Он выкрикивал эти слова, захлебываясь собственной кровью. Кричал с надрывной радостью, пока не захрипел и не дернулся в предсмертной судороге. Когда тело несчастного Грошева обмякло, а взгляд и безумная улыбка застыли навсегда, Алексей Савельев очнулся от оцепенения.

Парень кинулся к двери за врачом, потом сделал шаг к телу, проверил пульс на шее – мертв. Стянул свой ватник с крючка у двери и закрыл бледное лицо с жутким оскалом-улыбкой.

Весь оставшийся день младший лейтенант провел как во сне: он писал рапорт начальнику о произошедшем; отвечал на вопросы врачей; помогал отнести тело в хладник, который отдали под хранение трупов. Даже сходил на обед, где повеселевший после посещения фельдшера Евстафьев с аппетитом уплетал щи, заедая их щедрыми кусками ржаного хлеба.

А Алексей механически ел, не замечая вкуса еды.

– Ты чего, лейтенант, смурной такой? Из-за самоубивца этого? Да не переживай, нашей вины тут нет. Сам он себе глотку распорол. Еще и окно разбил, паразит, как теперь работать, просквозит ведь от ветра.

Савельев вдруг резко спросил напарника:

– Нет нашей вины, вы уверены? Вы так думаете, что в его решении нет нашей вины? Грошев ведь не думал, что по возвращении его будут мучить допросами. Он не рассчитывал, что станет преступником на своей родине. Почему вы не допускаете, что он и правда хотел как лучше? Разве он не хотел вернуться назад и быть полезным советскому государству? Грошев же рассказывал, что только поэтому формально согласился на сотрудничество с абвером! Что, если он говорил искренне, а мы ему не верили – и от нашего недоверия он потерял надежду?

Капитан Евстафьев вытер рукой лоснящиеся от жирного супа губы:

– Молод ты еще, Савельев. Потому и веришь каждому проходимцу, кто умеет слезу пустить. У таких, как он, ни стыда, ни совести нет. Ты вообще знаешь, что наша контрразведка смогла предупредить операцию «Длинный прыжок»? Знаешь, что за операция? Гитлеровские агенты готовили покушение на лидеров «большой тройки», Сталина, Рузвельта и Черчилля во время конференции. Хотели прямо на мирных переговорах ликвидировать руководителей стран, которые за мир, за победу! После такого как этим перебежчикам можно верить? Пускай спасибо скажут, что не ставим к стенке без суда и следствия. Хотя им только такое и положено по законам военного времени!

Толстый палец почти ткнул Савельева в грудь:

– Ты жалость эту убирай. На нашей службе она ни к чему. В СМЕРШ надо людей видеть насквозь, всю их гниль, слабость! Подлецов кругом много развелось, так и норовят и нашим, и вашим служить. Если будешь каждому верить, то ни одного власовца на чистую воду не выведешь, – тяжело крякнув, Никодим поднялся из-за стола. – Там уборка в кабинете идет. Сегодня работу провести не получится. Ты проследи там, посиди, чтобы все хорошо отмыли. А потом запрешь дверь. Я в казарму, мне доктор велел отлежаться сегодня. Здоровье ни к черту стало из-за этих предателей да шпионов. Расшатали мне все нервы. А ты им в рот глядишь.

С этими словами Никодим тяжело пошагал к выходу.

Его молодой напарник так и остался сидеть в тяжелых раздумьях, склонясь над тарелкой. Молодому мужчине было муторно на душе от мысли, что этого могло бы не случиться, доверяй они чуть больше словам Грошева.

После обеда младший лейтенант Савельев вернулся в кабинет. Однако здесь полным ходом шла уборка: звенели ведра, пахло хлоркой и загустевшей кровью, звонко шлепали мокрые тряпки, а плотник бурчал что-то под нос, примеряясь к разбитому окну. Алексей сгреб со стола все бумаги – протоколы допросов и личное дело Грошева, – пристроился в коридоре на подоконнике, чтобы снова перечитать те сведения, что раз за разом повторял задержанный.

Оперуполномоченный внимательно перечитывал лист за листом, шептал с досадой под нос:

– Надо было заниматься проверкой сведений, а не бесконечными допросами. Вот же Грошев указал, что в окрестностях Железногорска в Курской области запланирована операция «Луч». Подготовлены кадры для внедрения, завербованные советские офицеры. Эх, вот где настоящая работа. Надо сделать запрос в штаб военной части в Курске, были ли там выявлены агенты абвера.

Контрразведчик открыл свой гроссбух, который выдавали каждому сотруднику, – формуляры с описанием разыскиваемых шпионов: клички, словесные портреты, особые приметы, легенда, на чье имя сделаны фальшивые документы, предполагаемое место ведения диверсионной деятельности. Он пролистал его от корки до корки, выискивая хоть одного фигуранта, которого бы обнаружили в названном Грошевым Железногорске или его окрестностях. И ничего не нашел. Неужели прав Евстафьев и самоубийца лгал ради того, чтобы только оказаться на передовой, снять побыстрее с себя подозрения, а сам хотел поставлять сведения противнику.

Может, и правда он, Алексей Савельев, не годится для такой службы, не быть ему контрразведчиком с такой доверчивостью к людям? От одолевавших сомнений парню стало совсем тоскливо на душе.

Но тягостные мысли Алексея прервал вдруг тихий голос:

– Товарищ младший лейтенант, добрый день!

Молодой контрразведчик соскочил с подоконника, вытянулся во фрунт и отдал честь. Потом понял, что на голове его нет головного убора, и сконфуженно отдернул руку вниз:

– Здравия желаю, товарищ майор.

Перед ним стоял майор НКВД, начальник местного отделения Народного комиссариата обороны СССР. Майора Костюченко, своего командира, младший лейтенант видел лишь раз, когда принес свои документы в штаб подразделения для оформления на службу. После короткого разговора именно Костюченко назначил его в напарники Естафьеву на оперативную работу с задержанными из пересылочно-фильтрационного лагеря.

– Вольно, – невысокого роста, но с крепкой фигурой, налитой невидимой под формой силой, глава подразделения двигался на удивление мягко, почти бесшумно, будто ходил не в армейских сапогах, а войлочных тапках.

Мужчина черканул взглядом по стопке документов на подоконнике:

– Заприте кабинет с бумагами и следуйте за мной.

Алексей кинулся выполнять приказ командира: он быстро расправился с замком; а потом последовал за майором, который уже медленно шел по коридору.

Они спустились на первый этаж, где располагались кабинеты штабных служащих, в том числе рабочее место Костюченко.

Майор жестом пригласил Савельева входить, сам проследовал к столу и занял свое место рядом еще с двумя военными. Алексей замер на середине просторной комнаты, он с удивлением разглядывал погоны и петлицы на кителях присутствовавших: два майора и старший лейтенант госбезопасности. Ох, неспроста собралась такая компания вместе.

Костюченко нахмурил белесые брови:

– Так, товарищи, это младший лейтенант Савельев, оперуполномоченный нашего отдела контрразведки 134-й стрелковой дивизии. На должность назначен недавно, опыта пока только набирается. Товарищ младший лейтенант, у нас здесь заседание комиссии по расследованию м… происшествия у вас на допросе. Самоубийство задержанного Ивана Грошева. Изучаем обстоятельства этого дела. Вы, как непосредственный свидетель произошедшего, расскажите подробно, как все произошло.

Алексей в деталях описал все события сегодняшнего утра. Члены комиссии переглянулись между собой.

Костюченко вдруг вздохнул и отодвинул в сторону записи, которые вел во время рассказа Савельева:

– Товарищ младший лейтенант, хорошо, что вы все в таких подробностях запомнили. Но что вы скажете вот о следующей информации? – он зачитал вслух строки из отдельного листа. – Осуждает деятельность СМЕРШ, подвергает сомнениям правомерность действий контрразведки, сочувствует власовцам, считая их предательство случайностью. Не пригоден к службе в рядах СМЕРШ.

От возмущения Алексей потерял дар речи на несколько секунд. Он мгновенно понял, кто написал донос, – Никодим Евстафьев. Капитан не только неизменно фыркал на все слова молодого напарника, считая его очень наивным, еще и поспешил изложить свои домыслы в доносе руководству подразделения.