Верховный инквизитор со свистом выдохнул сквозь неплотно сжатые зубы.

— Вы рискуете, госпожа кардинал, — ядовито прошипел он.

— Не вам угрожать мне, господин инквизитор, — осадила его госпожа Злата.

— Это мы еще посмотрим.

— Вы сами найдете, где здесь дверь, или мне позвать князя ди Таэ, чтобы он вас… проводил? — холодно уронила госпожа Пшертневская.

Инквизитор молча вышел прочь, так многообещающе грохнув дверной створкой, что та чуть не слетела с петель. Госпожа кардинал устало откинулась в кресле, прикрыв глаза. Господи, когда же все это закончится?.. Она щелкнула кнопкой АВС.

— Эрик, зайдите, пожалуйста, ко мне, когда освободитесь.

Князь Высокого дома ди Таэ скептически оглядел своих пациентов. Как ни парадоксально, но меньше всего проблем ожидалось от невезучей Арьяты. Девочка просто находилась в глубоком обмороке, и Эрик решил пока не приводить ее в сознание. Больше всего, как всегда, досталось Виктору: у него действительно оказалось сломано ребро, а грудь пестрела свежими синяками и кровоподтеками. Кроме того, снова начали кровоточить старые раны, образовавшиеся от удара зубцов шипастой решетки. Отец Рид отделался несколькими широкими ссадинами на лице, распухшей скулой и сбитыми в кровь суставами пальцев. Архонт вполне мог обработать свои раны сам, чем сейчас и занимался, пока Эрик возился с байкером, сращивая тому ребро.

— Вы можете хоть секунду полежать спокойно? — раздраженно осведомился князь, когда Виктор, сдавленно хихикая, в очередной раз дернулся у него под руками. — А то наша мышиная возня, по-моему, уже начинает вызывать у отца Рида некие греховные мысли, отнюдь не положенные священнику!

— Хех… Черт бы вас побрал, князь! — давясь смехом пополам со стоном, выдохнул оружейник. — Я до смерти боюсь щекотки!

— Знаете, я думаю, вы пользовались бы успехом у нетрадиционно ориентированных тритонов,[6] — ехидно откликнулся князь. — Но проблема в том, что я не тритон! Поэтому лежите спокойно и дайте мне наконец сделать свою работу!

Виктор смирно вытянулся на кушетке, впрочем, позволив себе хулиганское гримасничанье. Эрик прикусил губу, принимая сосредоточенный вид, и вернулся к лечебным манипуляциям.

Едва лишь князь ди Таэ покончил с Виктором, как активировался его наручный браслет связи, призывным попискиванием давая понять о пропущенном вызове. Маг щелкнул кнопкой.

— Эрик, зайдите, пожалуйста, ко мне, когда освободитесь, — усталым голосом произнесло изображение госпожи Златы.

Анна и Хьюго медленно брели по залитым полуденным солнцем улицам Мадрида. Девушка прикрыла голову легким шелковым шарфом и увлеченно осматривалась по сторонам, завороженная городской суетой. С момента выхода из гостиницы ни Анна, ни Хьюго не проронили ни слова. Поначалу данное обстоятельство никого не смущало, но в итоге де Крайто не выдержал:

— Слушайте, куда мы идем? Мы уже час бесцельно шатаемся по городу!

— Хм… Кто как, — усмехнулась Анна.

— Говорите нормально! — потребовал священник.

— Да я вроде и так не заикаюсь, — съехидничала чародейка.

Хьюго подарил ей мрачный злой взгляд.

— Ладно, ладно, — примирительно замахала руками девушка, — мы идем в людное место слушать сплетни. Вы слышали когда-нибудь про цыганскую почту? Я хочу выяснить, что вчера произошло в книгохранилище.

— Оно сгорело, — буркнул священник, виновато отворачиваясь.

— Откуда вы это знаете? — изумленно ахнула Анна. Шарф волной стек с ее волос и упал на мостовую.

— Слушал утренние новости. — Хьюго наклонился, поднял невесомый лоскут шелка и подал его своей спутнице. — Но книгу наверняка успели вынести.

— Хьюго, я очень надеюсь, что поджигателем стали не вы! — абсолютно серьезно произнесла Анна.

Де Крайто тяжко вздохнул, не расщедрившись на комментарий. Взбешенная Анна одарила его уничижительным взглядом.

Они свернули на широкий проспект, залитый жарким солнцем, и тут же уперлись в толпу людей, запрудивших проход до средины. Народ явно собрался вокруг чего-то или кого-то… Чародейка и священник переглянулись и, не сговариваясь, спешно протолкались поближе к причине спонтанного столпотворения…

На деревянной бочке у стены сидела девушка в темно-синей с белым узором бандане, из-под которой выбивались светло-русые волосы. Обе руки, тонкие и смуглые, оплетал черно-синий кельтский орнамент татуировки, начинавшийся у оснований безымянных пальцев и уходивший куда-то под рукава бело-зеленой майки. Довершали образ потрепанные светлые джинсы и разношенные черно-белые кеды со шнурками разного цвета. Девушка (Анна прикинула и решила, что та, должно быть, ее ровесница) играла на девятиструнной гитаре, выплетая красивую блюзовую мелодию. Гибкие пальцы порхали над струнами с неимоверной скоростью. Гитаристка, видимо, почувствовав на себе слишком пристальный взгляд чародейки, осмотрела толпу. Она заметила Анну и встретилась с ней глазами. Та едва подавила удивленный возглас: глаза гитаристки обладали абсолютно нечеловеческим свойством: янтарно-желтые, полные невысказанной грусти. Как у одинокой волчицы.

«Оборотень, — догадалась Анна. — Причем истинный».

Гитара на секунду затихла, будто споткнулась, и снова заиграла. Мелодия сменила ритм и тональность, выплетая уже совсем иное кружево, а секунду спустя в это кружево стальной струной вклинился приятный, чуть хрипловатый голос:

Анна почувствовала, как у нее по спине побежали мурашки, а на глаза навернулись слезы. Гитаристка продолжала плести тонкое кружево, обрамляя его терпкой сталью:

Чародейка почувствовала, как ладонь Хьюго де Крайто нервно сжала ей плечо. Священнику, похоже, тоже стало не по себе от этой песни. Если бы Анна обернулась, то увидела бы, как окаменело лицо де Крайто. Гитаристка резко сменила нежный струнный перебор на рваный бой, словно хлестнув кнутом по струнам. Гитара отозвалась многоголосым летящим созвучием: эхом осеннего ветра в старых развалинах, воем одинокой волчицы в полнолуние. Голос девушки, набирая силу, становился громче и проникновеннее. Сталь беспощадно разрывала тонкое кружево: