«Знать» — значит воспринимать что-то, «знание» есть выражение этого. А то, что знание не знает, дается через узрение.

То, что вынуждает нас действовать единственно правильным способом, есть «Сила». Когда наши действия обусловлены не кем-нибудь другим, а нами самими, это зовется «порядком». Эти названия, казалось бы, друг другу противоречат, а в действительности друг друга обусловливают.

Стрелок И был искусен в стрельбе из лука, но не умел отвратить людей от хвастовства. Мудрый искусен в небесном, но неискусен в человеческом. Только совершенный человек может быть искусным в небесном и ловким в человеческом. Только животное может быть животным, только животное может сберечь в себе небесное. Совершенный человек не приемлет небесного и не приемлет небесного, сотворенного человеком. Тем более не приемлет он вопросов о том, что в нас от Неба, а что — от человека.

Когда стрелку И попадалась птица, он обязательно сбивал ее стрелой — таково было его искусство стрельбы. Но если всю Поднебесную сделать одной большой клеткой, из нее не ускользнет ни одна птица. Вот так Тан поместил в клетку И Иня, пожаловав ему должность царского повара, а циньский Му-гун завлек Раба из Байли, подарив ему пять бараньих шкур. Но если вы попытаетесь заманить кого-нибудь в клетку, посулив ему то, что ему не нравится, вы никогда не добьетесь успеха.

Человек, у которого в наказание отсекли ногу, не страшится законов и людского суда. Преступники, скованные цепью, восходят на гору, презрев жизнь и смерть. Тот, кто не благодарит за подарки, забыл про людей, а кто забыл про людей, тот стал Небесным человеком. Окажи ему почет — и он не обрадуется. Унизь его — и он не разгневается. Ибо он уподобляет себя Небесному согласию.

Если выказывать гнев, а не гневаться, тогда гнев будет исходить от негневающегося. Если для вида что-то делать, блюдя недеяние, тогда действие будет совершаться недействующим. Хочешь покоя — стань безмятежным. Хочешь быть проницательным, следуй сердцу. Если хочешь действовать без ошибок, то делай лишь то, чего не можешь не делать. Делать лишь то, чего нельзя не делать, — таков Путь истинно мудрого.

Сюй Угуй благодаря рекомендации Нюй Шана встретился с вэйским царем У-хоу. Царь учтиво спросил гостя:

— Почему вы, учитель, изъявили согласие встретиться со мной? Может быть, вас утомили ваши труды в лесах?

— Это я могу посочувствовать вам, государь, а не вы мне, — ответил Сюй Угуй. — Ведь вы, государь, погрязли в низменных страстях, а длительная любовь или ненависть делают душу больной. Если же вы отбросите низменные страсти, любовь и ненависть, у вас будут болеть глаза и уши. Тогда уже мне придется выражать вам сочувствие. Отчего же вы, государь, так переживаете за меня?

Царь высокомерно промолчал, и тогда Сюй Угуй сказал:

— Осмелюсь рассказать государю, как я распознаю собак. Худшие собаки думают лишь о том, как насытить брюхо; таковы же и повадки кошки. Собака средних качеств смотрит вверх, словно на солнце. Лучшие же собаки словно бы забывают о себе. Коней я распознаю еще лучше, чем собак. А распознаю я их так: если конь скачет прямо, словно по отвесу, поворот делает, словно по крюку, описывает квадрат, словно по наугольнику, и бежит по кругу, точно по циркулю, то это — конь царства. Однако ж и он уступает коню Поднебесной. У коня Поднебесной талант совершенно необыкновенный: вид у него такой, будто он чего-то страшится, что-то потерял, от самого себя отрешился. Такой конь мчится впереди всех, не поднимая пыли, не зная, куда скачет.

Царю стало смешно, и он громко рассмеялся. Когда Сюй Угуй вышел, Нюй Шан спросил его:

— Чем вы, учитель, так развеселили моего государя? Сколько я ни наставлял его, будь то окольным путем, обращаясь к «Книге Песен», «Книге Преданий», запискам о ритуале и музыке, или же говоря без обиняков, ссылаясь на записи в Шести шкатулках и на железных табличках [118], мне никогда не удавалось сделать так, что государь обнажал свои зубы в улыбке. Чем же вы, учитель, сумели так развеселить нашего государя?

— Я только рассказал ему о том, как я распознаю собак и коней, — ответил Сюй Угуй.

— Только и всего? — удивился Нюй Шан.

— Не приходилось ли вам слыхать про одного изгнанника из царства Юэ?

Прожив в изгнании несколько дней, он радовался, когда встречал кого-нибудь знакомого из своих земляков. Прожив в изгнании несколько месяцев, он радовался, когда встречал кого-нибудь из земляков, чье имя было ему знакомо. А после того как он прожил в изгнании целый год, он был рад встретить любого человека, который был похож на его земляков. Чем дальше уходил он от людей, тем больше тосковал по людям. Когда же он очутился в пустынных землях и дни напролет бродил в лесной чаще по безлюдным тропам, то был рад, когда слышал что-либо похожее на звук человеческих шагов. И сколь сильнее была бы его радость, если бы он увидел перед собой собственных братьев и родичей! Как же много времени прошло с тех пор, как наш государь слышал речь Настоящего человека!

Сюй Угуй увиделся с царем У-хоу, и тот сказал:

— Вы, учитель, уже давно живете в далеких лесах, питаясь кореньями и плодами. Не наскучили ли вам пырей и лебеда, коль скоро вы пожаловали ко мне, единственному? А может быть, вы пришли потому, что состарились? Или возжелали мяса и вина? Или хотите быть облагодетельствованным от моего алтаря духов плодородия?

— Я, Угуй, вышел из рода бедного и незнатного, а потому никогда бы и не посмел попробовать царского вина и мяса. Но вскоре мне придется позаботиться о вас, государь.

— Что значат эти слова?

— Небо и Земля одинаково вскармливают все живое, — ответил Сюй Угуй. — Поднявшихся высоко нельзя считать лучшими, пребывающих внизу нельзя считать худшими. Вы, государь, — единственный повелитель десяти тысяч колесниц и ради удовольствия своих ушей, глаз, рта и носа заставляете тяжко трудиться народ всего царства. Но дух удовлетвориться этим не может. Дух любит согласие и ненавидит распущенность. Распущенность — это болезнь духа. Вот я и не могу не сокрушаться о том, что вы, государь, сами навлекаете на себя болезнь.

— Давно уже хотел я повидаться с вами, учитель, — сказал царь. — Желаю любить народ и во имя справедливости положить конец войнам. Возможно ли сие?

— Нет, — ответил Сюй Угуй. — В любви к людям — начало погибели людей. В желании ради справедливости положить конец войнам — корень войны. Если вы, государь, начнете так действовать, все пропало. Ибо красивые слова — это орудие зла. Вы ратуете за человечность и долг, а на деле сеете ложь. Всякая форма вызовет к жизни другую форму, всякий успех вызовет противодействие, а всякое изменение вызовет противоборство. Не выставляйте, государь, ряды ваших воинов на галереях и башнях, не приводите лучников и всадников к вратам дворцового храма, не замышляйте измены ради приобретения, не надейтесь хитростью одолеть других, не пытайтесь победить людей ни умом, ни оружием. Убивать всех людей подряд, захватывать чужие земли ради собственной корысти и собственной похоти — кому от этого будет хорошо? Где находится истинная победа? Если вы, государь, от этого откажетесь и будете жить по закону Неба и Земли, отринув мысли об убийстве и не утесняя других, то разве понадобится вам, государь, ратовать за прекращение войн?

Желтый Владыка поехал на встречу с Великой Глыбой. Не успел он доехать до города Сянчэна, как сбился с пути. Тут повстречался ему мальчик, пасший коней.

— Ты знаешь, где живет Великая Глыба? — спросил его Желтый Владыка.

— Знаю, — ответил мальчик.

— Вот необыкновенный пастушок! — удивился Желтый Владыка. — Знает, где живет Великая Глыба! А позволь спросить тебя: как нужно править Поднебесным миром?