– А что бы тогда произошло со мной? – попыталась пошутить я.

– У нас была бы ты, и мы были бы счастливы. – Отец потянулся, как молодой, и окинул взглядом море, горы и небо. – Во всяком случае, мне нечего сказать, всё получилось великолепно.

– Мне нравятся такие простые высказывания. Дядя поразительный человек, способный вызвать меня на откровенность, – сказала Цугуми с серьёзным выражением на лице.

Отец радостно рассмеялся:

– Цугуми и раньше, наверное, пользовалась успехом. Но ты когда-нибудь чувствовала себя так, как сейчас?

Цугуми, склонив голову набок, тихо стала рассуждать:

– Может показаться, что вроде что-то было, но нужно определённо сказать, что такого не было. До сих пор, чтобы ни случилось, даже если парень начинал плакать передо мной, хватать меня за руку, касаться моего тела, хотя он мне и нравился, у меня было чувство, что я стою на берегу реки и наблюдаю пожар на противоположной стороне, а когда он заканчивается, мне становится скучно и тянет ко сну. Любой пожар догорает. Я часто задумывалась – чего хотят парни от любви в нашем возрасте?

– Я согласен с тобой. Если человек не получает в ответ то, что даёт, он обязательно когда-нибудь уйдёт, – сказал отец.

– Однако с Кёити совсем по-другому. Я действительно чувствую, что тоже участвую в наших встречах, может, правда, это из-за собак. Но Кёити совершенно другой. Сколько бы раз мы ни встречались, он мне не надоедает. И каждый раз, когда я смотрю в его глаза, мне так и хочется натереть его лицо мороженым или чем-нибудь ещё, что у меня в руках. Вот так я люблю его.

– Я не думаю, что Кёити это понравится, – ввернула я, хотя их слова заставили меня глубоко задуматься.

Горячий песок всё больше засыпал ступни моих ног. В такт набегающим волнам я почувствовала желание повторять как молитву: «Пусть отныне только хорошее будет случаться с тобой».

– Когда-нибудь познакомь меня с этим мальчиком, – попросил отец, и Цугуми кивнула в знак согласия.

На следующий день я проводила отца, который сел на автобус-экспресс, идущий прямо в Токио.

– Маме передай привет, – сказала я.

Загорелый отец в обеих руках держал сумки с морепродуктами, и я не представляла, как они это всё съедят. Определённо мама будет раздавать продукты соседям. В моей памяти всплыла знакомая картина: засаженные деревьями улицы Токио, необычно тихий ужин, звук шагов вернувшегося отца.

Автобусная остановка была освещена лучами заходящего солнца. Уносящий отца автобус медленно выехал на хайвей, и, пока он не исчез из виду, отец махал мне рукой.

На пути в гостиницу мною овладело чувство одиночества. Мне хотелось сохранить в своём сердце особое ощущение прогулки по этой дороге, с которой я должна буду расстаться в конце лета, и не забыть в надвигающихся сумерках ни об одной частичке этого быстро меняющегося мира.

Вскоре после того, как число отдыхающих достигает своего пика и начинает постепенно сокращаться, в городе проводится традиционный летний фестиваль, который в основном предназначен для местных жителей. Главные события разворачиваются около большого синтоистского храма, расположенного в ближайших горах. Вдоль дороги к храму устанавливаются ряды палаток, а на площади перед ним воздвигается сцена для исполнения местных ритуальных танцев о-бон и кагура. На берегу моря идут приготовления для большого фейерверка.

Как раз в тот момент, когда предпраздничная суета охватывает весь город, неожиданно замечаешь первые, пусть пока совсем небольшие, признаки надвигающейся осени. Солнце всё ещё такое же жаркое, но ветер с моря становится более мягким, и песок уже не такой горячий. Периодически идёт мелкий дождь, который смачивает рыбацкие лодки, пришвартованные вдоль берега. Всё больше начинаешь понимать, что лето поворачивается к тебе спиной.

В один из дней накануне фестиваля у меня неожиданно поднялась температура, пришлось лечь в постель. Видимо, я слишком перевозбудилась во время подготовки к празднику. Случилось так, что Цугуми тоже слегла, и Ёко пришлось выполнять роль медицинской сестры, курсируя между нашими комнатами с пакетами льда и жидкой рисовой кашей, которая должна была нас вылечить. При этом она всё время повторяла, что мы должны обязательно выздороветь до начала фестиваля.

У меня редко поднимается температура, поэтому от одного того, что я узнала, что она выше тридцати восьми градусов, у меня закружилась голова. Ничего не оставалось делать, как лежать с красным от жара лицом.

Ближе к вечеру, как обычно даже не постучав, раздвинув двери, вошла Цугуми.

Я лежала, повернувшись к окну, за которым далеко простиралось небо, красное от вечернего заката. Во всём теле я чувствовала вялость и продолжала смотреть в окно, не испытывая ни малейшего желания разговаривать с Цугуми.

– Ну что, температура? – спросила она и толкнула меня ногой в спину.

Мне ничего не оставалось, как повернуться к ней лицом. Её волосы были завязаны сзади в пучок, и, одетая в светлую пижаму цвета морской волны, она выглядела вполне здоровой.

– Не похоже, что у тебя температура, – сказала я.

– Такая температура для меня нормальная, – улыбаясь, сказала Цугуми и неожиданно схватила мою руку, которая лежала поверх одеяла.

– Да, одинаковая.

Обычно, когда у Цугуми жар, её рука бывает на удивление горячей, но сейчас действительно этого не чувствовалось.

Цугуми привыкла к высокой температуре. Когда я подумала, что она постоянно живёт с ней, меня охватило глубокое волнение. При высокой температуре мир вокруг тебя как бы вращается быстрее, тело становится тяжёлым, а сердце так и стремится вырваться наружу. Твои мысли часто концентрируются на вещах, которые обычно и не замечаешь.

Цугуми, сев на корточки около моей подушки, сказала:

– Если говорить только о темпераменте, то у меня его хватит на двоих.

Я рассмеялась:

– Если бы можно было жить на одном темпераменте.

Цугуми тоже улыбнулась.

Этим летом Цугуми была чрезвычайно красива. Казалось, каждый был готов смотреть на неё не отрывая взгляда. Довольная улыбка на её лице была подобна весеннему снегу на вершинах гор.

– Когда у тебя температура, мир вокруг выглядит каким-то странным. И это приятно, – странно сощурив глаза, сказала Цугуми. Она была похожа на маленького зверька, который радовался, что нашёл себе подругу.

– Верно, он выглядит более свежим, – сказала я.

– Такие, как я, у которых часто бывает жар, постоянно болтаются между этими двумя мирами и в конце концов теряют ощущение, какой из них настоящий. И, таким образом, жизнь проходит на большой скорости.

– Поэтому чувствуешь себя всё время немного опьяневшей.

– Да-да, именно так.

Улыбаясь, Цугуми встала и так же неожиданно вышла из комнаты, как и вошла, а в моих глазах ещё долго стоял её образ.

В ночь перед фестивалем Цугуми и я полностью выздоровели. Мы решили идти вчетвером: Цугуми, Кёити, я и Ёко. Цугуми была особенно радостно настроена оттого, что сможет показать Кёити, как проходит фестиваль в нашем городе.

Каждый год на этот фестиваль мы надевали лёгкие кимоно и сейчас помогали друг другу обернуть оби и завязать специальный узел на спине. Наши кимоно были голубого цвета с рисоваными белыми цветами. Мы разложили розовые и красные оби на татами в большой комнате гостиницы, чтобы подобрать подходящие к нашим кимоно. Я выбрала для Цугуми красное оби и, обёртывая его, поразилась, насколько тонкая у неё талия. Сколько бы я ни затягивала оби, всё равно оставалась щёлочка, и в конце концов у меня создалось впечатление, что я держу в руках не талию Цугуми, а только оби. Это меня очень расстроило.

Когда мы, переодевшись, в вестибюле на первом этаже смотрели телевизор, пришёл Кёити. На нём была его обычная одежда, и Цугуми упрекнула его за то, что он не создаёт праздничную атмосферу. Однако он тут же показал свою ногу, обутую в новенькие деревянные сандалии на высокой подошве. Вопреки обычаю Цугуми не стала хвалиться своей одеждой, а взяла его, как ребёнка, за руку и поторопила: «Пошли скорее, а то не успеем осмотреть все лавочки до начала фейерверка», сказав это чрезвычайно ласково.