— Хантер, это не его вина. — Александр смотрит на Джонатана странным пристальным взглядом. — Он ничего не мог сделать.

Джонатан только фыркает, широким шагом направляется к двери. Александр идет за ним, я тоже рефлекторно хватаю сумочку, все еще стоящую на диване, и собираюсь догнать мужчин. Однако вдруг замираю в нерешительности. Джонатан сказал, что я могу пойти с ним к Саре, и я хочу быть с ним, именно сейчас — но произошла непредвиденная, нестандартная ситуация, и я боюсь помешать или оказаться лишней.

Джонатан замечает, что я остановилась, и оборачивается. Кажется, он на миг задумывается, затем требовательно протягивает руку, машет мне.

— Идем. Быстро.

Он дожидается, пока я догоню их, подталкивает меня к двери.

Кэтрин Шепард, сидящая на своем месте, смотрит на меня со странной смесью враждебности и любопытства, и ее взгляд напоминает мне о случившемся в кабинете. Мне тяжело переварить перемену чувств, от горячего секса с Джонатаном до несчастья с его сестрой, и я вдруг спрашиваю себя, догадывается ли она на самом деле, что происходит между мной и Джонатаном и насколько все плохо. Но у меня совершенно нет времени думать об этом, поскольку Джонатан торопит. По крайней мере ясно одно: он действительно хочет, чтобы я пошла с ним.

В лифте я вижу по лицам обоих, насколько они нервничают.

— Твой отец ничего не говорил по поводу ранения твоей сестры? — спрашиваю я.

Джонатан делает глубокий вздох, как будто ему требуется время, чтобы собраться с мыслями для ответа.

— Он сказал, ей придавило ногу, у нее было сильное кровотечение. Но она была в сознании.

— Похоже, угрозы для жизни нет, — говорю я, пытаясь успокоить его, но вижу по его лицу, что у меня получилось плохо.

— У больницы имени короля Эдуарда VII отличная репутация, — произносит Александр, кажущийся таким же напряженным, как и Джонатан, но, в отличие от своего компаньона, он предпочитает снимать стресс разговорами.

Он объясняет мне, что это частная клиника в Мэрилебоне, одна из лучших в Лондоне, где уже лечился принц Филипп.

— Они сделают для Сары все, что возможно, — говорит он, и это звучит как заклинание.

Как только открываются двери лифта, мужчины бросаются в фойе, и я с трудом поспеваю за ними. На улице нас ждет лимузин, и вскоре мы уже мчимся по городу. Джонатан пытается еще раз дозвониться до отца, но попадает только на голосовую почту, что, очевидно, раздражает его еще сильнее. Затем он пытается позвонить в клинику, после долгих переговоров с регистратором узнает только то, что Сара Хантингтон была принята и сейчас находится на лечении, больше ничего.

— Проклятье! — Положив трубку, Джонатан ругается вслух, и это яснее всего остального свидетельствует о том, насколько он взволнован.

— Все наверняка не так плохо, — говорю я, но, встретившись взглядом с Джонатаном, понимаю, что для него все плохо. Очень плохо. В его глазах я впервые вижу неприкрытый страх.

При виде этого у меня сжимается сердце, мне так хочется прикоснуться к нему, утешить, но я не осмеливаюсь, потому что напротив нас сидит Александр. Хоть он и погружен в мысли, часто смотрит в окно, но время от времени поглядывает на меня и Джонатана с задумчивым выражением лица.

Кроме того, я не уверена, нужно ли Джонатану вообще мое утешение, потому что он кажется очень отстраненным, смотрит прямо перед собой.

Мы молчим до самой клиники, расположенной на Бомонт-стрит, большого многоэтажного здания с белым цоколем и множеством окон в красной кирпичной стене, идеально вписывающейся в улицу. Оно даже немного напоминает отель с мачтой для флага над обсаженным буками входом.

Войдя внутрь, я чувствую себя не совсем так, как обычно при посещении больниц, поскольку все здесь вызывает ассоциации с аристократическим загородным поместьем. За стойкой регистратора в стене виден большой старый камин, которым, однако, больше не пользуются, а пестрые витражи над ним тут же напоминают мне внутреннее убранство церкви. Нас проводят не в холодный покой ожидания, а в «библиотеку», довольно солидно обставленную комнату с уютными красными диванами и шкафами из полированного дерева. Нам не приходится долго ждать, почти сразу появляется врач с каштановыми волосами, уже пронизанными несколькими седыми прядями. На табличке с именем, висящей на ее халате, написано «доктор Мэри Джонкас»; на мой взгляд, ей около пятидесяти пяти лет.

— Как моя сестра? — без экивоков спрашивает Джонатан, едва доктор успевает поздороваться с нами.

— У нее перелом ноги и несколько ушибов, кроме того, из-за пореза она потеряла много крови, — сообщает врач. — Однако нам удалось быстро стабилизировать ее, к счастью, потребовалась лишь небольшая операция, чтобы выправить ногу. Сейчас она находится под наблюдением в отделении интенсивной терапии.

— В интенсивной терапии? — Джонатан тут же бледнеет снова.

— Да, но это просто для профилактики. С учетом обстоятельств, она чувствует себя довольно хорошо.

Джонатан проводит рукой по волосам, шумно выдыхает. Судя по виду Александра, у него тоже камень с души свалился, и на миг я завидую неизвестной мне Саре Хантингтон из-за того, что о ней беспокоятся два таких потрясающих человека.

— А что с Хастингсом? Я имею в виду, с мистером Хастингсом? Шофером моего отца? — интересуется Джонатан.

— У него ушиб плеча из-за рывка ремня безопасности и подозрение на сотрясение мозга. Ему тоже нужно остаться на ночь для наблюдения, но в целом у него все в порядке.

— А лорд Локвуд?

Доктор Джонкас слегка теряется, потому что вопрос задает не Джонатан, а Александр, но отвечает так же профессионально и спокойно, как прежде.

— Он пережил легкий шок, в остальном повреждений нет, — говорит она. — Он в отделении интенсивной терапии с леди Сарой. Я пошлю за сестрой, чтобы она отвела вас наверх, к ней.

— Да, спасибо, — произносит Александр, и врач, попрощавшись, удаляется.

Джонатан нетерпеливо смотрит ей вслед.

— Почему мы не можем пойти к ней сразу?

— Терпение, Хантер, на то наверняка есть причины, — успокаивает его Александр.

— Мистер Хантингтон? — В дверном проеме внезапно возникает светловолосый Стивен. В руке он держит свернутый в трубочку журнал.

Похоже, Джонатан понимает, чего от него хочет Стивен.

— Прошу прощения, я на минутку, — говорит он, обращаясь к нам, и вместе со Стивеном направляется в коридор рядом с регистратором. Мы с Александром остаемся одни в изысканной комнате ожидания.

Поскольку я стою у самой двери, мне видно, как Стивен показывает своему начальнику журнал, но я не вижу, что это за журнал, так как Джонатан стоит спиной ко мне. Они разговаривают, я вижу, как кивает шофер. Внезапно я чувствую руку на своем плече и испуганно вздрагиваю.

Александр стоит рядом и глядит на меня с легкой улыбкой на лице. Я тут же понимаю, что сейчас речь пойдет о том, о чем я предпочла бы с ним не говорить.

— Я знаю, что меня, в общем-то, это не касается, Грейс, но что это за эксперимент, который Джонатан проводит с вами?

Я краснею.

— Не знаю, что вы имеете в виду. — Я пытаюсь увильнуть от ответа.

— А мне думается, что знаете. И прежде чем вы обидитесь, скажу: я был бы рад, если бы это оказалось тем, чем кажется.

— И чем же это кажется? — спрашиваю я, терзаемая любопытством и смущением.

— Тем, что в жизни моего друга наконец-то появилась женщина. — Он смотрит в коридор, где Джонатан все еще беседует с шофером с несколько скептическим выражением лица. — Хотя верится в это с трудом.

Услышав это, я вздыхаю.

— И теперь, я полагаю, вы намерены меня предостеречь?

Александр в недоумении глядит на меня, затем улыбается.

— Нет, вообще-то даже не собирался. — Лицо его снова становится серьезным. — Но предостережение, думаю, все же лишним не будет. Джонатан непрост, Грейс. И никогда таким не был. К нему очень сложно подобраться, и, хотя я знаю его уже очень долго, существуют вещи, о которых он не говорит даже со мной. — Он задумчиво трет лоб. — И женщина рядом с ним — такого, можно сказать, не было никогда.