– Он больше не тот Никуму. Что-то…

– Почему он стал вождем сасори?

Она покачала головой:

– Не знаю. Пока меня не было, с ним что-то произошло, что-то ужасное.

– Выходит, Оками прав – он предался злу.

– Нет-нет. – Она схватила его за руки. – Просто он изменился. Иногда… иногда он такой же, как раньше, а потом вдруг становится… как сумасшедший.

Радостные крики чаек. Нашли, наверное, пищу. Небольшими плотными стайками они скользили над самой водой и безостановочно галдели.

– Ронин, я опасаюсь, что он одержим.

– Чем?

– Сейчас при нем постоянно находится один человек…

– Да. Я видел его. Но у него нету власти Никуму.

– Ты должен кое-что сделать.

– Я? – Он чуть не рассмеялся ей в лицо. – Мороз меня побери, Моэру, этот человек жаждет моей смерти! А ты просишь меня помочь ему?!

– Только если ты можешь.

– Что за бред!

Ее лицо приблизилось к нему, на длинных ресницах застыла влага.

– Как ты меня освободил?

– Я не задумался об этом.

– Да, конечно. Если бы ты задумался, хоть на миг, у тебя ничего бы не вышло. Никуму убил бы тебя.

– Что-то злое таится в Ханеде, Моэру.

– Да, но это не Никуму. Он – человек, а не какой-нибудь монстр.

– Но то, что он сделал с тобой…

– Ронин, ты должен ему помочь!

– Но я не знаю…

– Только ты, и никто другой, смог меня освободить…

– То, о чем ты меня просишь, это – безумие…

– Только твоя сила…

– Холод его побери…

– Он сделал меня немой…

– …нет!

– …чтобы я не могла говорить с тобой.

Даже сквозь туманную пелену ливня, низвергающегося с алого неба в сполохах молний, он разглядел эту исполинскую сосну. Расположенные в несколько ярусов ветви выдавались вперед, словно руки, протянутые к небесам. Они раскачивались под порывами ветра, под струями дождя. Рядом с этим величественным и могучим деревом даже каменный замок куншина казался игрушечным.

Они стояли у рва, кутаясь в промокшие насквозь плащи. С полей их плетеных шляп ручьями лилась вода. Мост из глины и дерева протянулся дугой надо рвом, обозначавшим границу владений вождя буджунов.

У них за спиной остались размытые очертания восточных окраин Эйдо. У последнего клена, там, где дорога делала широкий поворот, под утлой защитой небольшой деревянной станции сидела старуха, которая продавала чай утомившимся путникам.

– Откуда нам знать, что он здесь? – спросил Ронин.

– Он не в Эйдо, – убежденно ответил Оками.

– А может быть, он в горах?

– Он здесь, друг мой.

Они ступили на земляной мост, раскисший от дождя. Вдалеке слышались зловещие раскаты грома. Поверхность воды под мостом покрылась рябью от дождя.

Как только они миновали мост, их встретили стражники из гвардии куншина и повели прямо в замок.

Их проводили в небольшую прихожую, где миниатюрная женщина молча показала Ронину с Оками на ванны с горячей водой и на комплекты сухой чистой одежды, после чего увела Моэру в соседнюю комнату.

Вскоре Моэру вышла к ним. Теперь все трое были одеты в халаты с вышитым рисунком из колес, символом дайме. Ронин отметил, что им дали одежду цветов Оками.

В помещение вошли двое вооруженных буджунов в расшитых золотом халатах с широкими подкладными плечами и проводили их по широкой каменной лестнице – мимо бесчисленных вооруженных буджунов, по просторному коридору, больше похожему на галерею, и наконец через высокие двойные двери темного полированного дерева. Посередине каждой из створок тускло поблескивали медные знаки-буквы, заключенные в круг.

Войдя в комнату, они снова услышали шум дождя. Ронин бросил взгляд на окна, распахнутые навстречу грозе. За ними покачивались на ветру массивные нижние ветви громадной сосны. Дождинки текли по стеклу холодными слезами, падали на татами.

Помещение средних размеров. Совсем не такой представлял себе Ронин резиденцию куншина. Стульев здесь не было – только простой табурет перед большим деревянным столом у дальней стены. В центре комнаты – несколько низеньких столиков, в кажущемся беспорядке расставленных на татами. Буджуны бесшумно вышли.

Ронин смотрел на грозу за окнами.

Они разулись.

– Кого-то он мне напоминает, – послышался низкий голос.

Ронин поднял глаза. Его взгляд уперся в лицо Азуки-иро. Он не совсем понимал, о ком говорит куншин.

– Это существенно..

Это был человек с аккуратной ладной головой, словно кто-то – какой-нибудь мастер-ваятель – усердно, с любовью лепил ее, добиваясь немыслимого совершенства. Тонкий, подтянутый. Ни грамма избыточной плоти. Лицо достаточно плоское, как у Оками. Желтоватая кожа. Продолговатые миндалевидные глаза. Широкий приплюснутый нос. Густые черные волосы, заплетенные в косу, отсвечивали глянцем. Широкая шея, массивная грудь. Осанка воина: уверенная, но без высокомерия. Под расшитым золотом халатом угадывались рельефные мышцы.

– Чужестранец? – спросил Азуки-иро.

Он на мгновение склонил голову, словно задумавшись над решением какой-то важной задачи.

– Я пока не уверен, – куншин не сводил взгляда с лица Ронина. – Где ты его нашел?

Лишь слегка изменившийся тон показал, к кому именно он обращается.

– На Кисокайдо, – отозвался Оками.

– Кто вы? – повернулся к нему Ронин. – Вы мне лгали?

Лицо Оками оставалось безмятежным. В его ясных глазах не было и намека на какой-то обман.

– Я сказал вам лишь то, что вам следовало знать. Я не обманул ничьего доверия. Я привел вас сюда, к куншину. Разве вы не для того появились на Ама-но-мори? Вы получили, чего добивались. Зачем требовать больше, чем необходимо?

– Я хочу знать правду.

– Правду запишет история, – философски заметил Азуки-иро.

Ронин отступил на шаг, выхватив меч. Короткий шорох. Змея, сбрасывающая отмершую кожу.

– Время, когда я брал только то, что мне соизволят дать, ушло навсегда. Я хочу получить ответы и получу их сейчас.

Глаза у Азуки-иро опасно сузились, мышцы напряглись.

– Стойте!

Это был голос Моэру, и на безучастном лице куншина впервые отразилось какое-то чувство: удивление.

– Моэру, – прошептал он. – Что…

– Это был Ронин.

Куншин отвел взгляд.

– Был, – произнес он.

Золотое шитье колыхнулось, и он протянул сильную руку:

– Свиток. Можно взглянуть?

Нацеленное острие меча нетерпеливо застыло. Что-то промелькнуло в глазах Оками, неясное, странное – что? Ради этого мгновения Ронин прошел долгий путь. Наверное, больше никто в этом мире не заходил так далеко. Столько раз он сражался с врагами. С врагами знакомыми и неведомыми. Потерял стольких друзей. Наблюдал за медленным проявлением предельного зла. Ощущал тьму – вторжение в мир устрашающих сил. Ради этого мгновения. И все же теперь он колебался. Здесь, в конце своих странствий, он вдруг испытал неуверенность, раньше ему не свойственную. Прямо перед острием меча – открытая ладонь Азуки-иро. Чему верить? Ронин скользнул взглядом по лицам. Посмотрел в глаза Оками. Моэру. Он ничего не увидел там. Он заранее знал, что так будет. Рефлекс. Защитный инстинкт. Но ни тот, ни другой не дадут ответа.

Глядя в глаза Азуки-иро, он медленно перевернул меч, отвинтил рукоять, извлек свиток дор-Сефрита и подал его куншину.

Азуки-иро, ни слова не говоря, подошел к окну, поближе к свету. Дождь прекратился, но с огромной сосны все еще падали капли-слезинки. Комната вдруг наполнилась звуками – где-то запел соловей.

Куншин долго изучал свиток, сосредоточенно морща лоб. Потом он вернулся туда, где его ждали Ронин, Оками и Моэру. Ронин резко выдохнул воздух. Пока Азуки-иро читал свиток, он стоял, затаив дыхание. Вот оно. Наконец – итог. Спасение для человека.

Куншин обратился ко всем:

– Воистину время пришло.

Оками с шумом вдохнул.

– Мысль дор-Сефрита дошла до нас сквозь пространство и время, минуя небытие, то есть смерть. Ибо колесо вселенской силы сделало очередной поворот, и он возвращается.