– Да, – с легкой усмешкой сказала Иланни.
– А Торид знает, что малыш слышит море?
– Торид знает одно – что вино лучше всего на свете и что вкусная еда доставляет радость. Остальное его не интересует.
Корлит, подумав, сел на камень рядом с женщиной.
– А если он все-таки проведает? Что ты будешь делать? – осторожно спросил он.
– Вернусь в степи.
– Но малыш…
– И малыш уедет со мной. Он ведь не обязан добывать жемчуг и золото для племени бездельников и пьяниц. И второго малыша я тоже заберу, и не важно, услышит он зов дарейтов или нет.
– Второй малыш?.. – осторожно переспросил Корлит.
Иланни с улыбкой провела ладонью по своему животу. Корлит присмотрелся. Нет, ничего пока не заметно.
– И этот второй – тоже моей крови?
– Твоей. Твоего сына. Корлит покачал головой.
– Ну и ну… Как же это вы сумели? Чтобы за столько лет никто ничего не заметил и разговоров не пошло… Ловки! Ничего не скажешь, ловки! Вот только… Жаль, конечно, но ведь ты не можешь рассчитывать, что так будет всегда. Все равно люди узнают, что твой сын говорит с морем. А значит, и до мужа обязательно дойдет, рано или поздно. Неужели ты действительно не боишься?
– Я в степях родилась, – дерзко посмотрев прямо в глаза Кордиту, сказала Иланни. – А там народ не трусливый. И свободный. Не то что вы, гниль торговая!
Кордиту хотелось рассердиться на женщину, но он не мог, потому что слишком хорошо понимал – Иланни говорит правду. Бывшие кочевники, воины-лариты и в самом деле превратились в торговую гниль, в паразитов моря. Но что он мог поделать? Как ни пытались они с Джелой изменить жизнь племени, ничего у них не вышло. А теперь они уже состарились и им тоже стало в общем-то все равно, что будет после их смерти.
– Что ж, – серьезно сказал он. – Это, конечно, дело твое, и только твое. Просто не забывай: если будет трудно, если Торид… ну, ты. знаешь, куда можешь прийти. Мы тебе всегда поможем.
– Спасибо, – так же серьезно откликнулась Иланни. – Как знать, может, мне и понадобится ваша помощь. А не мне – так детям твоего сына. Уж их-то ты не оставишь, я думаю.
Корлиту почудилось в голосе женщины нечто странное… будто гордая степная красавица провидела свою судьбу, будто заранее готовилась к самому худшему – но ничего не страшилась.
Что ж… после их первой встречи не прошло и года, как судьба и вправду жестоко расправилась с Иланни.
…Корлит, присев на корточки, задумчиво рассматривал распухшую ногу любимого жеребца, когда в конюшню прибежала бледная, встревоженная Джела.
– Корлит, в доме Торида что-то происходит… скандал, крики… их служанка тебя зовет. Поезжай скорей! Мне кажется, он узнал…
Корлит поднялся и торопливо пошел к дому, крикнув на ходу конюху, чтобы оседлал какую-нибудь лошадь порезвей.
Через несколько минут он уже подскакал к усадьбе старейшины. Из открытых окон и в самом деле доносились яростные крики Торида, истерический визг перепуганных женщин, плач детей… Корлит резко осадил коня возле самого крыльца и, спрыгнув прямо на ступени, вбежал в дом.
Скандалили в глубине дома, в спальнях.
Корлит не слишком хорошо знал переходы и коридоры дома старейшины, и потому не сразу ему удалось найти дорогу к нужным комнатам. А пока он блуждал в полутемных запутанных поворотах, крики становились все громче, и вдруг, заглушая все, раздался дикий рев. Корлит не сразу понял, что это ревел Торид. Но вслед за тем сразу наступила тяжелая, давящая тишина.
Наконец шаман очутился перед распахнутой дверью спальни Иланни. И замер, охваченный ужасом.
В середине комнаты стоял, пошатываясь и безумно выпучив глаза, жирный старейшина ларитов. Из его горла, как раз над широким жемчужным воротником, торчала рукоятка острого как бритва бронзового кинжала, привезенного торговцами с последним караваном… и как же гордился и хвастал Торид этим новым кинжалом!.. А потом Корлит увидел Иланни, лежавшую на залитом кровью полу, чуть в стороне. Женщина согнулась пополам, держась руками за живот. Корлит, сразу поняв, что старейшине уже ничем не поможешь, шагнул к Иланни и склонился над ней. Иланни посмотрела на него затуманенными болью глазами и с трудом прошептала:
– Дети… детей возьми…
– Возьму, не беспокойся, – тихо сказал Корлит, пытаясь понять, откуда хлещет кровь, заливавшая все вокруг.
Но тут руки Иланни дрогнули и упали, ослабев, и Корлит увидел, что живот женщины рассечен… он зажмурился, не в силах видеть чудовищную рану.
Стерев ладонью со лба внезапно выступивший холодный пот, Корлит выпрямился и лишь теперь заметил, что по углам огромной полутемной спальни жмутся к стенам перепуганные служанки. Одна из них держала в дрожащих руках спеленутого младенца – младшего внука Кордита, родившегося совсем недавно… Ему даже не успели еще подыскать имени.
– Где Орс? – хрипло спросил Корлит, оглядывая женщин.
– На конюшне заперт… – с трудом шевеля губами, ответила нянька. – Хозяин его избил с утра…
Корлит схватил трясущуюся женщину за плечи и вытащил из спальни. Здесь делать было уже нечего. Сейчас следовало позаботиться о малышах, пока старшие сыновья Торида не прослышали обо всем и не добрались до них.
Отыскав в одном из дальних стойл мальчика, крепко привязанного вожжами к перегородке, Корлит быстро разрезал путы и подхватил внука на руки. Орс был без сознания. Нянька с младенцем не отставала от Кордита ни на шаг. Она слишком хорошо понимала, что и ей придется несладко, когда в дом старейшины явятся его взрослые сыновья от первых двух жен и узнают, что младшие наследники – незаконные. Никто не поверит няньке, если она скажет, что ни о чем не знала и не догадывалась. К тому же ей и вправду все было отлично известно, а хозяину она ничего не говорила потому, что любила его молодую жену…
Когда Корлит уже выезжал со двора, устроив перед собой все еще не очнувшегося Орса, а позади – няньку, судорожно цеплявшуюся за его пояс, к дому Торида подскакал на взмыленной лошади бледный, взбешенный Анор.
– Где она? – на ходу крикнул он, уставясь на отца налитыми кровью глазами.
– Не ходи туда, – резко произнес Корлит. – Ей ты уже не поможешь, она мертва. А он свое получил.
Однако Анор мгновенно соскочил на землю и вбежал в дом. Корлит тяжело вздохнул и тронул коня с места. Что тут поделаешь… придется его сыну пережить все это. Ну, может быть, со временем он утешится тем, что у него осталось двое детишек от Иланни.
Джела стояла в дверях, ожидая мужа. Она быстро спустилась с крыльца и забрала младенца из дрожащих рук кормилицы. Прижав к груди тугой сверток, Джела подняла голову и посмотрела на Корлита, еще сидевшего в седле.
– Иланни…
– Она умерла. И убила мужа. Анор сейчас там. Джела долго молчала. Корлит спешился, взял на руки безжизненное тельце Орса и поднялся на крыльцо. Джела наконец подняла голову.
– Может быть, эти будут жить умнее, чем мы? – тихо сказала она. – В них не наша кровь, а в степях люди совсем другие…
– Может быть, – так же тихо откликнулся старый шаман. – Если так – им повезет. Надо поскорее мальчиком заняться, – добавил он. – На нем живого места нет, весь в синяках. И по-моему, несколько ребер сломано.
Глава 7
Необъятный степной закат переливался невозможными цветами, и мягкая тишина спустилась на травы вместе с наступающим вечером. Деревня, раскинувшаяся на берегу неширокой речки, на плавно сбегающем к воде склоне, была очень большой для степей деревней – в ней жило почти четыреста человек. Здесь даже имелась своя школа, с настоящим учителем, приехавшим из города.
Йинор наконец добрался до своей лачуги, стоявшей совсем рядом с молельней, в верхней части восточной окраины деревни. Отсюда были видны почти все дома деревни – но и почти из каждого дома можно было увидеть непритязательное жилище Йинора. И нелепый, по мнению деревенских, садик вокруг него, где между фруктовыми деревьями зачем-то росли цветы и торчали деревянные колоды, на которых Йинор вырезал лица и орнаменты. Впрочем, это не мешало людям любить Йинора за веселый нрав и постоянную готовность помочь любому и всякому, кому только понадобится помощь. В особенности ценил Йинора деревенский знахарь, – потому что молодой и с виду неловкий парень становился вдруг чрезвычайно проворен, помогая в сборе целебных трав и в лечении ран. А вообще Йинор жил как все – работал на огороде, продавая овощи городским скупщикам, ловил рыбу в реке… но он никогда не охотился в степи, не желая убивать зверей и птиц. Впрочем, если ему дарили птичью тушку в благодарность за какую-нибудь работу, он не отказывался и птицу с удовольствием съедал.