…Яркий, ослепительно яркий свет режет глаза. Так тихо, что кажется, можно услышать, как бьются сердца собравшихся.

— …Психоматрица ближайшего окружения ИД изменена настолько, что попытка доктора Берштейна внедриться в одного из потенциальных реципиентов едва не окончилась фатально. Из-за отсутствия резонанса колебаний биологических полей реципиент оказал столь мощное сопротивление, что психоматрица доктора Берштейна едва не была уничтожена. Проверка зондированием психоматриц остальных трех потенциальных реципиентов показала значительные расхождения с имевшимися эталонными образцами. Отдел психосканирования сделал предположение, что внедрение в эти сознания невозможно, по причине не вычисляемого, спорадического и скачкообразного изменения картины биоколебаний под внешним воздействием цесаревича, узурпированного ИД.

— А что с Берштейном? — солидный голос, привыкший задавать солидные вопросы.

— Доктор Берштейн в настоящий момент находится в нашей клинике, в блоке интенсивной терапии, — не менее солидный голос, привыкший давать солидные ответы. — В настоящий момент его состояние не внушает опасений, и шансы на то, что психонема восстановится в полном объеме, весьма велики…

…Тем же вечером мы с Васильчиковым сидим в моем кабинете. Он уже отошел от утреннего припадка и теперь пытается объяснить мне, что же, в конце концов, с ним произошло.

— …И понимаете, государь, я почувствовал себя сразу двумя людьми. Одновременно! — Он понижает голос почти до шепота, — Ничего более странного я не испытывал. Один из этих двоих был я сам, а второй, второй… Понимаете, государь, я был каким-то ученым, что-ли… вертятся в голове какие-то странные слова: "Психокарта, иновременной донор, экстремум развития"…

Он удрученно смотрит на меня, глазами больной собаки. Ничего, ничего, князь. Вы не понимаете, зато я все понял. Приходил взвод карателей. Только, похоже, не вышло. Крепость оказалась не по зубам…

Вот и Рождество подошло. Императорская фамилия готовится к встрече праздника, в связи с чем активно украшается дворец, с лихорадочной поспешностью шьются бальные платья, новые мундиры, на свет божий извлекаются драгоценности и развязываются мошны, для покупки новых… Ну, а у меня забот еще больше: ведь мне нужно подготовиться к приезду Вилли и Моретты. Надо подобрать подарки, разработать программу пребывания высоких гостей в России, нейтрализовать маменьку Дагмару, которая все-таки прознала о том, что в Берлине все было не совсем так, как ей было доложено. Маman яростно взвилась на меня, грешного, и целый месяц рассказывала мне о зверствах прусской армии в Дании, о безобразных нравах Берлинского двора, о своих святых чувствах к этой "омерзительной нации", которые, по ее мнению, должен испытывать "каждый человек, которому она хоть немного дорога"! Честно говоря, мне до чертиков надоели эти разговоры, но не могу же я, по крайней мере сейчас, сказать ей в лицо, куда ей нужно отправляться со своей пруссофобией! А жаль! Вот бы взглянуть на ее физиономию, после примерно такой вот отповеди: "Ваше Императорское Величество! Я сейчас пойду на х…, а Вы соблаговолите последовать за мной, только никуда не сворачивайте!" Но, мечты мечтами, а делать-то что-то надо. Поэтому я вот уже целый месяц рассказываю ей о своей "неземной любви", взываю к ее материнскому сердцу и привожу кучу идиотских примеров из мировой литературы. Господи Вседержитель, кого я только не призывал на помощь: и Шекспира, и Гомера, и Пушкина, и Шеридана, и Гете и даже Сервантеса. Хорошо все-таки, что память у меня неплохая! Постепенно венценосная особа начинает оттаивать, но до решительной победы еще очень и очень далеко. Впрочем, я особенно и не рассчитывал на взаимопонимание в самодержавном семействе: начитаны-с и в курсе об их самодурстве.

Но вот чего я почти совсем не переношу, так это когда маменька начинает привлекать себе в помощь всю камарилью великих князей, княжон и прочую погань. Если императрицу я не могу послать сексуально-пешеходным маршрутом, то с великими князьями у меня разговор короткий: мои адъютанты просто их не пропускают ко мне. А Сергею Михайловичу гвардейские офицеры просто фыркают в след, и над его визитом в Стрелковый батальон императорской фамилии до сих пор хихикает весь Петербург. Сей славный муж приперся на строевые учения и начал рассказывать мне гадости о пруссаках, заодно пытаясь пополнить мои познания в военном деле. Причем свои советы по тактике и стратегии он подкреплял жутко перевранными цитатами из Клаузевица и Жомини. Моего терпения хватило минут на двадцать, по истечении которых я предложил "милому кузену" пойти и почитать вместо Клаузевица что-нибудь более доступное его пониманию. Азбуку, например, но только чтобы с большими картинками, а то может и не одолеть. Любо-дорого было посмотреть, как "кузен Сереженька" пошел красными пятнами и умчался с глаз долой, точно наскипидаренный. А вечером того же дня меня отчитывал на удивление трезвый венценосец. Он громыхал своим утробным басом, объясняя неразумному чаду о важности родственных связей, но в глазах у него скакали веселые чертики, и потому взыскания никакого я не получил. Даже жаль моего «папашу»: ведь когда трезвый — куда как разумен! Э-эх, водка-водка, сколько ж ты людей стоящих загубила…

Кстати сказать, сам Александр III ничего не имеет против моего брака с принцессой из дома Гогенцоллернов. Его принципиальное согласие я получил даже без помощи "заряженной водки". Он вполне согласен с тем простым фактом, что союз с Германией имеет смысл всемерно укреплять и поддерживать. А уж если к этому приплелась еще и любовь — так и вовсе хорошо. Ведь самодержец действительно без ума от своей супруги, и совершенно не может взять в толк: почему это его наследнику нельзя жениться по любви, если это не противоречит интересам государства? Вот только подкаблучник он абсолютный. И раз Марии Федоровне этот брак не по душе, то он будет ругать сына и уговаривать подчиниться матери…

Самое интересное то, что в последний момент выясняется: надвигающийся визит значительно серьезнее, чем предполагалось ранее. Это не просто приезд двух членов правящей фамилии. Куда там! Намечается официальный визит кайзера, канцлера, кронпринца, военного министра. Ну и в числе многочисленных сопровождающих — принц Вильгельм и принцесса Виктория. Так что предпраздничный Питер гудит как растревоженный улей…

Лично у меня не вызывает сомнений, что мудрый старый кайзер в компании со своим канцлером, оценив выгоды от намечающегося союза между принцессой из Гогенцоллернов и наследником Российского престола, активно способствуют ему. И когда они выяснили, что у наследника возникли некоторые проблемы, то организовали прибытие на поле боя тяжелой артиллерии, пары танковых армий и тактического ядерного оружия. В своем лице. Но если судить по восторженной телеграмме Вильгельма-младшего, то все это организовал он, ценой беспримерного героизма и титанических усилий.

Я тихо улыбаюсь своим мыслям. Ах, этот прекрасный, наивный XIX век. В нем еще остались рыцари, верящие в прекрасные порывы души. И прекрасные души тоже сохранились…

Поезд мерно постукивал колесами, а ее сердце колотилось, как сумасшедшее, с такой силой, что казалось вот-вот вырвется из груди и помчится вперед, обгоняя локомотив. С самого утра она не находила себе места, пытаясь представить: какой она будет, эта долгожданная встреча?

Все те три месяца, которые прошли без Ники, она провела в непрерывных мучениях. Мать, а с ее подачи и отец, пытались доказать ей, что любовь к «азиату» просто позорит принцессу Рейха. "В конце концов, если ты разлюбила порядочного и добродетельного Баттенберга, это еще не повод, чтобы связываться с этим «византийцем»! Неужели ты не видишь, что эти русские — просто варвары?! Ты слышала, что твой Ники натворил на одном из приемов?! Он назвала твою бабушку, великую королеву Викторию — старой шлюхой!" Боже мой, мама, можно подумать, что ей есть дело до того, как он кого назвал?! Ее Ники может называть кого угодно и как угодно, но ее это не касается. На Рождество он прислал ей чудный подарок — русский костюм с настоящими der kokoshnik и der sarafan, премило украшенными жемчугом, соболями и золотым шитьем. Когда она появилась в них на маскараде — впечатление было неизгладимое! Дедушка был восхищен, и бабушка тоже. А братец Вилли сказал, что этот костюм — истинное произведение искусства, и красота всегда тянется к красоте.