До войны это шоссе было популярно у тех, кто ездил в Камерон-Хайлендс на отдых. Йонг Кван решил устроить засаду на перекрестке с дорогой на Хайлендс. Машины всегда тормозили там перед поворотом. Отцу очень нравились эти места, потому что местный климат давал передышку от бесконечной жары, а Изабель любила бродить по земляничным фермам, огородам и окутанным дымкой холмистым чайным плантациям. Я знал, что за поворотом имелось укромное место, где вода из водопада собиралась в скалистый водоем. Мы часто устраивали там пикники, плавали в холодной чистой воде, сдирая с себя пиявок после купания, и гонялись за бабочками и прочими насекомыми. От нахлынувшего чувства утраты я сник, и Кон спросил:

– Что-то не так?

– Ничего, просто воспоминания.

Он понял.

– Дорога на Камерон-Хайлендс. Вы, англичане, неплохо здесь веселились, – сказал он ироничным тоном.

Мы скатились вниз на дорогу и перебежали в канаву на противоположной стороне. Я посмотрел на часы. Была половина двенадцатого. По нашим расчетам, Саотомэ должен был выехать из Ипоха через несколько минут, и ему потребовалось бы три четверти часа, чтобы доехать до перекрестка.

Мы сидели в тени лаланга, вслушиваясь в приближавшийся шум двигателей. Мимо дважды проезжали машины, но они оказались маленькими грузовиками, в которых сидело по несколько солдат. Проверив их, я отрицательно качал головой, делая знак Йонгу Квану. Послышался тихий гул, и я поднял голову, но это были всего лишь грозовые тучи в небе.

– Будем надеяться, что дождя не будет. Снова начинаются муссоны, – сказал Кон, изучая небо.

– Ты вчера говорил, что война скоро кончится? – спросил я с надеждой, но и со страхом перед тем, что принесет мне окончание войны.

– Думаю, да. Мы сотрудничаем с другими отрядами, которые встречают британские войска, высаживающиеся из подводных лодок в Малаккском проливе. До прихода японцев некоторые дальновидные люди устроили в джунглях склады оружия и боеприпасов. Как ты думаешь, нам удается сражаться так долго? Мы приведем англичан к этому оружию и, когда получим приказ от малайского командования в Индии, уничтожим все основные японские базы и военные объекты.

Я посмотрел на часы. Был полдень, хотелось есть. Я уже собирался открыть фляжку с водой, но тут на крутом подъеме завыли двигатели.

Саотомэ позаботился, чтобы у партизан не осталось сомнений в его важности, потому что машину украшали два флажка – свидетельство статуса пассажиров. Когда машина притормозила на перекрестке, я подал Йонгу Квану сигнал, и мы встали из канавы, наставив на нее дула, и окружили ее.

Саотомэ открыл дверцу и вышел, очень элегантный в парадной форме. К его бедру прильнул меч, а сапоги были начищены до блеска. Увидев меня, он удивился:

– Надо же, юный Филип! Не ожидал тебя здесь встретить.

Зная о приближавшемся подкреплении, он не волновался. В этот миг раздались выстрелы, и мы оглянулись на дорогу. Практически сразу же показался первый из партизан-китайцев, потрясая в воздухе кулаком. Саотомэ понял, что произошло, и его рука потянулась к мечу. Кон нацелил на него дуло винтовки и сказал по-японски: «Не двигаться».

– Белый Тигр! Посмотри, что я тебе приготовил.

– Пожалуйста, выходите, Танака-сэнсэй, – сказал Кон.

Дверца с противоположной стороны открылась, и я увидел выбритую голову Танаки-сана. Я не стал ему кланяться, как и Кон.

Нас остановил неожиданный гул ехавших в гору грузовиков.

– Еще машины? – спросил Кон.

Саотомэ улыбнулся. И тут дорога наполнилась японскими солдатами, во главе их я увидел Горо. Тот бросился прямо ко мне. Саотомэ предугадал наш план.

Я выстрелил в Горо, но промахнулся. Саотомэ снова потянулся за мечом, но я пнул его в голень. Он пошатнулся, сделав шаг назад, и я воспользовался этой возможностью, чтобы вытащить его меч. Повернувшись, я оказался лицом к лицу с Горо. Йонг Кван пристрелил троих солдат, и китайские партизаны, услышав выстрелы, выбежали у нас из-за спин. Все принялись стрелять. Кон встал рядом и сказал:

– Отведи Саотомэ и Танаку-сэнсэя обратно в лагерь. Живее!

Я наставил кончик меча Саотомэ на его горло.

– Пойдем.

Танака уже карабкался по насыпи в джунгли. Я подтолкнул Саотомэ в ту же сторону, и мы заспотыкались по скользким зарослям. Я ослабил захват меча, и Саотомэ выбил его у меня из рук. Расстегнув пуговицу кобуры, он поднял пистолет, но в этот миг Танака ущипнул нерв у него на шее. Глаза у Саотомэ закатились, веки опустились, и он потерял сознание. Я поднял меч и попытался определить, в какую сторону идти. Подняв Саотомэ, мы направились в джунгли. Выстрелы позади нас становились все тише, и вдруг наступила полная тишина, потому что обезьян и птиц распугал шум.

– Ты знаешь, в каком направлении нам двигаться? – спросил Танака.

– Понятия не имею, – ответил я, пытаясь найти ориентиры, которые я запомнил.

Кон дотронулся до меня сзади, и я подпрыгнул.

– Я ранил того офицера, но нам надо поторопиться. Подъезжает еще больше солдат.

– Его зовут Горо, и он меня знает.

– Тогда тебе нельзя возвращаться на Пенанг.

– Я должен. Отец остался там совсем один.

Двое партизан погибли, но Йонг Кван широко улыбался. Захват Саотомэ добавил ему огромное количество лица. Мы вошли в лагерь, и все бросились прятаться, по опыту зная, что скоро японские войска станут прочесывать местность.

– Это место они не найдут, – уверил меня Кон.

– А что с тем шпионом, крестьянином с рисовой плантации?

– Он мертв. Йонг Кван убил его перед нашим уходом.

Саотомэ пришел в себя, и Йонг Кван ударил его по лицу. Он покачнулся на стуле, не имея возможности стереть боль со щеки связанными руками. Оглянувшись по сторонам, он увидел меня.

– Похоже, Горо-сана среди нас нет. Если он не погиб, твое положение становится очень шатким.

Я не стал отвечать и подошел ко входу в пещеру.

– Где Танака-сан? – спросил я Кона.

Тот обвел нас взглядом и сказал:

– Пойдем со мной.

Я последовал за ним на просеку, где стояла маленькая, вся в заплатах, палатка. Кон махнул часовому, откинул полог и нырнул внутрь. Танака, как и Саотомэ, был привязан к стулу, грубо сколоченному из нескольких досок.

– Сэнсэй, – позвал Кон.

– Танака-сан, – присоединился я к приветствию.

Мы развязали ему руки, и он с благодарностью принялся их разминать. В отличие от Эндо-сана, за прошедшие годы он внешне почти не изменился. Мне хотелось узнать, что с ним случилось, потому что с нашего расставания ничего о нем не слышал.

– Так вы уехали тогда в Горы Черных Ручьев, как собирались?

Он кивнул:

– Да, уехал в горы и остановился у монахов. Я бы никогда не спустился оттуда, пока все это безумие не закончится. Но Саотомэ-сан меня нашел. Не знаю, как ему это удалось.

– Это моя вина. Я рассказал Эндо-сану, куда вы уехали.

– Неважно.

– Но Эндо-сан хотел, чтобы я предупредил Кона и спас вас. Я не понимаю…

На миг лицо Танаки осветилось позабытой радостью, и я понял, что ему вспомнилась молодость, проведенная с Эндо-саном.

– После стольких лет тебе уже пора знать своего сэнсэя.

– Он связан долгом своего положения, – сказал я, обдумывая сказанное Танакой. – Но долг дружбы и принципы его учителя тянут его в другую сторону.

– И вот через тебя он нашел способ привести свои жизненные противоречия в согласие. Когда снова его увидишь, скажи ему, что я по нему скучал. Скучал по нашим вечерам за выпивкой и беседой. Когда война закончится, – тут на его лице появилось тоска, – когда война закончится, нам всем нужно будет собраться снова и пить и беседовать, как будто мы снова стали молоды.

– Я передам ему, Танака-сан.

Он улыбнулся Кону стариковской улыбкой.

– А у тебя как дела? Вижу, ты сделал то, что собирался. Хорошо. От лица моего народа я приношу вам извинения за те ужасные вещи, которые здесь творились. – Он с трудом поклонился.