Глава 14

Я вернулся в привокзальную гостиницу и отправился в бар. Его двери открывались на веранду шириной в десять футов, шедшую вдоль фасада здания. Широкие бамбуковые жалюзи сдерживали солнечный свет, насколько это было возможно, и пыльные вентиляторы под потолком крутились и крутились, отбрасывая тени на пол из шахматной плитки. Вокруг бара в конце веранды были расставлены низкие ротанговые кресла с подушками, на которых, нагоняя ужас на официантов, пили и пели японские солдаты. Напротив вокзала люди входили в здание муниципального управления и выходили обратно. Ветра не было, и флаг Ниппон с красным солнцем посередине повис, обмотавшись вокруг флагштока.

Отец Кона дал мне указание выйти в город и побродить по центру. Завернув меч в ткань, я перешел главную дорогу и углубился в оживленные улочки. Меня приветствовали жара и запахи. В ларьках торговали жареным ямсом и таро, ставшими для многих основой рациона. Большинство покупателей носило в корзинах пачки денег даже для самых мелких покупок. Женщины, как и на Пенанге, не давали себе труда выглядеть привлекательно, намеренно применяя одну и ту же тактику, чтобы не привлечь взгляд цзипунакуев. Какая-то девушка пристально на меня посмотрела, повернулась и пошла прочь.

Я пошел за ней. Она шла, не ускоряя шаг. Мы сворачивали за углы и заходили в переулки, пока я не заблудился и уличный гам не превратился в отдаленный гул. Девушка постучала в деревянную дверь магазина, стены которого были сделаны из сколоченных деревянных щитов. В двери открылся маленький квадратный проем, и девушка переступила через порог и вошла внутрь. Я последовал за ней.

Деревянная створка захлопнулась, и чьи-то руки, я насчитал несколько пар, крепко меня схватили и стали толкать туда-сюда. Я подавил естественное желание дать сдачи. Мы вошли в другую комнату, а потом в коридор, пока я не запутался в поворотах. Тут мы оказались во дворе, и я заморгал от солнечного света, уже еле сдерживая раздражение.

На деревянной скамье сидел парень моего возраста и ковырял в носу. Мои кулаки соединились в знаке триады, который показал мне Таукей Ийп. Меня толкнули на бетонный пол.

– Посмотрите, кто пришел предупредить нас про цзипунакуев, – ухмыльнулся он. – Полукровка.

По движениям за спиной я догадывался, что, кроме нас двоих, во дворе находилось еще трое человек, которых я не мог видеть. Ковырявший в носу вышел вперед.

– Давай, говори.

Я покачал головой. Таукею Ийпу было ясно сказано, что я скажу это только Кону лично. Ведь у нас не было возможности выяснить, кем был крот Саотомэ. Я почувствовал внезапное движение за спиной и повернулся, чтобы заблокировать удар, но опоздал. Нападавший попал мне в висок, отчего у меня в мозгу прогремел взрыв, который тут же сменился тьмой.

Меня разбудил комар. Я открыл глаза и отогнал его ладонью. Воздух сочился невидимой влагой, и мне показалось, что я тону. Поняв, что меня несут на носилках, я перевернулся и упал на землю. Рывком поднявшись, я оказался лицом к лицу с четырьмя незнакомцами: все они были китайцами и отличались особой брутальностью, выдававшей привычку к уличным дракам. В руках они держали проржавевшие автоматы «стен», взмахом которых мне приказали вернуться на практически неразличимую тропинку. Мой меч нес ковырявший в носу, и я поклялся, что отберу оружие, даже если мне придется его убить.

Мы шли молча. В лесу стояла тишина, которую нарушали только стук дятла и птичьи трели. Лучи света – был ли это тот же самый день? – оседали рябью на листьях и ветках; я никогда раньше не видел столько оттенков зеленого и коричневого. Мы продирались сквозь пятнистые папоротники выше нас ростом, их стебли смыкались у нас за спиной, скрывая дорогу. Под ногами у нас хрустели устилавшие землю листья величиной с тарелку.

Мы шли, пока свет между деревьями не померк, указывая на приближение вечера. Боль в виске, куда пришелся удар прикладом, начала ослабевать, и я уже не так страдал от головокружения. Каждый раз, когда шедший впереди разведчик поднимал руку, мы останавливались. Один раз нам пришлось нырнуть в мокрые заросли, чтобы не нарваться на двигавшийся через джунгли японский патруль. Я был уверен, что мы направлялись к известняковым скалам, потому что растительность понемногу редела и тропинка пошла на подъем. Я промок насквозь и тяжело дышал. Мы шли уже около трех часов, но у меня не было возможности это проверить.

Тропинка круто поднялась и нырнула в долину. Ветви деревьев сходились у нас над головами, образуя естественный навес, который давал надежную защиту от пролетавших самолетов. Наш вожатый-разведчик поджал губы, и с них сорвался птичий крик. Мы остановились на просеке, и из кустов вокруг поднялись партизаны. Мы подошли к внешним границам лагеря Белого Тигра.

В сопровождении партизан мы пошли быстрее. Спустившись в долину, тропа снова начала подниматься, выведя нас к утесам, где и закончилась.

– И что теперь? – пробормотал я, отгоняя от лица мух.

Кон возник прямо из твердого камня. Вход в пещеру был замаскирован изгибом скалы, похожим на завиток панциря морской улитки. Увидев меня, он улыбнулся, но, когда я начал было поклон, быстро замотал головой.

– Здесь нельзя вести себя по-японски, – предупредил он шепотом на ухо.

Мне вернули меч, и, увидев его, Кон усмехнулся:

– Ты хорошо подготовился.

Согласно прочитанным мною отчетам разведки, лагерь Белого Тигра первоначально возглавлял Йонг Кван, но прославился лагерь благодаря впечатляющему мастерству Кона в партизанском деле.

– Почему у этого лагеря твое имя? – спросил я.

Он пожал плечами, и я с болью отметил, насколько исхудал мой друг.

– Так получилось после одной из первых вылазок. Мы сожгли военную базу и отступали бегом целую ночь. К рассвету мы выдохлись и вырыли яму, чтобы спрятаться. И тут появился тигр-альбинос. Зрелище было просто поразительное, никто из нас даже не думал, что такие бывают. Тигр просто стоял и смотрел на нас, а потом исчез в деревьях, как привидение. Один из наших людей когда-то слышал мое прозвище и рассказал остальным. Они решили, что это хороший знак, и назвали отряд «Белым Тигром».

Мы вошли в пещеру. Внутри было холодно, и по стенам текла влага. Эхо капели делало темноту еще глубже. Узкий коридор расширился, и внутри скалы открылась небольшая круглая площадка, похожая на пещеру моего деда, но меньше.

– Мы готовим еду внутри, чтобы дым не выходил из расселины.

Сквозь отверстие в листве над скалой падал свет, и, когда лица сидевших в круге повернулись нам навстречу, мне показалось, что я выхожу на сцену, сопровождаемый верными огнями рампы. Запах готовившейся еды сопровождался сильным запахом помета летучих мышей. Они висели целыми гроздьями высоко в тени, похожие на странные волосатые шевелящиеся фрукты. Время от времени одна из мышей срывалась вниз и с писком взмывала вверх, перед тем как выпорхнуть в отверстие наверху.

Я насчитал человек тридцать, но в пещере было тихо. Все хранили молчание. Среди партизан были китайцы, поровну мужчин и женщин – и женщины в большинстве выглядели так же свирепо, как и мужчины, – и несколько индийцев и малайцев.

– Где Йонг Кван?

– На вылазке, убивает японцев. Мы встретимся с ним вечером.

– Здесь есть где вымыться?

Кон вывел меня из пещеры к месту, где изгиб реки образовал мелкую заводь. Я с наслаждением погрузился в воду.

– Меня послал твой отец.

Он кивнул:

– Я догадался. Как он?

– Неплохо, – солгал я.

Он недоверчиво поднял бровь. Я почувствовал печаль дорог, которыми пошли наши судьбы. Отец Кона был прав: мы оба были слишком молоды. Мне хотелось бы знать, сумеем ли мы восстановиться после войны. Или пережитый опыт искорежил нас на всю оставшуюся жизнь?

– Серьезно, что ты здесь делаешь? – спросил Кон.

– Япошки закинут вам наживку, чтобы выманить из леса. Ты слышал о Саотомэ?

Он упреждающе поднял руку: