, клетчатая рубашка, – хмыкнул и указал рукой по дороге. Затем так же неспешно продолжил путь. Так они двигались час, и всадник только пару раз оглянулся, словно проверяя – не отстал ли его пеший спутник.

За это время Марк успел изучить узоры на шлеме, плаще, сапогах и ножнах за спиной незнакомца. Оставалось удивляться и удивляться – как совершенны должны быть материалы и технологии, чтобы получить такую чистоту фактуры, такую тонкость линий, такую ясность цвета. Стало казаться, что черно-матовый материал был не металлом, а веществом в неком новом, в мире Марка неизвестном состоянии. Хотя все остальное похоже на привычную кожу, только качества непривычного. При этом, самое интересное, все предметы – идеально чистые, свежие, как будто никогда не пачкались.

Через два часа они спустились к началу длинного озера, которое уходило здесь направо, на север, формируя долину между параллельными кряжами. Слева, с юга, в озеро широкой лентой вливалась река, бравшая начало в южном массиве. (В этот приезд Марк собирался туда попасть – с чем, как видно, теперь приходилось повременить.) Вчера утром здесь, у впадения реки в озеро, стоял автомобильный мост. Сейчас никакого моста, разумеется, не было. Зато на берегу виднелась хижина, и за ней, на воде, – плоскодонка.