Младший лейтенант обмыл голову и лицо, отчего вода в ведре окрасилась в красный цвет, потом насухо вытерся импровизированным полотенцем. Посудину с грязной водой перехватил его новый товарищ:

– Давай помогу, ты вон сам еле ноги передвигаешь. Загоняем тебя сразу, так сбежишь еще. У нас служба тяжелая, ответственная. Я на передовой с первого дня войны, а здесь три месяца как. Ух, с непривычки убежать хотелось. На фронте ведь как – вот он, враг, перед тобой. Стреляй в него, забрасывай гранатами, снарядами, танками дави. А здесь его нет. Невидимый он, маскируется хорошо! Сначала найти его надо по следам, по оперативным данным, по всяким приметам! У Потапыча вот хорошо это получается, потому что он охотником всю жизнь был в Сибири. Зверье всякое умеет выслеживать, следы читать, интуиция у него работает будь здоров. А стреляет как!.. – в глаз белке попадает. Ну это он так рассказывал, белок тут я не видел. Зато видел, как он из винтовки троих шпионов уложил за минуту, когда они сбежать решили. Ни одного выстрела мимо, все ровно в чашечку, чтобы живы остались и бегать уже никуда не могли. Он в этом плане строгий у нас, ликвидировать разрешает только в крайних случаях, если угроза для жизни контрразведчика существует. А так правило – живым брать, чтобы за все перед военным трибуналом ответил. Вот такой у нас командир.

– Он мне показался неразговорчивым. Я видел его в госпитале. Он стоял и молчал, даже раненым не помог, – поделился с «Горой» своими впечатлениями о Потапове Савельев. Открытый и дружелюбный парень вызывал у него теплые чувства, не страшно было доверить ему свои мысли.

В одно мгновение Горченко помрачнел. Нажал на рычаг колонки и замер, как и Потапов в госпитале, рассматривая что-то видимое только ему одному в звенящей об ведро струе чистой воды.

Алексей Савельев смутился от такой мрачности, больше не расспрашивал нового товарища, боясь сказать что-то лишнее. Но Владимир начал разговор сам:

– Тут вот какая штука… Может быть, рано тебе это знать, вдруг Потапыч тебя на другое дело поставит, но весь город об этом гудит, так что все равно узнаешь. Расскажу, хотя это секретная информация у нас в разработке. В общем, бомбят в Железногорске станцию, и не просто станцию, а бомбы сбрасывают точно на составы. Вот уже месяц как прилетает юнкерс и устраивает авианалет, прямо посередине дня. Точно знает, куда бить. На прошлой неделе состав с техникой разгромил на восточной ветке, до этого чуть дальше на три километра в сторону Кисловки – состав с провиантом.

– Если бомбы сбрасывают прицельно, то координаты известны заранее, – выпалил младший лейтенант Савельев.

– Вот, я не зря тебя «Головой» прозвал! – поднял палец вверх Горченко. – Потапыч тоже так считает, что есть шпион, причем где-то среди наших сидит, который юнкерсы наводит на цель так, чтобы авианалет нанес вред максимально.

Алексей, ободренный похвалой товарища, продолжил рассуждать:

– Но, с другой стороны, ведь перед юнкерсом «филин» прилетает – немецкий самолет-разведчик. Сведения через радиосообщения служат наводкой для бомбардировщика.

– Не было рамы! – Владимир даже остановился и поставил ведро. Он приблизился к новенькому так, чтобы никто из прохожих его не слышал и горячо зашептал: – В прошлые авиаудары не было рамы, не было воздушной разведки. А попадание было точно в цель! Кто-то передает данные люфтваффе! Поэтому расследованием Потапыч сам занимался, искал, из-под земли готов этого шпиона достать. Потому что из-за него столько людей погибло! А сколько составов разрушено! Сначала со станции перенесли отправление на восточную ветку, стрелками каждый раз приходилось переключать. Погрузку и высадку в лесной массив на два километра от станции перенесли, чтобы от бомбардировок уберечь и личный состав, и матчасть. А немцы об этом сразу узнали! Как?

– Точно есть информатор! – подтвердил свою догадку Алексей.

– Есть, то есть, а как его найти? – Володя снова подхватил ведро и широкими порывистыми шагами направился в отдел. – Потапыч этим занимался, а мы… ну, в общем, у нас там другое направление, – сослуживец по СМЕРШ смутился, не зная, можно ли делиться с новеньким секретными сведениями. Через минуту молчания сокрушенно замотал головой. – Потапыч сейчас совсем взбеленится, спать, есть не будет, пока шпиона не найдет.

Будто черная тень легла на светлое, открытое лицо Володи:

– У него жена погибла в этом авианалете, фронтовая. Санинструктор, Кудрявцева Наталья.

– Златовласка?! – вырвалось у Савельева.

Его товарищ удивился:

– Знаком с ней? Красивая она, как киноактриса… Была…

Владимир снова замолчал, погрузившись в тяжелые мысли, так же как и Алексей, у которого перед глазами сразу возникло лицо Натальи в последние секунды ее жизни.

В отдел они заходили мрачные и молчаливые. Там уже за столом сидели остальные контрразведчики отдела СМЕРШ: хмурый капитан Потапов, черный от горя; смуглый, жилистый старший лейтенант Нодар Гелашвили, тихий и задумчивый Геннадий Махов, тоже в звании лейтенанта.

Потапов при виде Савельева и Горченко молча кивнул им, указав на свободные стулья. Сухо пояснил остальным:

– У нас пополнение. Младший лейтенант Савельев, познакомитесь поближе потом. Сейчас к делу. Сегодня снова был авиаудар по квадрату три дробь двенадцать. Снаряды были сброшены на прибывший поезд и готовящийся к отправке санэшелон, – у мужчины заиграли желваки от сдерживаемой внутренней боли. – Погибли тридцать семь единиц личного состава. Поиском агента, который передает данные о движении поездов на станции, занимаюсь и дальше я, для усиления в оперативную группу приказываю подключиться старшему лейтенанту Гелашвили. Белой бандой будет заниматься пока один Махов. Доложите, кстати, какой результат по опросу местного населения.

Гена Махов, невысокий, щуплый молодой мужчина лет двадцати пяти, откашлялся:

– Сегодня объехали Горячий Ключ, Мадаевку, Евсеево, вчера все населенные пункты по направлению на Курск на расстоянии пятидесяти километров, как вы и приказали. Случаев ограбления среди местного населения на дороге не выявлено, только воровство. Вот список украденного за последнюю неделю, – он протянул лист бумаги начальнику. – Тут немного, в основном инструменты или хозяйственная утварь. Заявление всего двое согласились написать. Местный мальчишка, из Мадаевки, вроде как видел преступников. Говорит, их было трое, все одеты в гражданскую одежду, никакой маскировки из белой краски на лице не было.

– Сколько лет, приметы запомнил? – нетерпеливо уточнил Потапов.

Но Геннадий опустил взгляд:

– Ему пять лет. Считать еще не умеет, поэтому возраст определить не смог. Но точно не старые. Сказал – это были дядьки. Не юноши и не старики.

– А ты как сам думаешь, эти трое из Белой банды или просто залетные?

– Не знаю, товарищ капитан. Они ведь взяли три тяпки, лопату старую и ведро, разве бандитам такое понадобится? Женщина бы даже не заметила пропажу – сажать пока рано, – если бы не мальчишка… Он от матери прятался в сарае, чтобы она его не наказала за то, что стекло разбил в доме. Вот воришки его и не заметили. А когда они ушли, он к матери кинулся рассказывать о том, что их обворовали. Так что, может, и правда залетные. Залезли, взяли, что под руку попалось, и ушли.

– Еще залетных нам не хватало, с имеющимися бы разобраться, – раздраженно сказал командир.

Махов подвинул к капитану скомканный лист бумаги:

– Еще вот это обнаружили, – он вдруг виновато глянул на Горченко. – В деревнях был заброс немецких агиток, лежат пачками у каждого в доме. Местные их приспособили печку растапливать.

Командир СМЕРШ подвинул к себе лист бумаги и прочитал вслух:

«Советские граждане! Красная армия окружена и терпит поражение, советские генералы скоро сложат оружие!

Вам не надо бояться власти Гитлера, ваши дома, ваша земля будут принадлежать вам! Переходите на сторону Гитлера и великой Германии. За это вы будете получать каждый месяц деньги и продуктовый паек. Советское правительство – евреи, которые живут за ваш счет. Освобождайтесь от них! Гоните ваших вождей и коммунистов к черту! Создайте себе новую свободную жизнь! Ваша жизнь принадлежит вашему народу! Каждый из вас должен быть собственником земли, должен иметь хлеб, работу, и среди вас должно быть социальное равноправие. Переходите к нам! Приводите с собой ваших колеблющихся товарищей! Никто не будет расстрелян! Все будут нами хорошо приняты, мы вас накормим и напоим. Передайте это вашим соседям и товарищам! Еврей – ваш смертельный враг! Гоните его и с ним ваших политруков, жидовских прихвостней, в шею!» [1]