— Не об этом ли она говорила мне, а я так опрометчиво поверил, — продолжал он, не спеша гася сигарету и осушая бокал. Он поднялся и улыбнулся Нэнси, застывшей на месте и воспринимающей происходящее как ночной кошмар. В своей выставленной напоказ наготе она чувствовала себя вавилонской блудницей. Тяжесть в груди сковала ее так, что она не могла ни говорить, ни двинуться с места.

— Это было так убедительно. Я не из тех, кто легко попадается на женские уловки, однако на этот раз мне, по-видимому, пришлось столкнуться с очень опытной лгуньей.

— Нет! — Это было похоже на приглушенный стон. Она должна наконец сдвинуться с места и подойти к нему.

Его темные глаза нехотя оторвались от ее лица и медленно, почти лениво скользнули вниз к розовым соскам, затем к густому вьющемуся пучку волос на лобке. Губы его были плотно сжаты и выражали скрытую боль, а в глазах застыло потрясение, будто он только что заглянул в ад.

— Ну что же, забавляйтесь, — небрежно произнес он и вышел, хлопнув дверью.

Вир резко схватился за ручку двери, изрыгая проклятия. Нэнси бросилась к нему, повиснув на его руках:

— Нет! Пожалуйста! О Боже, не надо!

— Я убью его! — Вир попытался освободиться от Нэнси, но она загородила собой дверь. Глаза ее сверкали как у сумасшедшей.

— Нет! Нет! Пусть он уходит! О Боже, пожалуйста!

Она конвульсивно вздрагивала, лицо побелело, на нем темнели расширенные от ужаса глаза. Рамон был здесь! Он пришел в ее комнату! Он ждал ее, а она явилась с другим мужчиной, стояла перед ним голой, обнимала за шею и принимала его поцелуи.

— О Господи, — застонала она, опускаясь на колени. — Ниспошли мне смерть! Сейчас же! До наступления утра! До того, как я должна буду снова встретиться с ним.

Вир отказался от своего намерения пойти за Санфордом. Он укрыл Нэнси халатом и, спотыкаясь, пошел в ванную за аспирином, снотворным или какими-нибудь другими лекарствами. Вир был потрясен и потерял присущую ему выдержку. Отчаяние Нэнси напугало его. Он пожалел, что не остался с гостями на яхте. Вир вернулся в комнату со стаканом воды и двумя таблетками снотворного.

— Прими это, — сказал он, поднимая ее на ноги и укладывая в постель.

Нэнси покорно проглотила таблетки. Вир был поражен тем, что она совсем не замечала его. Ее репутация! С его стороны было глупо не понимать, что это означало для нее. Несмотря на ее легкомысленные замечания, ей суждено однажды стать первой леди Америки. И в данный момент ее муж плыл сюда, на Мадейру.

Нэнси лежала молча, не шевелясь. Она больше не нуждалась в нем.

Позже, когда после глотка виски Вир успокоился, он вдруг подумал о том, что же делал Рамон в комнате Нэнси в три часа утра. Эта мысль лишила его сна на всю оставшуюся ночь.

Чувство стыда и унижения не давало Нэнси покоя. До самой смерти она не забудет, с каким презрением Рамон посмотрел на нее. В конце концов от снотворного она погрузилась в оцепенение, но не спала. Неподвижно глядя в потолок, она наблюдала, как в комнату проникает рассвет. С наступлением утра стыд сменился гневом.

Ее поведение его не касается. Он не имел права приходить в ее комнату. Не имел права читать ей мораль. Она с горечью подумала, чью постель он покинул перед своим ночным визитом и в чью постель вернулся. Как сказал ее отец, Рамон Санфорд не был любовником на одну ночь.

Он пришел в отель, чтобы развлечься с ней, как раньше развлекался с другими. Голова гудела, но она решила, что аспирин после снотворного может ей повредить. Потом подумала, что теперь это не имеет значения, и пошла в ванную за таблетками.

Появление Рамона в отеле было вполне естественным. Прежде всего это был его отель. Правда, он говорил, что не может явиться на Мадейру, пока не женится. Глупо было верить всему, что он рассказывал. Разве что некая миссис Санфорд, или по крайней мере будущая миссис Санфорд, не приехала с ним. В горле у Нэнси запершило, и ее передернуло от глотка холодной как лед воды. Оставить невесту, чтобы забраться в комнату бывшей любовницы, — вещь вполне нормальная для человека, который не задумываясь занимается любовью с женщиной, а через сутки — с ее мачехой. Не будь Верити в Германии, он бы и ее не пропустил. Этакий сексуальный фокус для разнообразия.

Гнев вернул Нэнси чувство собственного достоинства. Ей тридцать пять лет, и если она хочет иметь любовника, то Рамону Санфорду нет до этого никакого дела. Одно лишь препятствие возникало на пути этих размышлений. У нее нет никакого желания завести роман с Виром. Или с кем-то другим. Только с Рамоном!

— Будь он проклят! — сказала она своему отражению в зеркале. — Проклят, проклят, проклят!

Нэнси позавтракала в постели. Пришла Мария, чтобы помочь ей одеться, и сразу заметила синие круги под утомленными глазами хозяйки. Хорошенькое личико Марии скривилось. Устоявшийся образ жизни миссис Камерон за последний месяц перевернулся с ног на голову, и Мария многое отдала бы, чтобы знать, что тому причиной. У нее тоже были свои проблемы. Кажется, камердинер английского герцога решил, что неплохо было бы заняться ею. Он поймал ее в гладильной комнате, где она приводила в порядок платья своей хозяйки, предназначенные для коктейлей, и на этот раз резких слов и удара по уху оказалось недостаточно, чтобы сдержать его. Он прижал Марию к стене, жадно целуя против ее воли, не обращая внимания на сопротивление и на смятые платья Нэнси, оказавшиеся между ними. Его оттащила за воротник, чуть не задушив, сильная загорелая рука. Затем, пока он размахивал в воздухе руками, сильный пинок под зад заставил его с треском вылететь в коридор.

— Благодарю вас, — сказала Мария, подбирая с полу платья и стараясь побороть смущение. Ее спаситель был высоким и стройным, а его загар напомнил Марии мистера Санфорда.

Луис Чавез пожал плечами и улыбнулся. Он был тренером по плаванию и, как правило, производил на женщин приятное впечатление. Особенно на пожилых. Они были очень признательны ему. Обычно Луис считал прислугу недостойной его внимания. Однако эта служанка была такой хорошенькой, что в глубине его лучистых глаз загорелся тайный огонь.

— Всегда готов помочь, — живо сказал он и снова одарил ее улыбкой, от которой некоторые герцогини становились беспомощными. — Я Луис Чавез, тренер по плаванию. — Он полагал, что его должность должна сразу внушить доверие к нему.

— Мария Салдана, личная служанка миссис Камерон, — представилась Мария, овладев собой, и решила, что ее спаситель слишком высокого мнения о себе.

Темные брови Луиса слегка приподнялись в знак одобрения. Весть о смуглой красавице, сопровождающей миссис Камерон, быстро распространилась среди прислуги по всему отелю. Он хотел было поболтать с ней минут пять ради удовольствия, но потом раздумал. Его ждала виконтесса Лозермир, и хотя она не проявляла ни малейшего интереса к флирту с тренером, Луис, очарованный ее фигурой не меньше, чем ее состоянием, решил оказать ей всевозможные услуги.

Мария прекрасно поняла почти все, о чем подумал Луис, расправила платье миссис Камерон и, еще раз поблагодарив, ушла. Он сдвинул брови, наблюдая за покачиванием ее изящных бедер, когда она поднималась по служебной лестнице. Луис решил, что внушил ей надежду на продолжение разговора, а она дала понять, что готова вернуться к начатой беседе, и он, Луис Чавез, может рассчитывать на более близкое знакомство. В дальнейшем он постарается преподать ей урок, умышленно, с холодным равнодушием не замечая ее.

Мария же, занятая туалетом миссис Камерон, поймала себя на мысли, что все чаще и чаще думает о красивом португальце. Конечно, он слишком высокого мнения о себе. Он явно очень тщеславен. Золотая цепочка на шее, тщательно прилизанные волосы — все это напоминало женскую суетность. Все же он, несомненно, красив. Португальцы, должно быть, очень сексуальны, решила Мария, полируя ногти Нэнси до перламутрового блеска. По отелю уже прошел слух о том, что накануне вечером прибыл мистер Санфорд, и Мария подумала, не с этим ли связано напряженное выражение лица миссис Камерон, а если да, то почему? Мария никогда раньше не страдала по мужчинам. Луис Чавез был явно легкомысленным типом, привыкшим к быстрым победам. С ней у него ничего не получится, но она с удовольствием понаблюдает за его попытками.