Подрядчик наемных убийц был жаден, но вовсе не глуп. Он продал Курта в рабство Хэнку Тарану не столько из-за денег, сколько оттого, что это была единственная возможность избежать смерти в волчьих клыках и когтях. Если бы ему удалось то, чего он хотел, то жизнь Страйкера прервалась бы еще до заключения сделки. Живым Волк стоил несоизмеримо больше. Физическая “ликвидация” являлась решением слишком простым и поэтому требовавшим куда больших ресурсов, чем те, что имелись тогда у Хью.

Поэтому пришлось пойти на риск.

Таран, как и ожидалось, захотел оставить Волка себе. Но Хью понимал, что это похоже на русскую рулетку. Когда-нибудь — ну, не сегодня и не завтра, но все равно очень, очень скоро — Страйкер вырвется на свободу. Ведь ярость рвет цепи. А в бумагу огонь не завернешь. Это вопрос времени.

Именно поэтому в глазах лысого коротышки стояла тревога. Он был не дурак, а потому боялся. И бдительно следил за каждым движением Волка. Колеблется вода в темных глубинах. Что-то притаилось там, на самом дне. Прижалось голым брюхом к песку.

Каждую ночь подрядчик киллеров ждал и боялся. Ждал, что именно этой ночью пленник совершит побег. Что это его тень пронеслась за окном. Что под его ногой скрипнула половица за дверью. Что верные телохранители уже висят в гараже вверх ногами, выпотрошенные, будто свиньи на бойне… Что это его силуэт появился в проеме.

Страйкер представлял себе, как Лысый Хью лежит ночью без сна и вслушивается в тишину, и у него становилось легче на душе. Он попытался изменить курс, чтобы вырулить к этой троице. При одном лишь намеке на маневр Хмырь и Шило сразу же посерьезнели, а Лысый Хью нервно передернулся (вероятно, недосыпание сказывалось), но “безрукавочники”, как оказалось, не забывали приглядывать и за мохнатым гладиатором. В шею Курта вонзились сотни электрических жал. Это сразу же отбило всякую охоту к необдуманным действиям.

Всему свое время.

Курт задрал голову и посмотрел на Тарана. Тот кивнул.

— Делай свое дело, малыш, — сказал он так тихо, что услышал только Волк. — Им не устоять против тебя.

Курт отвернулся, ничего не сказав. Конечно, это правда. Но разве надо лишать людей жизни, чтобы доказать эту самую правду? Таран собирался под завязку набить карманы кровавыми деньгами. Ничего страшного, если за это расплатится собственной шкурой какой-то бедолага…

Один из “безрукавочников” подошел к Яме и распахнул решетчатый люк, не издавший при этом ни звука — любимая вещь, которой часто пользуются, не знает недостатка в уходе. Другой парень тем временем тащил длинную лестницу с узкими перекладинами. Она валялась неподалеку и, судя по всему, в это утро неоднократно погружалась на самое дно… При взгляде на лестницу Курту невольно подумалось, каким же образом из Ямы извлекали трупы (или даже раненых). Мгновение спустя его взгляд сам собой нашарил длинные и прочные ремни, висевшие под решетчатым потолком, — в данный момент свернутые за ненадобностью.

Убийство здесь было поставлено на конвейер, потому как приносило изрядный доход.

— Вперед, — буркнул Нож за спиной.

Ошейник вколол в шею Курта энное количество ватт.

Не говоря ни слова, Волк двинулся вперед. Ему оставалось преодолеть какие-то жалкие метры, прежде чем, звеня пластмассовыми цепями, он поравняется с проемом. Оба “безрукавочника” успели отскочить в стороны. Курт переступил металлический порог и, ухватившись за лестницу, стал неторопливо спускаться, чувствуя на себе десятки любопытных взглядов. Все надеялись, что новичок сделает какое-нибудь неловкое движение и балахон распахнется или упадет капюшон. Но ничего не происходило, и взгляды беспомощно терзали плотную ткань, не в силах проникнуть внутрь. Безволосые подошли вплотную к Яме, завороженно наблюдая за широкоплечей фигурой и ее неторопливым скольжением по лестнице. Наконец ноги Волка прочно встали на засыпанный песком пол. Лысый Хью с телохранителями надменно взирали на него сверху вниз, однако у Курта было такое чувство, словно они стоят где-то страшно глубоко.

На дне могилы.

Курт прошел по окружности арены, разминая плечи и руки. Он не хотел грядущего боя и в то же время не мог сделать ничего, чтобы его предотвратить. Эта беспомощность, как ни странно, разбудила в нем зловещие силы. Волк явственно чувствовал, как в его груди нарастает волна напряжения. Это, похоже, и была та самая “контролируемая ярость”, которую любил вспоминать Старейшина… Она досталась Волчьему племени в наследство от четвероногих предков — способность приводить свой организм в состояние повышенной боеготовности, своего рода форсаж, в течение которого даже субъективное время Волка замедляло свой бег…

К дверному проему Ямы, один за другим, подошли четверо бойцов и выстроились цепочкой, дожидаясь своей очереди. Курт, отступив к противоположной стене, наблюдал, как гладиаторы резво спускались по шаткой лестнице. Судя по всему, им приходилось делать это не впервой. Наконец четыре пары ног опустились на засыпанный песком пол; “безрукавочники” втянули лестницу наружу.

Курт, не шевелясь, разглядывал противников.

Те глядели на него.

На песчаном дне Ямы стоял мертвый штиль, даже легкий ветерок не прикасался к балахону Курта. Откуда-то еле слышно доносилась музыка из старинных вестернов.

Тишину прорезал голос Джо Стивенсона. Безволосый приблизился к решетке арены, чтобы вместе с “учениками” вкусить кровавой плоти победы.

— Эй, Таран, — насмешливо поинтересовался он, — что же, ты даже не снабдишь своего парня мечом? Хэнк ответил не сразу.

— Нет. Оружие он добудет в бою, как я его учил…

Курт напрягся. Он чувствовал — с секунды на секунду будет сигнал. Как во время тренировок, только сейчас все, к сожалению, было катастрофически реально…

Гладиаторы разошлись в стороны, увеличивая тем самым дистанцию для маневров. Каждый присел в угрожающей, но вместе с тем весьма функциональной стойке, готовясь сорваться с места, вернее, распрямиться подобно тугой пружине… Волк воспользовался оставшимся временем, чтобы еще раз оглядеть своих противников.

Все четверо молодых людей были высокие и крепкие, по крайней мере двое не уступали телосложением лучшим бодибилдерам Тарана, включая самого Страйкера. Лица — суровые и жесткие, словно куски наждачной бумаги. Одна физиономия, впрочем, была закрыта широким забралом, сделанным в форме змеиной головы с раскосыми отверстиями для глаз. На плече у того же индивида красовалась блестящая сегментная броня, закрывавшая руку до самого локтя. В руках прокручивался, разрезая воздух длинными лезвиями, зловещий трезубец. Солнце пылало на треугольных наконечниках. Парень был по пояс обнажен, дальше шла юбка из плотных кожаных полос. На ногах надежно сидели сандалии с высокой шнуровкой — такие Волк частенько видел на персонажах фильмов из подборки Тарана.

Что же до трех других парней, то они походили друг на друга как три капли воды (которые, как известно, никогда не бывают совершенно одинаковыми), за небольшими отличиями. Так, все трое были одеты в кожаные штаны, но лишь у двоих имелись наколенники и налокотники, снабженные длинными шипами. У третьего на груди и животе висело подобие брони — изогнутые металлические полосы, стянутые кожаными ремешками. Еще у него, в отличие от упомянутых субъектов, вооруженных стандартными “гладиусами”, в руках был зажат здоровенный топор с двумя лезвиями и длинным острием между ними.

“Неслабая открывашка”, — отметил Курт.

Джо Клинок, что ни говори, подходил к своему делу очень серьезно. Его оловянные солдатики словно сошли с голограмм того же “Гладиатора” или “Спартака”.

Страха Курт не испытывал, но и до абсолютной уверенности в победе было далеко (собственно, только дураки испытывают ее перед боем). Страйкер был спокоен и сосредоточен, готовясь к броску; концентрируемая ярость уже натянула цепи. Ничто не могло нарушить холодного спокойствия волчьей души. Настоящий “сад камней”… Только вот из-под этих камней нет-нет да и выглянет маленькая головка юркого зверька. Сомнение и неуверенность вдруг пробивались сквозь невозмутимость, и с ними нелегко было справиться.