«Что происходит?» – хотел закричать я, обращаясь неизвестно к кому, но не смог.

Колокол ударил в очередной раз настолько громко, что голова, наконец не выдержав перегрузки, взорвалась изнутри, после чего захлебываясь собственным криком, я провалился в бездонный колодец. На дне которого совершенно неожиданно оказалось серое небо. Огромное серое небо, по которому плыли неестественно белые облака, может быть именно в силу контраста казавшиеся совершенно нереальными.

Я лежал посреди бескрайнего поля, усеянного цветами. Наверное, в этом состоянии не было бы ничего удивительного, если бы мир, окружавший меня, не оказался начисто лишенным каких бы то ни было красок. Здесь господствовали только два цвета – серый и белый. Это было так странно, что на какое-то время я даже забыл обо всем остальном.

– Тебе очень больно?

Вопрос прозвучал настолько неожиданно, что я невольно вздрогнул, ища взглядом обладателя голоса.

Рядом стояла девочка, держащая в руках большую охапку полевых цветов. На вид ей было не больше десяти лет.

– Что? – ошеломленно переспросил я, не сразу опомнившись после смены обстановки – уж больно оглушительным было различие между жестокими ужасами войны и покоем мирной идиллии.

– У тебя из ушей течет кровь... Это очень больно?

Внимательные детские глаза смотрели на меня серьезно и требовательно. Казалось, для девочки в данный момент нет ничего важнее, чем ответ на этот вопрос.

Я прижал раскрытые ладони к ушам и, когда опустил руки вниз, действительно увидел на них кровь. Но не красную, а, как и все вокруг, серую.

– Нет, не больно, – совершенно искренне ответил я, все еще не понимая, как оказался в этом загадочном месте.

– Тогда почему же ты плачешь?

Я в очередной раз поднес руки к лицу и почувствовал на щеках следы влажных полос.

– Мне тяжело, – устало вздохнул я, не найдя более подходящего ответа на этот чересчур трудный вопрос. – Просто очень тяжело на сердце, – поспешил уточнить я, увидев, как изменилось ее лицо и удивленно взметнулись вверх ниточки бровей.

– Душная тень большой жабы со стальными глазами? – поинтересовалась девочка, будто речь шла о само собой разумеющихся вещах.

«Откуда ты знаешь?» – хотел было спросить я, но не стал, вместо этого лишь коротко кивнул:

– Верно...

– Но ее же можно прогнать.

– Думаешь?

– Конечно! – В детских глазах промелькнуло выражение той самой радости, которая бывает у ребенка, когда он знает какую-то тайну, недоступную взрослым.

– И ты мне поможешь?

– Нет. Хотела бы, но не могу, – с искренним сожалением вздохнула маленькая девочка. – Прогнать злую жабу под силу лишь тому, на чье сердце упала ее мерзкая тень.

– Понятно... – Мне стало ясно: в этом странном месте я не получу ответа ни на один из вопросов, которые представляют для меня интерес.

Поэтому можно было расслабиться, отбросив в сторону накопившиеся за последнее время проблемы, и просто поболтать.

Но, видимо, девочка не хотела просто болтать, ей было интересно узнать как можно больше о чужаке, неожиданно вторгнувшемся в ее мир.

– А почему ты серый? – задала новый вопрос моя любопытная собеседница.

– Ну, если честно, сам не знаю. Наверное, потому, что все вокруг серое.

– С чего ты взял? – Ей стало так интересно вести разговор с этим загадочным дядей, что она положила букет на землю и села, смешно и по-детски неуклюже поджав под себя ноги.

– С того и взял... – Я выдержал паузу, во время которой попытался правильнее сформулировать ответ на очевидный вопрос, а затем не нашел ничего лучшего, как ответить первое, что пришло на ум: – Я все вижу серым.

Девочка снисходительно улыбнулась, как будто именно она была взрослой женщиной, а я – всего лишь глупым мальчуганом.

– Если я закрою глаза, это еще не значит, что окружающий мир исчез. Поэтому, если ты все видишь серым, это еще не значит, что все на самом деле серое.

– Ты хочешь сказать, что у всего вокруг есть цвет? – уточнил я. – Небо голубое, трава зеленая, цветы яркие...

– Конечно, – радостно согласилась она. – Все так и есть на самом деле, за исключением одного лишь тебя. Ты сам серый, кровь у тебя серая, и вообще, если бы мы прямо сейчас не разговаривали, я бы подумала, что ты ненастоящий.

– Но я же настоящий?

Не знаю почему, но я втянулся в этот лишенный смысла разговор, и мне стало чрезвычайно важно узнать ответ на этот наивно-детский вопрос.

– Трудно сказать. – Девочка серьезно сдвинула брови и сморщила нос. – На первый взгляд ты кажешься настоящим, но эта твоя непонятная серость сбивает меня с толку.

Она ненадолго задумалась, а я, не зная, что говорить, счел за лучшее промолчать.

– Думаю, ты все же настоящий. – Ребенок наконец пришел к определенному выводу. – Но та нехорошая вещь, которую ты держишь в руках, изменяет твою сущность...

Было странно услышать из уст маленькой девочки такие взрослые определения, но я уже давно перестал чему бы то ни было удивляться, поэтому просто перевел взгляд на свою руку и увидел зажатый в кулаке обломок стрелы без наконечника.

– Эта... – Она сбилась, решая, как бы получше обозначить предмет. – Эта штуковина... Очень страшная... Она даже хуже, чем мерзкая жаба. Хотя я не знаю, как это вообще может быть.

Объяснение было достаточно путаным и ничего толком не проясняло, но мне стало ясно – нужно как можно скорее избавиться от этой зловещей «штуковины».

Я сделал попытку разжать кулак, но ничего не произошло. Не знаю, виновато ли было место, в котором я оказался, или что-то другое, но, как бы то ни было, факт остается фактом – несмотря на все попытки избавиться от нее, стрела так и осталась в моей руке.

– Не можешь? – В глазах девочки промелькнула искра сочувствия.

– Не могу, – честно признался я.

– Так я и думала! – Она вновь сморщила нос, что, по всей вероятности, означало глубокую задумчивость, и спустя некоторое время выдала совершенно неожиданный ответ: – Раз ты не можешь избавиться, то придется жить с этим. Другого выхода я просто не вижу.

Это самое «не можешь избавиться» прозвучало из ее уст так, как будто она имела в виду «не хочешь избавиться».

– Я хочу, но не могу. – Мой голос был спокоен, но в глубине души уже поселилось сомнение.

– Кто хочет что-то сделать – изыскивает возможности; кто не хочет ничего делать – ищет причины, объясняющие его бездействие, – без запинки, явно наизусть, произнесла девочка. – Не помню, кто это сказал, но мне отчего-то запомнилось, – неожиданно смутившись, добавила она, как будто ее уличили в чем-то не слишком хорошем.

– Может быть, ты и права. – Стихший было звон колокола начал вновь набирать силу, и я понял, что мое пребывание в этом месте скоро кончится. А может, и нет. – Но как бы то ни было, мне было приятно встретиться и поболтать с тобой.

– Мне тоже.

– Может, еще как-нибудь встретимся.

Колокола уже били в полную силу, так что опять начало закладывать уши.

Девочка вежливо кивнула и посоветовала на прощание:

– Прогони жабу – и тогда сможешь избавиться от этой гадкой штуковины.

– Я постараюсь, – уже прокричал я, из-за нарастающего грохота не сумев как следует расслышать собственный голос.

После чего, захлебываясь криком, вновь провалился в бездонный колодец.

На дне которого, как ни странно, оказалось все то же неизменное серое небо.

Пятеро смертных, бросивших вызов богам, – это даже не смехотворно малая цифра, это просто ничто. Если они и вправе рассчитывать на что-либо, то только благодаря внезапности и дерзости своего нападения. Муравей, ползущий по одежде человека, не может быть обнаружен, пока на него случайно не наткнется рассеянный взгляд, либо же он сам не проявит себя укусом или каким-нибудь другим неосторожным действием.

Идея вторгнуться в сферу Хаоса, чтобы похитить священный артефакт, была настолько нелепой или, точнее сказать, сумасшедшей, что даже не принималась в расчет могущественными небожителями.