— Да не, Шериф, он не полезет: он уже в штаны наложил от страха, — подтрунивали парни.

Через пару минут в сторону киоска полетел кирпич, посыпались осколки разбитого стекла. Парни, чтобы заглушить этот звон, стали орать какую-то дурную песню. Переждав несколько минут и убедившись, что кругом тихо, Колян полез в киоск...

После в подвале пили шампанское, закусывали шоколадом, курили дорогие сигареты.

— Ты, Колян, парень ништяк, не спонтовался, — дружески похлопал его по плечу Шериф.

Всем было весело, только щемило в груди от тоскливой песни тех, кто «топтал зону»:

А в ту ночь родители Коли обзвонили всех родных и знакомых. Справлялись о нем в больницах, сообщили в милицию.

— Только бы он был живой, — рыдала мать.

Он вернулся под утро, едва держась на ногах.

— А, родоки, привет! — Бросил он им в пьяной ухмылке.

Отец не сдержался и избил сына, несмотря на просьбы матери. С той ночи Коля попал под неусыпную слежку. В школу его провожал отец, после уроков он возвращался домой с матерью. Но все-таки не уследили — сбежал. Тогда мать села с ним за парту, но его уже ничем невозможно было удержать. Вышел выносить мусор и в чем был — в трико и футболке — рванул в подвал. Неделю его не могли найти. Жажда приключений толкала Коляна на угоны и драки. «Набивал кулак», — позже признался он мне.

Появилось у него еще одно увлечение — девочки. Обладая привлекательной внешностью, Николай часто ловил на себе их любопытные взгляды. Чего только стоили его светло-голубые глаза, темно-русые вьющиеся волосы и румянец во всю щеку! Они с Пушком «снимали» девочек и приводили их в подвал. Обнимая красивых мальчиков, прижав их к жестким доскам, девчонки не знали, что за слиянием их тел наблюдают в темноте десять пар жадных глаз, дрожа всем телом от нетерпения. Колян вставал, заправлял штаны, и в это время включался свет, и уже некрасивые мальчики валили на пол сопротивлявшихся девочек. После первой такой ночи отсиживались, ждали с тревогой: заявят на них или нет? Когда им сошло с рук, через некоторое время все повторилось, только с еще большими извращениями. На улице ловили пацанов-«соплистов» и за плату показывали им зрелище.

Милиция нагрянула неожиданно, в тот момент, когда по приказу Шерифа обнаженная девочка, утирая слезы стыда и унижения, под гул и свист пацанов исполняла «танец живота».

По приговору суда многих участников этих оргий отправили в колонию. Колю, как малолетнего, пожалели, да и родители приложили немало сил, чтобы спасти единственного сына: обзвонили всех знакомых, обегали все ступени милиции, суда и прокуратуры. Сын остался на свободе, но «черный воронок», в котором увезли Шерифа и его дружков-ковбоев, часто снился ему по ночам.

Прошло время, а вместе с ним и страх. Коля снова взялся за старое. Собрал себе новых «ковбоев», — сколько их ходит беспризорных! — нашел новый подвал — «ранчо» и занял место Шерифа. И вскоре вновь начались «приключения» с уголовным уклоном. Колян во всем подражал Шерифу, вспоминал его «уроки»: «Главное замарать пацана по какому-нибудь делу, и тогда он твой!» И как-то вечером он вывел своих новичков на «охоту». В тот вечер их жертвами стали парень с девушкой, для которых Колян решил устроить тут же, в беседке, «свадьбу». Они заставили парня пить вино, и, когда он стал отказываться, новички избили его. Весь в крови, он согласился стать «женихом». Подвыпившие ковбои кричали им «горько!» и с наслаждением наблюдали за их затяжными поцелуями. Прищурив глаза, попыхивая папироской, Колян с довольной улыбкой оглядывал своих новичков. И вдруг у него возникла дикая мысль.

— Эй, ты, жених! Ты сейчас изобразишь нам с невестой «брачную ночь».

Затравленный, избитый парень повалил девушку на пол беседки, задирая ей платье. Возбужденные ковбои, облизывая губы, во все глаза смотрели на эту «брачную ночь», не обращая внимания на крики «невесты».

Так прошло первое крещение новичков. А потом были угоны мотоциклов, кражи в блинной, хулиганство в кинотеатрах. После каждого фартового «дела» они с наворованным приходили в «ранчо», обмывали удачную «охоту».

— Так, ковбои, надо отметить наш поход на «железку», — сказал однажды Колян, светясь белозубой улыбкой. — Ты, Юрчило, говорил, что у твоего деда есть брага, тащи. Не даст, стукну в ментовку, что он самогон гонит: там у меня есть свои менты. А завтра надо должки собрать у тех, кто еще Шерифу задолжал. Ну, ковбои, по коням!

Красавчик Ник вел подростков-новичков к той черте, переступив которую ломались детские судьбы.

Однажды в «ранчо» влетел с криком Котяра: «Атас, менты!» Пацаны разбежались, стараясь выбраться по тайным ходам из подвала, где их встречали милиционеры и помещали в «собачник». Кому-то досталось и по почкам. Николаю не простили возвращение к старому. Заработал маховик государственной машины, чтобы изолировать Николая от общества как социально опасного. Беседы в инспекции по делам несовершеннолетних, наказание родителей штрафами и сбор документов служили доказательством опасности его для общества. Школа первой стала собирать документы и бумаги на Николая. Ему припомнили все. Особенно разбирали случаи, когда однажды он явился в школу пьяным, устроив взрыв в кабинете химии, и как по его вине учительница иностранного языка оказалась в больнице. Когда она заявила Николаю, что не будет вести урок до тех пор, пока он с вещами не выйдет из класса, он запрыгнул на подоконник, открыл окно и закричал опешившей учительнице:

— Если вы не оставите меня в покое, я сейчас выпрыгну с четвертого этажа, а вас будут судить!

Вскоре машина «скорой помощи» увезла ее в больницу с инфарктом.

Опасно было оставлять Колю в школе, по которой о нем ходили легенды. Он разлагающе действовал на учеников, а учителя стали его побаиваться. «Исключить из школы!» — был приговор педсовета. «Нечего держать в стаде паршивую овцу!». Следом за школой его турнули из секции спортивной гимнастики.

— Мне уголовники не нужны! Пошел вон! — закрыл за его спиной двери тренер.

У родителей, уставших от всех визитов уполномоченных, вызовов по всевозможным учреждениям, наступило безразличие к собственному сыну.

— Пусть делает, что хочет. Кончит колонией! — заключил отец.

— Гоша, как ты можешь? Он же наш сын, — плача, говорила мать.

Отец несколько раз хватался за ремень, чтобы дать родительские уроки, но, когда сын, схватив вилку, пошел на него, он махнул рукой.

— Тебя надо было в малолетстве придушить! — бросил он сыну и заперся в комнате.

Наступил день, когда Николай предстал перед комиссией по делам несовершеннолетних. Не помогли знакомые милиционеры, с кем он вел торг: он им нужную информацию о совершенных преступлениях, а они ему — прощение. И вот итог: решетки приемника-распределителя, где строем в столовую, строем на прогулку «в клетку», строем в мастерскую и постоянные полы, не успевающие просыхать.

Непрестанная тоска по свободе проходила в общении с пацанами, такими же, как ковбои из «ранчо». Первую неделю Коля приглядывался к ним и понял, что заправляет в группе Слон. Это был его ровесник, курносый, вечно глядевший исподлобья, попавший в приемник за грабеж. Они с пацанами воровали шапки у прохожих. Как-то перед отбоем Колян «стыкнулся» с ним в туалете. Слон только на вид был мрачным и суровым, а в драке оказался хилым. Узнав о стычке, пацаны в группе перешли на сторону Коляна, и он приблизил к себе тех, кого держал в страхе и над кем издевался Слон.

Больше всего Колян сдружился с Кенгуру — пацаном одиннадцати лет, которого направили сюда за ограбление кассы Аэрофлота, в которой работала его бабушка. И со Звонком, однолеткой Кенгуру. Звонком его прозвали уже здесь, в приемнике, милиционеры, за то, что он рассказал им о том, как по ночам беглецов из интерната будил будильник, напоминая о времени выхода на кражу.