— Стивен Кинг, «Кэрри», — сообщает Норт, выдергивая с полки другой диск.

— И все-таки жжешься, — бормочу я, комментируя его выбор, сюжет и наши взаимоотношения одновременно.

Но переползаю, освобождая половину дивана, не без скромной радости отмечая, что мне уже немного лучше.

— Потерпишь. Или ты не рада, что у Мэри не будет видео, где ты отсасываешь очередному «неподходящему» парню прямо на плитке в туалете?

Я морщусь и отвожу глаза.

— Посмотреть бы на тебя через пару курсов, чистюля, — хмыкает Норт.

Не то чтобы мы с Нортом после того случая часто общались, скорее нет. И в первый раз, и во второй мы быстрее и легче сблизились со Стефаном. Хотя если между людьми нет сексуального напряжения, так оно и бывает. И все же когда мы с Нортом встречались, он со мной заговаривал. Обычно первым. Чаще всего это случалось в библиотеке. Сидели мы, само собой, за разными столами, но есть еще столик библиотекаря, где сдаются книги, есть выход, да и не пропасть нас разделяла — перекинуться парой слов могли и так. Я несколько раз ловила его задумчивый взгляд на себе, и, конечно, он будоражил мое воображение, но что с этим делать — я не знала. Перед моим взором был один серьезный пример взаимоотношений: где мама вертела папой как хотела, и так же я поступала в школе с Герри. Но речь не о ком-нибудь — о Норте Фейрстахе. Я банально не знала, что с ним делать, и… предпочитала не делать ничего. Пока он мне это позволял.

Судьбоносный разговор случился также в библиотеке, когда я дожидалась очередной кипы книг для эссе, а он подошел, чтобы дождаться своей очереди. Мне позвонила Хилари. Смутившись, я скинула ее звонок, но это уже не спасло.

— Что за унылое дерьмо у тебя на звонке? — спрашивает Норт, бросая на мой телефон полный превосходства взгляд.

Не то чтобы я стыдилась своего вкуса, но он так красноречиво морщится, что я начинаю заводиться на пустом месте.

— Тебе какое дело? — огрызаюсь я.

Унылое дерьмо? Серьезно?

— Не всем нравятся кровь и кишки, как тебе.

Это я знаю, так как это знают все. Можно подумать, что в его машине каждый день кого-то режут: именно с такими звуками она заруливает на парковку у кампуса.

— Давай так, — ничуть не смущается Норт, глядя на меня с нескрываемым удовольствием. — Я буду присылать тебе в день по одной песне. Будешь слушать, только честно. И если через два месяца не перестанешь тащиться от заунывного женского вокала, я подарю тебе билет на концерт твоих обожаемых Lorde.

Не знаю, от чего я удивляюсь сильнее: от щедрого предложения или от того, что он знаком с творчеством Lorde.

— Ну и зачем тебе это?

— Люблю быть правым.

— Идет, — соглашаюсь.

— Даже не спросишь, что взамен? — усмехается он.

— Зачем? Ты все равно не выиграешь. Или как минимум не сможешь проверить.

Он усмехается.

— Точно собираешься спорить со мной вслепую? Потому что я вовсе не говорил, что не потребую ничего в случае выигрыша.

— Точно, — дерзко вскидываю я голову.

— Отчаянная.

Говоря это со смешком, он скользит взглядом по мне сверху вниз. И останавливается где-то в районе груди.

— Бестолковая книга.

— Что? — я с удивлением понимаю, что прижимаю к груди один из учебников по истории права.

Ну да, ну да, спорю, грудь за этим учебником Норт не заметит, даже окажись она голой. Я закрываю глаза, силясь понять, откуда в моей не самой бесполезной голове взялась эта «светлая» мысль. Один раз на крыше пообнимались — и готово, ага?

— Ну, до встречи через два месяца, — выдаю я, едва возвращается библиотекарь.

Женщина окидывает меня удивленным взглядом.

— Шутница, — лениво отвечает Норт.

Я тут же ухожу. Хотела бы сказать, что не оборачиваясь, но это было бы слишком круто даже для такой девчонки, как Тиффани Райт.

На протяжении двух месяцев Норт в музыкальном приложении присылает мне по композиции каждый божий день, прямо перед сном. Я их честно слушаю, потому что не прочь сходить на концерт любимой группы, а ведь Норт такой — проверит. Надо сказать, шлет он мне не Мэнсона, а более классические разновидности рока (те, где никто не умирает от песни к песне). Guns N’Roses, Barns Cortney, The Cranberries… Но суть вообще не в этом, а в том, что я ровно два месяца засыпаю с мыслями о Норте Фейрстахе. Меня неожиданно волнует то, что я каждый день слушаю то же, что и он. И иногда — только иногда — я повторяю композиции прошлых дней. Потому что среди них есть красивые.

Спустя ровно два месяца поставки музыки прекращаются. Вообще-то, я не следила за датами и не знала, когда Норт перестанет баловать меня вниманием. Просто однажды на часах уже 11:22, а от него ни… звука. И первой моей мыслью: спросить, не заболел ли он. Только потом я понимаю, в чем дело, и начинаю ощущать пустоту.

На следующий же день, когда я направляюсь на работу в кафе, около меня тормозит черный ягуар.

— Запрыгивай, — говорит Норт.

Я сажусь, не думая дважды.

— Куда тебе?

Я называю район, и машина срывается с места. Сегодня музыкальное сопровождение поприятнее — отмечаю я на автомате в ожидании того самого разговора. Но Норт молчит. Мелодии сменяют друг друга, пока не замирают на Don’t you cry. И я сижу и бездумно выстукиваю ритм по панели на пассажирской двери. Только когда Норт начинает смеяться, понимаю, как бездарно попалась.

— Нет, — начинаю я защищаться. — Это вообще ничего не значит!

— Я сказал не врать.

— Ты сказал не врать, что слушала. Я слушала, но это не значит, что разлюбила… как ты это назвал?

— Заунывный женский вокал, — услужливо подсказывает Норт. — Я не сомневался, что ты будешь упираться до последнего. Но с одного прослушивания ты не могла запомнить рваный ритм. Тем более, что с Эклса Роуза я начинал.

— Хорошо, — признаю, всплеснув руками. — Он неплох. И есть еще несколько песен, которые меня зацепили. Но ты все равно в пролете, потому что суть спора была в том, чтобы перестать слушать прежнее, а не разнообразить плейлист.

— Считаешь?

— Определенно.

Я сижу, откинув голову на подголовник и, не скрывая удовольствия, рассматриваю Норта. И то, как он не может стереть с лица улыбку.

— Что ж, тогда открой бардачок, — подчеркнуто вздыхает он.

Я открываю и глазам своим не могу поверить, потому что там билет на концерт. Уже! Но нет, я не совсем права. Там не билет, а билеты. Их три: один на концерт Lorde в марте, а два — на Guns N’Roses, и он будет в эту пятницу.

— Черт, — выдыхаю, мигом раскусив план Норта.

Из моего тут только выбор, и он касается вовсе не музыкальных групп. Какую музыку я слушаю наедине с собой, узнать действительно невозможно, но и ставка на другое. Я могу заупрямиться, выбрать Lorde и сохранить свою хваленую независимость. И могу выкинуть белый флаг и пойти на концерт вместе с Нортом.

Не думаю, что нужно уточнять, который из билетов я выбрасываю в открытое окно.

Попав в фан-зону одной из самых известных групп современности, я почувствовала себя Золушкой. Если до этого дня я не влюбилась в ритмы Guns N’Roses, то теперь у меня не осталось ни шанса. И с Нортом Фейрстахом то же самое. Людей столько, что мы простояли весь концерт тесно прижатыми друг к другу. По этой причине удовольствие от происходящего зашкаливало, но воспринимать музыку становилось сложнее. И на чуть-чуть хотелось, чтобы этот концерт закончился, ведь после него намечалось что-то не менее волшебное.

Тот вечер холодный, но уезжать мы не спешим. На улице большими хлопьями идет снег. Сначала мы обсуждаем концерт и то, на какие песни следует обратить внимание, ведь вживую они привлекли сильнее. Теперь они всегда будут напоминать именно об этом вечере. Но в какой-то момент Норт перехватывает мою ледяную руку, которую я периодически отогреваю в кармане, так как забыла перчатки, и говорит: