— А как же бухгалтерские книги? — мягко вопросил я, — мы же договорились!

— Только после осмотра врача! — твердо сказал Иван.

— Да вы не беспокойтесь, юноша! — проскрипел Сперанский, влезая в разговор. — Снимите сюртучок и присядьте на диванчик!

— Ну, вот еще! — решительно сказал я, резко отбрасывая протянутую ко мне руку профессора. — Я чувствую себя совершенно здоровым! В последний раз, при свидетелях, прошу тебя, Ваня, покажи книги!

Ивана опять охватил нервный кашель. Михаил и Митрофан снова совершенно синхронно подняли на меня глаза. Теперь выражение их лиц немного поменялось — к удивлению примешалась некоторая… гордость. Так смотрят на сына-шалопая, мол, непутевый, но, тем не менее — удалец!

А Сперанский, сняв пенсне, принялся педантично их протирать кружевным платочком. Прелюдия спектакля закончилась. Сейчас все зависело от старшего брата — решиться он пойти на открытый конфликт или пойдет на попятный.

— Профессор! — Иван решился. — Делайте то, о чем мы договорились!

Стараясь не глядеть в мою сторону, профессор забормотал:

— После проведенного осмотра я, в присутствии трех родственников больного, выношу окончательный диагноз — прогрессирующая шизофрения, острая фаза, реактивный психоз. Констатирую временную недееспособность больного. Постоянная недееспособность может быть установлена только при проведении медицинского консилиума. — Сперанский встал, — на чем разрешите откланяться!

— Сидеть! — Свистящим шепотом приказал я. По кабинету словно ледяной заряд пронесся. Сперанский плюхнулся в кресло. Михаил с Митрофаном поежились. Я сделал небольшой шажок к профессору и ухватил его двумя пальцами за галстук, — сколько тебе, сволочь, заплатили? А?!! — я рывком приподнял тушу медицинского светила. Галстук немедленно затянулся на шее, глаза профессора полезли из орбит. Он захрипел.

Насладившись его испугом, я разжал пальцы, и толстяк шлепнулся мимо кресла на ковер. Звук при этом был такой, словно в здание ударили тараном.

— Ну а вы что сидите? — я повернулся к средним братьям, — вашего младшего братика хотят наследства лишить, а вы молчите? Значит, тоже на мне нажиться решили?

— Сашенька, послушай… — вякнул Михаил, но, наткнувшись на мой разъяренный взгляд, смешался и умолк.

— Да у вас тут целый заговор! — обличал я, стоя посреди кабинета. — Решили меня умалишенным объявить, чтобы денежки мои, батюшкино наследство, себе захапать! Ишь ты, не понравилось ему ("молния" из-под нахмуренных бровей в сторону Ивана), что я решил самостоятельно торговлей заняться! Другой бы радовался — младший братик на ноги встает! ВСЁ! Не брат ты мне более, не брат!!! И поступать я теперь буду, словно чужие вы! Хотел по-хорошему договориться, по-семейному… А теперь только через суд!!!

Иван, испуганно таращась, почти сполз на пол, и теперь из-за стола была видна только его голова. Михаил с Митрофаном сидели, будто контуженные, даже моргать перестали. Сперанский вообще отполз на карачках в угол и теперь посверкивал оттуда стеклышками пенсне.

— Помогите, убивают! — пролепетал братец Ванечка и позвонил в колокольчик.

По этому сигналу в кабинет ворвались амбалы.

Первого я встретил классическим мукуши в голову. Нога угодила громиле точно в нос. Извергнув фонтан крови, амбал рухнул как подрубленное дерево, оглашая кабинет диким ревом. Заходящий справа выбросил могучий кулак в направлении моей головы. Я легко нырнул под атакующую руку. Гигант уже летел надо мной, когда я, распрямляясь, рубанул его локтем в печень. Эффект был потрясающий — амбал аж перевернулся, в воздухе мелькнули ноги. Описав полный круг, причем центром вращения был мой локоть, мужик плашмя рухнул на спину. Стены солидного (не чета хрущевкам!) здания, вздрогнули, как от пятибалльного землетрясения. Заходящий слева несколько замешкался, оббегая своего поверженного товарища, и я успел сделать два быстрых шага вправо. Теперь я был сбоку от амбала, а он только начал поворачивать в мою сторону голову. Я резко разворачиваю корпус. Мое правое плечо следует за бугристой спиной мужика. В конце траектории я распрямляю руку, и ребро ладони рубит затылок амбала. Будь на его месте противник похлипче, тут бы ему и смерть от перелома шейных позвонков. А так… толстые мышцы спасли своего хозяина. Этот почти сабельный удар просто добавляет движению здоровяка дополнительную энергию. Оглушенный амбал по инерции пролетает несколько шагов и врезается в стену. Раздается неприятный хруст, и очередной противник сползает на пол.

Минус три! Так, а где «Цыган»? Это не значит, что я упустил его из виду. Краем глаза я все время «держал» его. Но он, войдя в кабинет, просто встал. Так он и простоял всю короткую схватку.

Закончив расправу над «мясом», я развернулся к чернявому. Он медленно, глядя мне точно в глаза, нагнулся и вытащил из сапога нож. Я укоризненно хмыкнул и погрозил «Цыгану» пальцем. Он мне уже почти нравился, жаль будет калечить, а ведь придется, раз у него в руках оружие. Но чернявый снова удивил меня — покачав лохматой головой, «Цыган» отбросил клинок.

Мы медленно сблизились. «Цыган» слегка покачнулся вправо. Ну, эти шутки мы знаем — я остался недвижим. Еще один отвлекающий финт — я снова не ведусь. Тогда «Цыган» решился на атаку — на приличной скорости бросив тело вправо, он вдруг скрутился и попытался сделать что-то похожее на "ножницы"[78]. Эх, не попадался тебе достойный противник, бородатое чудовище! — почти ласково подумал я, взмывая в воздух, — а ведь наверняка этим приемом он не один десяток деревенских увальней завалил! Уже в полете я развернулся и легонько, чтобы не покалечить, ударил чернявого в голову подъемом стопы. Такой удар хорошо получается в десантных берцах. Но в этот раз на мне щегольские белые туфли… правда, с высокими кожаными гетрами! Поэтому удар все-таки выходит неплохим! «Цыгана» уносит в приемную, а я, приземлившись, медленно поворачиваюсь к братьям. Ванечка охает и падает в обморок. Михаил с трудом сдерживает рвотные порывы. На лице Митрофана, по слухам — любителя посмотреть на кулачные бои, застыла глупая улыбка. Сперанский так и вообще залег у стенки в позе "ожидания ОМОНа" — мордой вниз, руки на затылке.

Что, братцы, не ожидали ТАКОГО от домашнего дурачка? А что вы хотите — я с восьми лет самбо занимаюсь. А чем еще заниматься сыну офицера ВДВ? Не бальными же танцами? Мелькнула мысль: "А ведь с их точки зрения Сашенька одержим бесом!"

За моей спиной, в приемной, что-то зашуршало. Цыган недобитый поднимается? Я развернулся и на полусогнутых (в голове все еще бухали боевые литавры, а адреналин бурлил в крови) вышел посмотреть на источник шума. В приемной тоже была немая сцена: оба приказчика и секретарь, раскрыв рты, таращились на чернявого мужика, медленно принимавшего вертикальное положение. Я сделал полушажок в сторону, уже примеряясь нанести финишный удар. Но Цыган повел себя странно: увидев меня, он низко, в ноги, поклонился и сказал:

— Прости, Ляксандра Михалыч, что сразу не признал в тебе ХОЗЯИНА!

Однако! В моей армии появился первый боец! Я хмуро оглядел нежданного сторонника. Нет, он не шутит и не издевается — он действительно верит, что если я его побил — то, несомненно, являюсь более крутым.

— Как зовут? — спросил я. Горло после драки пересохло, и мой голос напоминал карканье ворона.

— Еремей, хозяин, — ответил Цыган, потирая окровавленное (это его пуговицей на гетре зацепило) ухо. — Еремей Засечный.

— Вот что, Ерема, ступай на улицу и позови городового! Скажешь ему, что господа Рукавишниковы подрались, а ты разнимал!

Еремей молча кивнул и быстро, но без суеты стал спускаться на первый этаж. Приказа он обсуждать не стал.

— Ну-с, милостивые государи! — сказал я, вернувшись в кабинет. — Через пять минут здесь будет полиция. И только от вас зависит — подозреваемыми вы будете или свидетелями! Понятно излагаю?

Михаил и Митрофан кивнули. Клиенты почти созрели, продолжим психологический прессинг.