Никого знакомых москвичей ни в Ялте, ни в Алуште я не встречал. Было два или три случая, когда во время прогулки, какие-то встречные раскланивались со мной. Возможно, узнавали по последнему фильму. Лариса интересовалась:

— Кто это?

— Понятия не имею.

— Ну да — ты ж знаменитость. Тебя узнают. У Ларисы было хорошее настроение. Вечером она потащила меня на танцплощадку, вокруг которой стояли столики, за которыми отдыхающие пили кофе, вино. Не успели мы сесть за столик, как к нам подошел молодой человек и пригласил Ларису на танец. Она вопросительно улыбнулась мне, мол, разрешаешь? — и я согласно кивнул головой. Она резвилась, как девчонка, вырвавшаяся наконец из-под опеки родителей. Она любила танцевать, ей нравилось общество, и на этот раз я обнаружил в ней задорный нрав. После одного танца, пошел другой. Но теперь ее пригласил уже не прежний, а другой кавалер. И она с охотой пошла танцевать. Мне приятно было наблюдать ее веселую, счастливую и в то же время я чувствовал себя неуютно, обделенным судьбой. Во мне шевелился червячок ревности, и мне хотелось побыстрей уйти от этой дурацкой, кричащей, оглушающей музыки. И когда после второго танца она вернулась к столику, радостная, возбужденная, я ворчливо сказал:

— Ты остаешься? Я ухожу. Меня раздражает этот скрежет. — Она виновато посмотрела на меня и сказала:

— Извини, милый, увлеклась. Уходим. — С Никитиными мы виделись ежедневно. К Ларисе они отнеслись очень дружески и тепло. Иногда встречали и Сергея Сергеевича. Он сдержанно, но учтиво интересовался, как нам отдыхается, нравится ли Алушта, как нам понравилась Ялта? Мы сообщили, что Александр Петровича готовит нам поездку в Севастополь. Однажды он как бы между прочим спросил, не встречали ли здесь своих знакомых москвичей. Вопрос был обычный, ничего не значащий, мы не придали ему никакого значения. Но вот на второй день Сергей Сергеевич отыскал нас на пляже, чтоб поговорить со мной с глазу на глаз. Лариса оставалась лежать на гальке, а мы отошли на несколько метров в сторонку. Приглушенным густым голосом Сергей Сергеевич заговорил внимательно глядя на меня:

— Егор Лукич, вчера я не зря поинтересовался о ваших знакомых москвичах здесь, в Алуште. Дело в том, что некто икс буквально охотиться за вами или за вашей спутницей. Конкретно — это местный курортный фотограф. У него фотокамера с дальнобойным объективом. Позавчера я видел, как он фотографировал вас, когда вы антизагарным кремом смазывали спину Ларисы. При этом он старался снимать ваши лица. Вчера он фотографировал вас, когда вы оба лежали на пляже и потом, когда вы вместе входили в море. Мне показалось это странным. Сегодня он пытался вас снова сфотографировать за столиком, когда вы пили кофе. Я подошел к нему, — он меня наверно знает, — меня многие местные знают, — и я спросил, почему его интересует эта пара? Он был смущен на какой-то миг, но тут же нашелся, ответив, что его интересуют все интересные. Но никакой пары персонально он не фотографировал. Тогда я строго спросил: «Отвечай, как на исповеди: на кого ты работаешь?» Он сделал удивленное лицо и сказал, что работает только на себя. Это его бизнес. «Так вот что, бизнесмен: имей в виду — это мои друзья, и в случае какой-нибудь пакости для них с твоей стороны, так будешь иметь дело со мной. О чем очень пожалеешь». Он побледнел, с наигранным недоумением пожал плечами и скрылся в толпе. Я считал своим долгом предупредить вас об этом. От подобных типов, вроде этого фотографа, можно ожидать всяких мерзостей. Излюбленная у них — шантаж. Так что если он осмелится после моего предупреждения предпринять что-нибудь против вас, вы меня предупредите. Через Александра Петровича.

Сообщение Сергей Сергеевича озадачило и насторожило меня, хотя особого значения я ему не придал. Мне даже не хотелось о нем рассказывать Ларисе, зная ее тонкую, чувственную и впечатлительную натуру. Но как только я вернулся к ней на пляж, она тотчас же атаковала меня вопросом:

— Что случилось, о чем вы говорили?

— Да собственно, ни о чем, — пытался увильнуть я.

— Не правда, я по глазам твоим вижу — вы говорили о чем-то серьезном.

— Просто, обсуждали предстоящую поездку в Севастополь: как лучше туда добраться — по суше или по воде. Ты хорошо переносишь болтанку? — солгал я.

Мне казался ответ мой убедительным. Но только не для Ларисы. Ведь мы с ней настолько сроднились, вошли друг в друга, что научились читать мысли. Она впилась в меня таким пронизывающим взглядом своих рысьих глаз, что я не выдержал, и все ей рассказал. Ее охватило волнение, даже беспричинный страх. Все мои попытки успокоить ее она решительно отвергала. Тут же собрались и мы ушли с пляжа в дом Никитиных. Она очень огорчилась и готова была немедленно возвращаться в Москву. Не действовали на нее и уговоры Александра Петровича. В разгоряченном мозгу она уже рисовала жуткие картины. Я знал чего она больше всего боится: своих родителей, для которых может открыться наша тайна. Она попросила постараться достать билеты на самолет на ближайший рейс. В разгар сезона сделать это было не легко. И все-таки нам удалось заказать билеты на самолет, вылетающий через три дня. Ни о каком Севастополе Лариса и слышать не хотела. По ночам она в невероятном напряжении прижималась ко мне, словно искала у меня защиты от неведомой беды. Я, как только мог, старался утешить ее. А она, целуя меня, жалобно шептала:

— Родной мой, единственный Егорушка… Я очень боюсь потерять тебя. Я не знаю, как я буду без тебя…

— Но почему ты должна меня терять? Что за причина, — недоумевал я.

— Я знаю: злые люди хотят нас разлучить. У меня предчувствие.

И надо же было такому случиться: за день до отлета, сделав прощальный визит морю, после полудня мы сидели вдвоем с Ларисой за столиком пляжного кафе, пили вино и ели мороженое. За соседним столиком молодая парочка тоже развлекалась вином и мороженым. Я даже не обратил внимание, когда к ним подсел, судя по их недовольству, посторонний человек среднего возраста, одетый в светлый костюм и черную рубаху с пестрым галстуком. Лариса его заметила раньше меня, вздрогнула, засуетилась и побледнела.

— Что с тобой, моя дорогая? — буквально опешил я.

— Посмотри на тот столик. К той паре подсел тип. Это знаешь кто? — голос ее дрожал. — Это тверской хмырь, тот самый Трапер, владелец бульварной газетенки и бизнесмен. Давай, зови официанта, рассчитываемся и уходим.

— Почему? Ну и черт с ним, плевали мы на этого Трипера, — Я нарочно исказил его фамилию. — Чего нам бояться? Мы что — нелегалы какие?

— Нет-нет, Егор, уходим.

И мы ушли. Эта встреча еще пуще расстроила Ларису. За прощальным ужином, который нам устроили Никитины вместе с Сергей Сергеевичем, Лариса почти ничего не ела, но вместо вина, к удивлению хозяев, выпила две рюмки коньяка, пояснив это так:

— Хочу перед отлетом выспаться. Последние ночи меня мучила бессонница.

Сергей Сергеевич улучив момент сказал мне, что с тех пор фотографа он не видел, куда-то исчез.

Спать мы легли раньше обычного, учитывая время вылета самолета. На этот раз она уснула быстро, лежа на моей руке. Я чувствовал, как сильно стучит ее сердце и пытался считать пульс. Он был ровный, хотя удары его были сильней обычного. Во втором часу ночи она вдруг взметнулась и сильно в ужасе вскрикнула «Егор!»

— Что с тобой, девочка? — Я нежно обнял ее и прижал к своей груди. Она вся дрожала, прильнув губами к моему лицу. — Тебе приснился дурной сон?

— Со мной это впервые. Я очень кричала? Мне приснилась сильная буря, мы шли с тобой и вдруг откуда-то возник ураган, в образе какого-то чудовища, и он нас разъединил и унес в разные стороны. Я потеряла тебя. Я кричала, звала тебя. Мне было жутко. — на все еще не могла успокоиться, прижимаясь ко мне горячим, нежным и таким родным телом. Я успокаивал ее, как только мог. А она дрожащим голосом взволнованно шептала: — Теперь ты со мной, и ничто нас не разлучит. Я знаю, я верю, ты мой вечный.

— Успокойся, милая, постарайся уснуть.