— Я не грокаю в полноте, — признался Джубал. — Это затрагивает предмет, представляющий для меня весьма слабый интерес.

— Один только институт не будет разрушен. Семья.

— Вот как?

— Именно так. Вместо этого семейные отношения будут очищены, укреплены, они станут терпимыми. Точнее, это будут восхитительные отношения. Видите вон ту особу с длинными черными волосами?

— Да. Я уже имел возможность оценить их красоту.

— Она знает, что красива, и подросла на полтора фута с тех пор, как мы начали посещать церковь. Это моя жена. Чуть больше года тому назад мы грызлись между собой, как две остервенелые собаки. Она ревновала… Я был невнимателен. Она мне надоела. Да мы оба друг другу надоели, и только дети удерживали нас от развода. Они и ее одержимость. Я знал, что она не позволит мне уйти без скандала, и что мне не хватит духа вторично жениться я моем возрасте. Поэтому я прихватывал на стороне, когда бывал случай. У профессора много соблазнов, хотя частенько это выходит боком. Рут тихо бесилась. А иногда — не тихо. А потом мы пришли в церковь. — Он счастливо улыбнулся. — И я влюбился в собственную жену. Сейчас она у меня на первом месте.

Сэм говорил, сидя вполоборота к Джубалу, слова его терялись в шуме. Его жена сидела далеко от него. Вдруг она подняла голову и отчетливо сказала:

— Это преувеличение, Джубал. Я у него месте на шестом.

Муж обернулся к ней.

— Убирайся из моего мозга, красотка! У нас мужской разговор. Удели-ка лучше внимание Ларри. — Он бросил в нее хлебным катышком.

Она остановила его на полпути и метнула назад.

— Я уделю Ларри все внимание, которого он заслуживает… но позднее. Джубал, этот грубиян не дал мне закончить. Шестое место — это прекрасно! Потому что до нашего прихода к Майклу моего имени в его списке вовсе не значилось. За двадцать лет совместной жизни я ни разу не поднималась до шестого места.

— Дело в том, — спокойно сказал Сэм, — что мы теперь истинные супруги, и супружество это куда сильнее, чем могло быть в прежние времена. Мы пришли к этому через обучение, где кульминацией было взаимное сближение с другими такими же обученными. Семейная жизнь каждого из нас ограничена нашей маленькой группой. Обычно супругами бывают официально зарегистрированные пары. Иногда — нет. И если нет, то смена партнеров происходит без сердечной боли и приводит к более теплым отношениям «разошедшихся» супругов, как в постели, так и вне ее. Никаких потерь, обоюдный выигрыш. Черт возьми, пары образуют не только мужчины с женщинами. Возьмем Доун и Джил. Они грокают друг друга почище акробатической команды.

— Хм… Я-то думал о них как о женах Майка.

— Они в равной степени жены каждого из нас. И Майк не более принадлежит им, нежели прочим. Майк делит себя со всеми и обычно бывает слишком занят, чтобы уделять кому-нибудь особое внимание. — Сэм помолчал. — Если уж и говорить о ком-то как о жене Майка, так это Патти. Хотя она всегда настолько занята, что их отношения скорее духовные, нежели физические, Патти с Майком слишком активны, когда приходится уминать матрац.

Патти сидела еще дальше, чем Рут. Однако она подняла голову и возразила:

— Сэм, милый, я не чувствую себя слишком активной.

— Слыхали? — горестно вопросил Сэм. — Единственный минус этой церкви в том, что все всегда все слышат!

Этим он вызвал на себя беглый огонь со стороны своих братьев иного пола. Однако он показал, что умеет защищаться, и умело отражал атаку (пальцем при этом не пошевелив), пока полная тарелка макарон, брошенная, насколько понял Джубал, Доркас, не угодила ему прямо в лицо.

Какое-то время Сэм сидел, словно пораженный в самое сердце. Потом макароны с его лица исчезли сами по себе. Исчезли также и брызги с рубашки Джубала.

— Не давай ей больше, Тони. Она теряет пищу. Пускай поголодает.

— На кухне полно всякой еды, — возразил Тони. — Знаешь, Сэм, ты хорошо смотришься в макаронах. Подливка удалась, правда?

Перед Доркас появилась новая тарелка, полная макарон.

— Очень хорошая подливка, — кивнул Сэм. — Я проглотил то, что попало в рот. Это из чего? Или лучше не спрашивать?

— Вырезка из полисмена, — ответил Тони.

Никто не засмеялся. Джубал даже подумал, шуткой ли была эта шутка. Потом он припомнил, что его братья часто улыбаются, но редко смеются. И кроме того, полисмен был бы неплохой пищей. Но подливка не могла быть приготовлена из «длинной свиньи»,[62] иначе имела бы привкус свинины. Эта же имела отчетливый вкус говядины.

Он сменил тему.

— Что мне больше всего нравится в этой религии…

— Религии? — перебил его Сэм.

— Ну, можно назвать это церковью.

— Да, — согласился Сэм, — наше учение соответствует всем функциям церкви, и его квазитеология подходит под некоторые существующие религии. Я втянулся, потому что был законченным атеистом… а теперь я верховный жрец и толком не знаю, во что я верю.

— Насколько я понял, вы говорили, что были иудаистом?

— Из потомственных раввинов. Поэтому и стал атеистом. А Сол и моя жена Рут — иудаисты. Поговорите с Солом и вы увидите, что одно другому не помеха. Рут, стоило ей перешагнуть через барьер, стала прогрессировать гораздо быстрее меня. Она стала жрицей задолго до того, как я стал жрецом. Но в ней больше духовности. Она думает гонадами.[63] Что до меня, то я проделал весьма тяжкий путь.

— Учение, — повторил Джубал. — Вот, что мне нравится. Вера, на которой меня взрастили, ни от кого не требует никаких знаний. Только исповедуйся вовремя — и будешь спасен. Считай, что ты уже в безопасности в руках Христовых. Человек может быть тупицей, не умеющим считать до десяти, и вместе с тем ему позволительно считаться одним из избранников Божьих, ему гарантировано вечное блаженство. И все потому лишь, что он был «обращен». Он может не понимать Библию и даже не знать о существовании иных книг. Ваша церковь не принимает такого «обращения», насколько а грокаю…

— Вы грокаете верно.

— Человек может начать с одного только желания учиться и, если захочет, пройдет долгий и трудный путь. Я грокаю, это полезно.

— Более чем полезно, — согласился Сэм. — Необходимо. Многие концепции нельзя понять без знания языка. И учение, которое дает множество разнообразнейших знаний — от умения жить без драк до умения доставить удовольствие жене целиком вытекает из концептуальной логики… из понимания того, кто ты есть, почему ты здесь и как ты устроен — и соответствующего поведения. Счастье — это возможность поступать так, как предназначено природой… Но английские слова тавтологичны и пусты. Марсианские же — законченный набор рабочих инструкций. Я говорил, что у меня был рак, когда я пришел сюда?

— Вот как? Нет.

— Я и сам не знал. Это Майк грокнул. И послал меня на рентген, чтобы я убедился. А потом мы стали работать. «Веролечение». «Чудо». В клинике это назвали бы «спонтанной ремиссией». А для себя я это понял так: «мне стало лучше».

Джубал кивнул.

— Обычная профессиональная болтовня. Иногда рак рассасывается неизвестно почему.

— Почему рассосался этот, мне известно. К тому времени я уже начал контролировать свое тело. С помощью Майка я починил «поломку».

Теперь я делаю такие вещи без посторонней помощи. Хотите, остановлю сердце?

— Спасибо, я уже видел, как это делает Майк. Мой уважаемый коллега, Хрипун Нельсон, не был бы здесь, если бы то, о чем вы говорили, было бы просто веротерапией. Это волевой контроль. Я грокаю.

— Простите. Мы все знаем эту вашу способность.

— Хм… Я не могу сказать, что Майк обманщик, потому что он не умеет лгать. Парень просто слегка предвзято ко мне относится.

Сэм покачал головой.

— Я говорил с вами довольно-таки долго. Хотел проверить сам, что бы там Майк ни говорил. Вы грокаете. Я представить себе не могу, на что бы вы оказались способны, возьмись вы выучить язык.