Когда оторопь прошла, молодой лейтенант горячо заговорил. Он решил высказать наконец все, что скопилось внутри за несколько недель работы на допросах заключенных фильтрационного лагеря:

– Я не сочувствую перебежчикам, власовцам, настоящим предателям! Настоящим! Хотя ведь среди них есть и те, кто случайно оказался в плену. Те, кто искренне хочет искупить свою вину. И, я считаю, наша работа в том и состоит, чтобы как раз отличить одних от других. Выявить тех, кто лжет ради своей выгоды, а не грести всех под одну гребенку. Грошев, по моему мнению, мог быть как раз таким сознательным советским гражданином. Он постоянно говорил, что хотел бы исправить ошибку. Чтобы проверить его слова, надо не проводить с десяток похожих допросов, не задавать ему одинаковые вопросы. Надо проверить оперативными методами те сведения, что Грошев нам сообщил. В протоколе он упоминает об операции «Луч», которая запланирована в окрестностях Железногорска. Эту диверсию планировали провести с участием немецких агентов, завербованных советских военнопленных. Я изучил оперативные данные, у нас нет сведений о задержании шпионской группы в Курской области. Значит, диверсанты всё еще действуют на данном направлении. Нужно проверить информацию, провести оперативно-розыскные мероприятия тамошним сотрудникам СМЕРШ. Что если сведения подтвердятся? Если Грошев окажется не преступником, а надежным источником информации? Что тогда? Ведь он мертв, мы не сможем уже ничего исправить. Он умер преступником и предателем. Хотя бы все-таки посмертную реабилитацию он заслуживает, – младший лейтенант замолчал, взволнованный тем, что смог открыто высказать, накопившееся на душе.

Военные за столом снова переглянулись, Костюченко задумчиво протянул:

– Инициатива – это хорошо, товарищ младший лейтенант. Хорошо, что вы стараетесь разобраться в своей работе. Но все же с такими отзывами о вашей работе я вынужден поставить вопрос о вашем соответствии занимаемой должности.

Вдруг сидящий рядом с ним майор государственной безопасности хохотнул:

– Ну, парень, резвый ты не по годам. Рассказываешь, как отделу СМЕРШ шпионов искать.

Костюченко растерянно замолчал, поглядывая на мужчину, который, по всей видимости, был выше его по должности. А тот наклонил голову, серебрящуюся от седых нитей среди черного ежика волос, и принялся листать отдельную от всех бумаг папку.

Потом поднял на молодого контрразведчика черные, с цепким взглядом глаза:

– Курсант высшей школы милиции?

– Так точно, товарищ майор, – ответил Алексей.

Голос его звучал звонко от растущего волнения. Он вдруг понял, что эта комиссия собралась не только из-за покончившего с собой Грошева. Она будет решать также его судьбу. Ведь кто-то должен отвечать за то, что задержанный шпион перерезал себе горло прямо в кабинете оперуполномоченного. А после доносов Евстафьева вся вина ляжет на его плечи: недалекий, наивный, негодный к службе, неопытный, еще и сочувствующий немецким шпионам.

– С оперативной деятельностью знакомы, на практике были в отделении милиции? – вопрос застиг его врасплох.

– Так точно, товарищ майор, – почти выкрикнул младший лейтенант. – Принимал участие в поимке банды. Участвовал в патрулировании улиц в добровольной дружине по охране общественного порядка.

– Комсомолец, доброволец, – снова хохотнул седой майор. Он пролистал еще раз папку с личным делом контрразведчика Савельева. – Вижу, вижу, характеристики у тебя хорошие, да и на передовой отличился.

Мужчина отодвинул в сторону бумагу:

– Вот что, поступим мы следующим образом, товарищ Костюченко. Ты писульки своего Евстафьева в сторону убери, отложи подальше, – в ответ на поднятые брови майора он уверенно кивнул. – Убери, убери, не первый день я твоего Евстафьева знаю. Любитель тайных донесений. Этого парня я у тебя из подразделения забираю, служить он при лагере больше не будет. В кабинетике сидит готовый оперативник для работы в прифронтовой области. Чуть натаскать – и будет золото, а не контрразведчик. Ты же сам видишь, голова у него соображает получше, чем у твоего Никодима. Розыскную работу знает. А самое важное в этом парнишке – глаза у него горят, рвется в бой. Значит, надо отпускать! Не дело хорошему оперу бумажки перебирать в кабинете, его работа в поле.

Майор вдруг стал серьезным, от его внимательного взгляда у Алексея все сжалось внутри:

– Лейтенант, послушай, сегодня же собираешь вещи и с документами выдвигаешься в прифронтовую часть рядом с Железногорском. Ты будешь приписан к отделению контрразведки под командованием капитана Ефима Потапова. В твоей книге этих сведений нет. Но, действительно, в Железногорске и прилегающих деревнях активно действует движение коллаборационистов. Сведения, которые ты нашел в протоколах, могут быть подтверждены. И здесь ты прав. Нужна активная, качественная розыскная деятельность. Поэтому ты там пригодишься, я это вижу, – он замолчал на несколько секунд. Потом продолжил, не сводя цепких глаз с лица парня: – Я тебе сейчас не как член комиссии говорю, не как майор госбезопасности, а как в недавнем довоенном времени опытный сыскарь. Ты двигаешься в правильном направлении. Любое преступление или его отсутствие должно быть проверено, затем доказано фактами и уликами. Это наша работа. Мы не судьи, чтобы карать, наказывать или миловать. Решения о жизни и смерти оставь трибуналу. Наша задача как оперуполномоченных – собирать сведения, анализировать их и восстанавливать по крупицам картину тайной преступной деятельности. Этим ты и будешь заниматься теперь. Сейчас – вольно, шагай в казарму. Через час с вещами будь в канцелярии, получи необходимые документы.

– Спасибо! – Алексей не мог скрыть своей радости. Наконец его ждет то, о чем молодой смершевец мечтал! Дело, которым и должен заниматься настоящий контрразведчик, – поиск военных преступников, шпионов, предателей. Его ждет настоящая служба!

Савельев почти бегом направился к двери, но опомнился и перешел на шаг. Перед тем как толкнуть дверь, отдал честь всем старшим по званию, вновь звонко выкрикнув:

– Есть выполнять приказ! Я не подведу, товарищ майор! Даю слово офицера! Честное комсомольское, вы не пожалеете, что доверили мне такое дело!

Его сапоги от торопливых шагов загрохотали по коридорам штаба.

За дверьми же осталась сидеть в молчании комиссия. Костюченко растерянно теребил листы с протоколом собрания. А майор государственной безопасности Давыдов, который отправил парня заниматься оперативной деятельностью, улыбался одними уголками губ, склонившись над служебными бумагами.

Оставшуюся часть дня младший лейтенант Савельев провел в суматохе. Он то получал сухой паек на складе провизии, то укладывал в вещмешок свое немудреное хозяйство в виде пары сменного белья да принадлежностей для умывания. Самое ценное – книгу с описаниями немецких предателей – он бережно обернул в кусок брезента и уложил сверху остального скарба.

Сборы были быстрыми, поэтому на вокзале, где формировался поезд в нужном направлении, Алексей оказался раньше, чем следовало бы. Здесь царило настоящее столпотворение: тысячи людей осаждали вагоны, чтобы выдвинуться в сторону линии фронта; тут же на платформы грузили технику, артиллерию.

Савельев едва нашел в этой суматохе дежурного, предъявил свои бумаги, и тот закрутил головой:

– Вон там, там на втором пути поезд. Пока еще не подали, садись, парень, в любой вагон. Прыгай куда понравится. Весь состав следует до Железногорска, туда подкрепление для фронта едет.

– Благодарю! – контрразведчик кинулся через пути. Он поднырнул под вагон, перебрался к нужному составу. В первой же теплушке сдвинул тяжелую дверь и нырнул в темноту небольшого пространства.

Оказалось, не он один решил занять удобное местечко на время долгого путешествия. Половину лавок внутри уже занял небольшой отряд совсем еще юных бойцов.

При виде офицера они подскочили со своих мест:

– Здравия желаю, товарищ младший лейтенант!