— О Господи… — вздохнула миссис Люкас, переворачиваясь на живот и открывая книгу.

Мария начала его искать. Сначала просто оглядела пляж, а потом вскочила и забегала туда-сюда, хотя и понимала, что выглядит глупо, как ненормальная. Она скоро запыхалась, но все без толку. Сердце отчаянно колотилось. На пляже Мартина нет — это ясно. Пляж был небольшой: с одной стороны он заканчивался острыми камнями, с другой — постепенно переходил в поросший кустарником утес, на который даже глядеть страшно.

— Его нигде нет!

Миссис Люкас перевернулась и встала.

— Да, действительно.

— Наш Мартин не пропадет, — отозвалась другая миссис Люкас.

Обе встревожились, но не сильно.

— Ну что ж. Пора собираться домой, — заключил мистер Фостер.

Миссис Фостер начала решительно складывать вещи.

— Он пропал! — вскрикнула Мария так, что все оглянулись (ее голос готов был сорваться — в слезы? В ярость? — трудно сказать).

— Мартин!.. — позвала миссис Люкас.

Она тоже принялась складывать пожитки.

— Сейчас начнется прилив, — сказала Шарлотта. — Может, Мартин зашел вон за те камни. Сильный прилив смывает там весь пляж.

— Перестань, не будь такой паникершей, — обрезала ее мать. — Помоги лучше собрать вон те чашки. Ма-артин…

Море Мария отвергла сразу: прилив не прилив, камни не камни, но там его нет — она знала. Она посмотрела на утес, где слева шел голый скальный обрыв, такой крутой, что ничего на нем не росло; казалось, он может обвалиться от одного взгляда. Окаменелости могли быть только там, если они вообще здесь были. Dapedius, белемниты и черные акульи зубы.

— Он там, наверху, — чуть не плача, вскричала она. — Я знаю, он там.

Все подняли головы.

— О Боже! — воскликнула миссис Люкас. — Надеюсь, его там нет.

— Что с тобой, Мария? — спросил мистер Фостер. — Откуда ты знаешь? Ты видела, как он туда залезал?

Мария только помотала головой и что-то промямлила. Ее всю трясло. Теперь уже все смотрели не на обрыв, а на нее.

— Что с тобой, дорогая? — повторил мистер Фостер. — Наверное, он просто ушел вперед.

— Нет! — выкрикнула Мария. — Он там, над обрывом. Они все там. Вы что, не слышите, как лает собака!

Даже не верилось, что они не слышат, а тупо стоят вокруг нее и ничего не делают, когда там, наверху, где-то в кустах, бедный пес дошел уже до полного безумия, и снова послышался этот кошмарный шум, как будто земля вздыбилась и двинулась с места, и сквозь этот шум донесся крик девочки.

— Хэриет, — прошептала Мария. — Бедная Хэриет…

Она подняла голову и увидела, что утес почему-то гуще покрылся кустами и деревьями, чем минуту назад. И вдруг он весь задрожал, затрясся и рухнул прямо у нее на глазах. И лай маленькой собачонки резко оборвался.

Мария закрыла лицо руками и разрыдалась.

Тут все разом заговорили, стали ее успокаивать, и она услышала, как мать сказала: «…последнее время она стала такая нервная. Я так и думала, что это кончится слезами…» «Пусть ест мой кусок торта к чаю», — разрешила Шарлотта, и еще чей-то возглас: «Вот Мартин, где тебя гоняло?»

— Ну-ну, успокойся, Мария, ничего с ним не случилось, — пробормотал ужасно смущенный мистер Фостер.

Но Мария, оторвав руки от заплаканного лица, воскликнула с мукой в голосе:

— Я знаю, что с ним ничего… Это не с ним, это с Хэриет. Утес обвалился и убил ее.

Кто-то возразил:

— Но ведь никакого обвала не было. Ты что, Мария?

Ничего же не было.

— Не сейчас, — застонала она. — Не сегодня. Давно, когда здесь была Хэриет. У-у-у… мерзкое место, ненавижу его, ему все равно. Хочу домой.

И она, спотыкаясь, побежала к тропе.

— Надеюсь, тебе понравился пикник? — спросила миссис Шэнд.

— Не очень, — ответила Мария.

Наступил вечер. Они возвращались с пикника, но Мария плохо понимала, что происходит. Потом все стали прощаться, разбирать вещи, и Мария поднялась к себе в комнату. Родители обращались с ней осторожно — скорее сочувственно, нежели с раздражением, как будто она была нездорова. Неплохо бы сегодня пораньше лечь спать, сказала мама. Отец явно хотел забыть этот день как можно скорее и с подчеркнутым оживлением взялся складывать вещи для отъезда в Лондон. Мария минут десять посидела на краешке кровати и спустилась вниз.

— Я хочу попрощаться с хозяйкой.

— Да-да, конечно, — отозвалась удивленная миссис Фостер.

И вот Мария снова сидит у миссис Шэнд на ситцевом диване с розами в окружении тикающих часов, настойчивых и тяжеловесных — каждые на свой лад, — и снова смотрит на вышивку, только еще более пристально.

— Уж не лихорадит ли тебя? — спросила миссис Шэнд.

— Нет, — ответила Мария и добавила с новым всплеском откровенности: — Просто я плакала.

— Ну и очень глупо, — сказала миссис Шэнд. — Возьми лучше шоколадку.

— Вообще-то я не очень люблю шоколад.

Миссис Шэнд впилась глазами в свою вышивку.

— Тьфу ты, — пробормотала она и взяла ножницы. — И отчего же ты плакала, осмелюсь спросить?

Наступила пауза. Миссис Шэнд распорола синие шелковые стежки; Мария посмотрела сначала на нее, потом на ее вышивку и наконец ответила:

— Мы ходили на пикник, туда, на дальний берег, где были обвалы. Мне там не понравилось. Жуткое место. Там убило Хэриет, да?

Ее глаза наполнились слезами.

Миссис Шэнд отложила ножницы, выдернула из полотна несколько ниток и сказала:

— Что ты такое выдумала? Конечно, нет.

На джинсовые коленки Марии упало несколько слезинок.

— Как же? — спросила она.

Миссис Шэнд пошарила у себя в рукаве и вытащила белый носовой платок — в углу стояли инициалы: X. С.

— Вот возьми-ка. Конечно, Хэриет не убило. С чего ты взяла?

Мария потерла глаза. Великое чувство трагедии и горя вдруг превратилось в обыкновенную глупость. И удивление.

— А почему же нет ее фотографий старше меня? И взрослой?

— Как нет? Есть, — возразила миссис Шэнд и указала на фотографию в серебряной рамке на столе.

— А я ее раньше не замечала, — удивилась Мария.

Она посмотрела на фотографию: женщина в возрасте ее мамы и девочка лет десяти-одиннадцати. На женщине — длинная юбка, схваченная на талии белым поясом, и блузка с высоким стоячим воротничком и длинными рукавами. Волосы собраны на макушке в пучок. Она весело и широко улыбалась и в руке держала корзину с яблоками или еще какими-то фруктами — похоже, она их только что собрала. Девочка в старомодной шляпе от солнца, тоже сжимала в руках корзину. Взгляд у нее был суровый.

— Мы ездили в Дэвон, на семейный праздник, — пояснила миссис Шэнд. — Тети, кузины и все остальные.

Наша семья всегда была очень родственной.

Мария вгляделась в карточку.

— Девочка — это вы?

— Девочка — это я.

— А взрослая дама… Хэриет?

— Моя тетя Хэриет. Миссис Стэнтон. У нее не было своих дочерей, одни мальчики, и я получилась любимицей.

Она была необыкновенной тетей, — продолжала миссис Шэнд с теплотой в голосе и снова взялась за вышивку.

— А почему тогда ее вышивку закончила Сьюзан?

— По доброте душевной. Тетя не любила вышивать, а у моей матери хорошо получалось. Честно говоря, я не знаю, как тете Хэриет удалось отделаться от рукоделия, но, видно, как-то удалось.

— Но ведь в альбоме нет ее фотографий. С Сьюзан и другими.

— Ее отправили в пансион, считали, что ей не хватает дисциплины. Потом она рано вышла замуж и долгое время жила в Индии. А то, что фотографий нет, — это чистая случайность.

— Понятно, — сказала Мария.

Но качели-то есть, подумала она, но не смогла заставить себя произнести это вслух. Я ведь знала, что они есть, еще до того, как увидела их на вышивке, и еще я слышала, как тявкает маленькая собачонка. Или я просто придумала этот лай, строго сказала она себе.

— Обвал, разумеется, был, — продолжала миссис Шэнд. — Когда тетя Хэриет была примерно твоих лет. Здесь ты абсолютно права. И небольшая трагедия случилась.