— А что бывает, — поинтересовался маркиз, — если мужчина или женщина вашего племени полюбят горджио?

— В обоих случаях это ведет к тому, что его или ее исключают из племени и изгоняют.

— Навсегда?

— К таким людям относятся с глубоким презрением — их просто ненавидят. Никто не станет даже разговаривать с ними. Они — «пошрат», «дидика» — их просто больше не существует.

— Это очень суровое правило!

Немного помолчав, маркиз спросил:

— А разве вас не пугает мысль о том, что вам предстоит выйти замуж за кого-то, кого вы никогда не видели, кого совершенно не знаете и кто может быть вам неприятен или даже страшен?

Савийя отвела взгляд, и ему показалось, что он нащупал секрет, который она старалась спрятать как можно глубже, возможно, даже от себя самой.

Она ничего не ответила, и спустя некоторое время маркиз проговорил своим звучным басом:

— Скажите мне! Я хочу это знать, Савийя.

— Да… — неуверенно призналась она. — Эта мысль… и правда меня… пугает.

— А вы не считаете, — спросил маркиз, — что любовь важнее всего на свете? Разве среди цыган нет места для любви?

— Женщина должна любить своего мужа, — ответила Савийя.

— А если это оказывается невозможным? — не отступал маркиз. — Если она, например, до своей свадьбы полюбит кого-то еще: разве это не покажется ей более важным, чем все законы и правила ее народа?

— Не знаю, — сказала Савийя. — Со мной такого никогда не случалось.

— Но тем не менее вы думали об этом, — настаивал он, — И может быть, Савийя, вы мечтали о человеке, которого смогли бы полюбить, — о таком мужчине, который покорит ваше сердце и сделает вас своей!

Его голос зазвучал необычайно глубоко и выразительно. Но когда Савийя обратила на него свой взгляд, ему вдруг показалось, что в ее глазах появился страх маленького загнанного зверька.

Секунду помолчав, она сказала:

— Законы калдерашей справедливы, и мой народ в них верит.

— Но вы — вы совсем другая, — уверенно заявил маркиз. — Вы — колдунья, и, может быть, поэтому особо чутки и переживаете все гораздо сильнее, чем другие.

— Почему вы говорите мне такие вещи?

— Потому что вы прекрасны, — ответил маркиз. — Потому что вы не просто необычайно хороши собой, но и очень умны. В нашем несправедливом мире именно умные люди страдают больше всего, Савийя.

Она ничего не ответила, но он заметил, что по телу ее пробежала легкая дрожь.

— Это — как разница между чистокровным скакуном и ломовой лошадью, которую впрягают в телегу, — добавил он. — Вы не хуже меня знаете, что скакун — животное нервное и чувствительное к боли, в отличие от своего собрата-ломовика.

Немного помолчав, Савийя сказала:

— О любви… лучше не задумываться.

— Но о ней нельзя не думать, — возразил маркиз. — Это — нечто такое, к чему нельзя не стремиться.

Казалось, его жаркие слова повисли в воздухе между ними. Но маркиз не дождался от Савийи ответа: в дальнем конце картинной галереи послышались шаги, а потом знакомый голос воскликнул:

— А, вот ты где, Фабиус! А мне сказали, что ты показываешь свой дом.

Повернув голову, маркиз увидел, что к ним подходит Чарльз Коллингтон.

— Я получил твою записку, — сказал капитан, решительно шагая по сверкающему дубовому паркету. Мне показалось, что для того, чтобы ты остался в деревне, должна была появиться какая-то очень веская причина — и вот я бросился тебе на выручку… Если это слово подходит к данной ситуации.

— Я же просто сообщал тебе, что не смогу сегодня вечером с тобой отобедать, — отозвался маркиз.

— И тем не менее мне показалось, что я должен быть рядом с тобой, — ответил его друг.

Подойдя к маркизу, он остановился, с откровенным изумлением глядя на Савийю.

— Позвольте вас познакомить, — сказал маркиз. — Капитан Чарльз Коллингтон, это Савийя, очаровательная цыганка, которую я случайно сбил моим фаэтоном.

— Да, вот уж по истине оригинальный способ завязать знакомство! — воскликнул Коллингтон.

Протянув Савийе руку, он добавил:

— Счастлив с вами познакомиться, мисс Савийя.

Она сделала ему реверанс.

— Мне пора идти, — сказала она, обращаясь к маркизу.

— Нет, пожалуйста, не оставляйте нас! — взмолился маркиз. — Чарльз — мой хороший друг, и я уверен, что когда стану рассказывать ему про вас, он не поверит ни единому моему слову, если вы не подтвердите, что это — правда!

— Его милость, кажется, сказал, что вы — цыганка? — спросил Чарльз с нескрываемым интересом.

— Это истинная правда! — сказал маркиз. — И она открыла мне глаза на совершенно новый мир, о существовании которого я даже не подозревал!

— Меня всегда глубоко восхищали цыгане, — проговорил Чарльз Коллингтон. — Когда мы сражались в Португалии, «ситанос», как их там называли, оказывали нам огромные услуги. Они могли без страха передвигаться между двумя армиями. Их не считали ни друзьями, ни врагами — и поэтому они передавали сообщения и шпионили в пользу обеих сторон!

— Теперь я вижу, что ты говоришь правду! — воскликнул маркиз. — А сам я особого внимания на португальских цыган не обращал.

— Цыгане не любят, чтобы на них обращали внимание, — с улыбкой заметила Савийя. — Больше всего на свете им хотелось бы стать невидимыми, приходить и уходить так, чтобы их никто не замечал.

— Ну, а я так очень рад, что вы не невидимая! — сказал Чарльз, глядя на нее с нескрываемым восхищением. — Неудивительно, что мой друг не торопится возвращаться в Лондон. Теперь, когда я вас увидел, я нахожу это самой веской причиной для того, чтобы предпочесть деревню!

— Надо полагать, раз ты ехал сюда от Лондона верхом, то тебе хочется выпить, — вмешался маркиз. — Сколько времени ты добирался до Рэкстона?

— Час и тридцать пять минут! — с гордостью объявил Коллингтон. — Это, конечно, не рекордное время, но я и не торопился. Мои лошади с твоими не сравнятся, Фабиус. — Я обычно добираюсь за час с четвертью, — заметил его друг. — Но, конечно, прямиком. Если ехать по дороге, получается медленнее.

— Не важно, сколько времени я ехал. Главное — я рад, что оказался здесь! — проговорил Коллингтон, не спуская глаз с Савийи.

Маркиз обратил внимание на то, что она немного отодвинулась от бравого капитана, словно тот стоял слишком близко.

Когда они спустились вниз, чтобы Коллингтон мог выпить бокал вина после поездки, оказалось, что в салоне все приготовлено для чая.

Они попробовали кое-что из огромного ассортимента всевозможных сандвичей, пирожных и прочих закусок, которыми славился главный повар в Рэкстон-хаузе.

Пока они ели, Коллингтон подробно рассказывал о бале, на котором был накануне. Заканчивая рассказ, он добавил:

— Кстати, там был сэр Элджернон, который иронизировал по поводу того, что никто из нас еще не пытался выиграть у него то пари на тысячу гиней!

— Пари на тысячу гиней? — изумленно воскликнула Савийя. — Какая огромная сумма!

— Это еще пустяк по сравнению с тем, что проигрывают некоторые глупцы, — ответил ей Коллингтон. — Вчера только в «Уайт-клубе» из рук в руки перешло больше двадцати тысяч фунтов. Стоит ли говорить, что мне нисколько не досталось?

— Вы бедны? — сочувственно спросила Савийя.

— Буквально голодаю! — ответил капитан.

Маркиз рассмеялся.

— Не верьте ему, Савийя! Он очень неплохо обеспечен — только слишком любит транжирить деньги, как и все молодые люди, которые регулярно бывают в клубах Сент-Джеймса.

— Цыгане любят азартные игры, — сказала Савийя, — но, как правило, ставки делаются на петушиных боях или каких-нибудь состязаниях.

— Что гораздо разумнее, — одобрил Коллингтон. — Если хорошенько подумать, то ужасно глупо бросать деньги на случайное выпадение какой-нибудь карты! Никто и никогда не остается в выигрыше.

— Это так, — согласился маркиз.

— И в то же время, — сказал Коллингтон, — мне хотелось бы заставить сэра Элджернона проглотить его слова! Он так уверен в своей непогрешимости, что ужасно меня раздражает.