Ночью я все же перешел, несмотря на прямой запрет деда, в свою вторую ипостась, тенью выскользнул из шатра и пошел проверить, как там спит мать моей будущей дочери. Инор Лангеберг действительно о ней позаботился — ей выделили целых два одеяла, но все равно бедной девочке было холодно, она свернулась калачиком в попытках сохранить жалкие крохи тепла. Я начал подумывать, не лечь ли с ней рядом и начать заботиться прямо сейчас путем создания комфортных условий для сна.

— Проверяете, не сбежал ли, Ваше Высочество? — шепотом спросил подошедший начальник охраны. — Я караульным поручил присматривать, не волнуйтесь.

Я возмущенно дернул хвостом. Этот вояка сбил все романтическое настроение. Я еще чуть слышно фыркнул в его сторону и вернулся в шатер. Но мой подчиненный был даже в чем-то прав — время для заботы еще не пришло.

Асиль

В благородство гармского принца верилось с трудом. Особенно после того, как он старательно демонстрировал свое презрение к низшему существу при нашем прошлом разговоре. И вдруг все резко изменилось после того, как он узнал, что я девушка. Мне бы очень хотелось ему верить, но в памяти еще свежи были мамины слова, описывающие отношение Эвальда к окружающим, и пока все, что я наблюдала, только подтверждало ее мнение. Но принц казался таким оскорбленным моими подозрениями, что червячок сомнения прочно поселился в моей душе. Правда, очень маленький и хилый, но он очень хотел вырасти. Мысли упорно возвращались к Эвальду. Я вспоминала его бархатистый, располагающий к себе голос, его глаза, бывшие не так давно рядом с моими, и понимала, что мне нужно держаться от него как можно дальше, ибо в его присутствии всякое здравомыслие меня покидает, и я начинаю забывать о правилах приличия, не только орочьих, но и человеческих, которые, несомненно, более мягкие, но, все равно, существуют. Мама говорила, что одно из свойств оборотней — повышенная привлекательность для лиц противоположного пола, так что, думаю, моя обостренная чувствительность к нахождению его рядом из-за этого. Наверно, я решила, что он хочет получить от меня ночь как плату за проезд именно потому, что у самой возникали мысли, которые бы мама не одобрила. Да что там! Я и сама их не одобряла. Ведь я сбежала от брака с одним совсем не для того, чтобы мечтать о другом, для меня недоступном. Я прекрасно понимала, что ничего между нами быть не может, но думать никак не могла перестать.

Хорошо, что еще сутки — и мы навсегда расстанемся, так что нужно просто перетерпеть это время и стараться быть подальше от Эвальда. Если я не буду его постоянно видеть, то и мысли со временем сойдут на нет. А как же иначе? Ведь они не будут подкрепляться оборотническим обаянием, от воздействия которого, казалось, все горело и плавилось, мысли путались, а дыханье сбивалось.

Неожиданно начальник охраны принес мне миску с кашей, запахи которой уже давно будоражили мое воображение, а мысли о ней вполне успешно конкурировали с мыслями о всяких хвостатых нахалах. Каши было много, и она щедро была сдобрена мясом. Рот мой сразу же наполнился слюной, но я все равно сначала поблагодарила принесшего мне такую замечательную еду.

— Распоряжение Его Высочества, — сухо ответил он. — Не пойму я, парень, чего он так к тебе расположен стал, и не нравится мне это.

— Я все равно с вами только до границы, — ответила я и попыталась ему улыбнуться, но встретила лишь суровый взгляд. — А потом вы меня уже не увидите.

И это было действительно так. Ведь в Гарме Джангир должен был исчезнуть, а на его месте появиться Асиль, но начальнику охраны знать этого не следовало, да и вряд ли это расположило бы его ко мне. Он же рассматривает сейчас все только с точки безопасности Эвальда, а любое постороннее лицо, вне зависимости от того, женское оно или мужское, только затрудняет ему работу. Но хоть поесть принес, и за то спасибо. Сытость поспособствовала более веселому взгляду на жизнь. Желудок, даже уже не надеявшийся, что в него что-то кинут до Гарма, молчал и довольно выполнял свою работу. Думать ни о чем не хотелось, да и устала я за день скачки, веки слипались неимоверно. А тут еще инор Лангебеог принес мне два одеяла, он еще что-то пытался у меня спросить, но я смогла лишь пробормотать слова благодарности, закуталась, как гусеница перед тем как стать бабочкой, и перешла в совершенно бессознательное состояние. Сил на то, чтобы еще и с ним разговаривать, у меня не было.

Проснулась я посреди ночи, как будто меня кто по имени позвал. Я чуть приоткрыла глаза и увидела кружащую вокруг меня огромную черную кошку. Точнее, кота — почему-то я была уверена в том, что это Эвальд. Заботился ли принц о том, как мне спится, или собирался устроить ночной перекус и сейчас примеривался, с какой стороны меня начать есть, я так и не узнала. Подошел начальник охраны, столь меня невзлюбивший, и что-то начал говорить своему сюзерену. Тот понял, что поздний ужин — дело, для здоровья очень вредное, повернулся ко мне хвостом, как темное облако мягко заскользил между телами спящих и скрылся в шатре. Я испытала ни с чем не сравнимое облегчение — привлечь его внимание в любом плане мне бы не хотелось. Уснуть мне больше не удалось — было слишком холодно и тревожно. Беспокоил меня Эвальд. Я была теперь совершенно уверена, что привлекаю его, и это меня совсем не радовало. От подобных высокопоставленных личностей лучше всего держаться подальше, не зря мне мама это несколько раз на прощание повторила, ох не зря.

Под утро я замерзла так, что зуб на зуб не попадал. Не спасали и два одеяла. Если бы я шла одна, то использовала бы один из маминых артефактов — он давал тепло, как хорошая жаровня, а заряда хватало как раз на ночь. Но привлекать внимание мага к артефактам, что у меня с собой были, я не хотела, и поэтому продолжала зябнуть, чувствуя, как горло начинает потихонечку саднить. Не спасла его и кружка горячего травяного отвара, который всунул мне в руки мрачный начальник охраны вместе с очередной миской каши. Есть совсем не хотелось, но я заставила себя проглотить пару ложек — ведь неизвестно, удастся ли сегодня еще положить что-нибудь в рот. А вот чай я пила с удовольствием, даже еще одну порцию попросила. Мне не отказали, хоть и относились с постоянной настороженностью. Впрочем, это совсем не было удивительным — все, сопровождавшие принца, за исключением придворного мага да пары дипломатов, наверняка участвовали во многих приграничных стычках и воспринимали меня сейчас как потенциального врага — ведь перемирие могло быть очень кратким и закончиться в любое время. А начальник охраны еще и досадовал, что позволил задурить себе голову и сам уговорил принца взять такую сомнительную личность, за которой еще и дополнительный присмотр требуется, как будто им не хватало забот с капризными дипломатами, привыкшими к придворной жизни и сейчас активно страдающими от всяческих бытовых неудобств.

Шатер, куда этих страдальцев не пустили, за ночь так и не сложился на своих обитателей, которые были довольно бодры, а принц еще и оживлен без меры. Он носился по нашей временной стоянке так быстро, что уследить за ним было довольно сложно. Казалось, он занят делом и не обращает на меня ни малейшего внимания, но вставал всегда так, что меня не отпускала мысль — следит он за мной постоянно.

Когда мы выехали, я с удивлением обнаружила рядом с собой начальника охраны. По-видимому, сей ответственный военный решил, что если и может угрожать что-то объекту, за которого он несет ответственность, то только с моей стороны. Или, может, принц ему поручил? Думать над этим не хотелось. Голова болела, легкое покалывание в горле уже перешло в следующую стадию, но самое плохое, что начинался жар. В седле я держалась из последних сил, не давало упасть мне только одно — мысль, что к вечеру я должна быть в безопасности, а там просто надо будет найти лекаря.

К обеду меня уже начинало лихорадить, сил осталось только на то, чтобы слезть с лошади, да даже не слезть, а свалиться. На подошедшего ко мне Эвальда я даже взглянуть не смогла.