Учитель не одобрял такого её определения. Он считал, что оно слишком эмоционально и не отражает реальности происходящего.

-Добрые и светлые? – насмешливые карие глаза смотрят на девчонку. – Ты и загнула. Что в них, позволь тебя спросить, от доброты, и что – от света? Страх, девочка моя, обычный страх. И слабость. Чтобы отдать своего ребёнка, тоже нужна определённая сила. Сила жестокости. Есть, конечно, класс полностью безразличных к окружающим людей. Тем всё равно. Для них вполне естественно бросить кого-то даже на запланированную смерть. Это их не трогает изнутри. Заметь, от твоих родителей этого не требовалось. Они всего лишь не хотели отказываться от своего ребёнка. За счёт своего же ребёнка. Какой свет? Нормальный эгоизм. Который подпитывался самолюбованием собой, как героями. Но эти герои причиняли своему ребёнку боль. И убивали его способности. Только ради того, чтобы ребёнок остался с ними. А не ушёл к тем, кого они не понимают. Где свет? Где доброта? Не надо. Твои родители были всего лишь эгоистичные трусы.

-Тогда кто такие светлые? – упрямо спросила десятилетняя девчонка.

Учитель усмехнулся:

-Ты считаешь, это поддаётся определению? Я могу определить учение. Идеологию. Систему. Но я никогда не смогу определить человека. Нет светлых живых существ. Нет тёмных. Все в крапинку. Но кто-то тебе ближе, кто-то дальше. Чем больше отдалённость, тем больше это воспринимается как зло. Не заморачивай себя философией.

-А как же свет и тьма?

Палпатин долго смеялся.

-Вот и настал черёд детских ситховских сказок, - весело сказал он. – Обычные дети про волшебников читают или добрых героев – а ситхята про свет и тьму.

Она презрительно фыркнула. Она-то казалась себе самой такой сильной, такой взрослой. Ещё бы! Преодолела всё то, чем её напичкали родители. Может выдержать прямой бой в течение трёх часов. Не сбить дыхание, не пожаловаться на синяки и ожоги. Вообще научилась игнорировать боль. И начала читать запоем толстые взрослые книги из библиотеки учителя. Сколько раз Палпатин находил её, сидящую буквально под полкой, с раскрасневшимися щеками, с головой ушедшую в какой-то толстенный талмуд на гладкой бумаге. Талмуд, в котором шло описание битв и боёв, тёмных методик, древних техник. А главное – поэзия. В десять лет она стала глотать стихи, как леденцы, не прожёвывая – что жевать? Только ощущала их стеклянистый вкус на языке и гортани. Если она чего-то не понимала в трактатах – то стихи понимать и не надо было. Они действовали как ожог в бою, только изнутри. Ожог, глоток чистого пламени, который переворачивал болью и восторгом. Я буду такой же! Такой же, как они! Все они, эти давно умершие, но такие живые, горячие, совершенно реальные – в отличие от застылого света недавних джедаев. Тьфу! Чего там интересного. Враги и враги. Достаточно посмотреть, что они сделали со своими врагами. С тем же мастером Вейдером. У! Сами убогие, и всё настоящее уничтожают. Из зависти, что ли?

Когда она выплёскивала на учителя свой детский максимализм, тот только пожимал плечами.

-Джедаи, детка, как организация – явление пугающее. Но не однозначное. Более чем не однозначное. А уж джедаи как отдельные существа… - он вздыхал. – Там было много всякого. В том числе и трагедий. Детей брали с рождения. Каково вырасти, быть воспитанным искусными психологами и учителями в убеждении о единственно правильной дороге. Жить и верить в это лет двадцать-сорок… Не верить, этим жить. А потом… Иногда бывало и это “потом”. Может, лучше б и не было. Когда что-то случалось. И джедаи становились живыми существами с кусками живой плоти в груди. И эта плоть билась и болела. Не ненавидь их, детка. Ненавидеть не виновного в своей мутации мутанта – мерзко и недостойно.

-Так они были мутанты?

-Они были джедаи. Мутация одарённых под названием Орден. Невесёлая это тема, детка. Тем более невесёлая, что они были опасны. Их можно жалеть. Порой это было очень просто. Но это опасная жалость. Они бы использовали её и убили. Того, кто жалеет вместе с его жалостью.

-А ситхи?

-Ситхов ненавидят, а не жалеют.

-Но ситхи тоже убивают.

-А как же, - весёлая усмешка в глазах. – Ситхи только и делают, что убивают. И даже не скрывают этого.

Учитель сразу определили её способность ко лжи. Она легко лгала всем, кого не уважала. А уважать ей, кроме её учителя и лорда Вейдера, было некого. Почти некого. Всё это море живых существ вокруг неё не стоило и крупинки правды. Её правды. Её откровенности. Они сами изолгались. Её было весело играть с ними в их же игру. Тем более что она, как и её учитель, умела быть во лжи удивительно искренней.

Палпатин это использовал. Это использовали лорд Вейдер. Они оба. Их обоих как связку она принимала и уважала. А то, что было в последнее время… об этом ещё надо думать. Но сейчас они снова в связке. И снова любая стратегия лорда Вейдера для неё так же важна, как стратегия её учителя. Она с удовольствием вступила в его игру. Их игру. Игру двух мастеров. Соратников. Ситхов.

Учителей.

Адмирал.

Пиетту не спалось. Режим режимом, а нервы нервами. Они есть у всех. В том числе и у профессионального военного. С большим стажем за плечами. Тем более что этот стаж в последние годы был отмечен как быстрым продвижением наверх, так и огромным риском, который был с этим связан.

Лорд Вейдер сошёл с ума.

Так говорили.

Он пропускал эти идиотские замечания мимо ушей. Поскольку они исходили от недоброжелателей. От Таркина. От гранд-адмиралов. Лорд Вейдер сошёл с ума. Поправлялись: он стал непредсказуем и неадекватен, как любой ситх. В определённом периоде своей жизни. Неумеренное использование этих самых их способностей. Свои собственные интересы, которые никак не соотносятся с интересами нормальных людей. Какие-то там эксперименты. Со своими возможностями. Эдакие тёмные мистерии Силы.