Славку Беклемишева давно уже подмывало вставить что-нибудь свое в этот чертовски волнующий разговор. Но, кроме всплывшей из какого-то учебника фразы «По насыщенности органической жизнью Охотское море напоминает уху…» – ничего не приходило ему в голову.

Опаловый край воздуха над сопкой давно уже исчез. Темная ночная прохлада заполняла долину.

Совещание в комнате заканчивалось. Топорков, Бедолагин и Янкин переминались на месте, слушая последнюю речь С. С. Крапотникова.

– Каждый желает, чтобы его уважали. Каждый хочет быть на своем месте. Разве не так?

Никто не возражал. Бедолагин с легким вздохом покосился на чуть тронутую бутылку спирта. Янкин осторожно дернул его сзади за штаны.

– От нас, в общем, нет возражения, – откашлявшись, сказал он. – Попробовать можно. Пошли мы.

Они повернулись к двери.

– Эй, товарищи! – спохватившись, крикнул Семен Семенович. – Початую посуду не оставляют. Не годится.

– Непьющие мы, – постным тоном ответил ему Бедолагин.

Улетая, Славка Беклемишев не оставил адреса. Тем более он был удивлен, когда в питомник пришло письмо па его имя. Писал Миха Ступарь:

«Тут у нас недавно состоялось собрание. Представь, вспомнили о тебе. Шеф сказал, что наши специалисты работают сейчас в самых глухих восточных районах. За ним выступил Мироненко и резонно ответил, что „практика – воздух молодого ученого“. Только Чернышев втихую съехидничал: „Практика практикой, а мимоза в тундре не цветет“. Ты черкни, как там насчет мимозы. И еще: встретил я в библиотеке твоего приятеля-физика. Тот взял меня за пуговицу и стал допрашивать, как на востоке обстоит дело с самоорганизующимися системами. Я на всякий случай заверил, что очень хорошо»…

– Что-нибудь важное? – спросил Семен Семенович.

– Так. Кое-что про систему Мироненко. Спрашивают, цветет ли здесь мимоза.

– Она здесь цветет по своей, особой системе, – серьезно ответил Семен Семенович.

Они сидели на камне возле крайней вольеры. В стороне оживленно перетюкивались ножи. Десяток домохозяек, привлеченных сдельной оплатой, обрубали зловредные головы.

– Идемте, – сказал Славка.

– Я думаю, может быть, организовать пацанов на ловлю бычка? У бычков нет этих косточек?

– Проверим, – сказал Славка.

– Куда гарпун кладешь? – сердито спросил Топорков. – Или он тебе с левой руки нужен?

Мотофелюга «Старушка» третий раз отправлялась в море. Первый рейс был просто пробным. Во второй раз сорвавшийся откуда-то ветер загнал шлюпку обратно в речное устье.

За это время мотофелюга приобрела вид бывалого промыслового судна. Длинные шесты гарпунов аккуратно мостились вдоль борта. Зачехленные от морской сырости винтовки лежали на банках. Портящие морской антураж посуда и примус прятались в носовом отсеке. Брезентовые полосы брызговиков не болтались как попало, а были аккуратно прикантованы бечевкой. Толстый морской брезент укрывал одежду и продукты, и кольчатые свитки линей висели на нужных крючьях.

В этот раз на берегу не торчала толпа. Было раннее утро. Ленивые, почти неприметные для глаза валы океана с шорохом перекатывали гальку. Сплющенное рефракцией солнце висело над водой желтым блином.

– Куда они пойдут? – спросил Славка.

– В какую-то Татьянину бухту. Старожилы посоветовали. Говорят, по морскому зверю нет богаче места, – ответил Семен Семенович.

Они стояли на берегу трое. Третьим был Веня Ступников. Он стоял в сторонке и, сосредоточенно дымя сигаретой, наблюдал за погрузкой.

– Пошли! – скомандовал Топорков и налег плечом на корму.

Мотофелюга проскрипела килем по гальке и тихонько закачалась на воде. Затарахтел двадцатисильный двигатель. Никто из троих, сидевших в лодке, не оглянулся на берег.

Семен Семенович Крапотников долго смотрел вслед шлюпке. Он размышлял о том, что такое удача и какова ее вероятность. И, как бы отвечая на его мысли, Веня сказал:

– Они же дилетанты в морской охоте, а дилетантам всегда везет.

– В «очко» им везет, – сердито сказал Семен Семенович.

Желтый круг солнца поднялся выше. Пылающая отблесками рябь усов тянулась за носом лодки, которая теперь казалась просто черным непонятным предметом.

– Черт возьми, – зачарованно вздохнул Славка. – Такое не каждый день увидишь.

– Конечно, если человек нездешний, – ехидно вымолвил Веня и, независимо сплюнув, зашагал от берега.

– Ну что ж, – сказал Славка. – Пожалуй, мне пора на крыло; Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. А то как бы там институт без меня не обрушился.

В дверь постучали. С независимым видом вошла Соня.

– Семен Семенович, – сказала она, – там бычков привезли три корзины. Принимать или не принимать?

– Соня, – сказал Семен Семенович, – я объявлю вам выговор. Какой вы, к чертям, Тамерлан, если человек ни с того ни с сего собирается уехать!

– Может быть, человеку столичные нравятся, – дерзко сказала Соня.

Зазвонил телефон. Славка взял трубку. – Кит, – сказал чей-то хриплый возбужденный голос. – К вам прибыл кит.

– Какой кит? – спросил Славка.

– Мертвый, конечно, – ответила хриплая трубка.

Они обгоняли пешеходов. Пешеходы тоже шли к пристани. У них был необычный возбужденный вид. Пешеходов становилось все больше. Еще издали они увидели на пристани толпу. Толпа стояла у причала, и оттуда шло глухое удивленное молчание.

Мотофелюга «Старушка» покачивалась у деревянной стенки. Рядом с ней качался мертвый сероватый кит. Топорков, Бедолагин и Янкин встали им навстречу.

– Как? – сиплым голосом спросил Семен Семенович.

– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.

– Кашалот. С зубами, – добавил Топорков. «Нет, такого мне больше никогда не увидеть», – сказал сам себе Беклемишев. Но он ошибался. Ему предстояло увидеть еще многое…

– Пресса, пропустите прессу, – раздалось сзади. Веня Ступников рассекал толпу, целясь в фотоаппарат. – Готово, – сказал он, переведя десятый кадр. – Теперь мне надо снять, как его будут резать.

– Обыкновенно, – сказал Бедолагин.

– Вытащить надо вначале, – добавил Янкин.

Кита удалось вытащить при помощи двух автомашин и одного трактора. Его отвели на отмель за пристанью. Теперь он лежал на песке. Беклемишев шевелил губами. Он вспоминал систему определения возраста кашалотов и их размеры.

Веня Ступников дощелкивал вторую пленку. Топорков, Бедолагин и Янкин совещались о чем-то в стороне.

– Ну, – сказал Семен Семенович, – транспорт ждет.

Но никто не подходил к киту ни с топорами, ни с ножом.

– В чем дело?

– Большой он, – сказал Янкин. – Чем резать?

– Чем?

Кит лежал как монолитная скала. Семен Семенович ожесточенно скреб затылок. Беклемишев стоял в стороне и мучительно старался приспособить кита к системе раздела тушек грызунов. Но ни Мамушкин, ни Гупер в этой ситуации не годились.

Веня Ступников метался между Крапотниковым и Бедолагиным, между Янкиным и Топорковым.

– Идите к черту, – сказал ему наконец Янкин. – Я не знаю, как обдирают эту мышку.

«Я должен найти выход, – сказал сам себе Веня. – Я обязательно должен его найти». И он вспомнил.

– Моби Дик! – крикнул Веня. – Есть такая книга, где все про китов. Увлекательный роман. Я бегу в город.

Веня бежал в город и обдумывал варианты поисков, если книги не окажется в библиотеке.

В это время кто-то осторожно дернул Крапотникова за рукав.

Трое темнолицых невысоких юношей стояли перед ним. На них были одинаковые черные костюмы с выпущенными поверх воротниками рубашек. Он узнал их. Это были юноши из зверобойного поселка к северу. Они прибыли сюда катером и ждали самолета. Все трое летели куда-то учиться.

– Что? – спросил Семен Семенович.

– Мы можем, – сказал один из невысоких юношей. – У нас в колхозе это делают ножами. Нам нужны ножи, бруски и переодеться.