Интересно, в чём причина? То, что он, пока не скрутили, всегда грешил потаканием собственным эмоциям? И не желал своё презренное ущербное “я” отдавать во благо всеобщего целокупного мира? То, что он оказался никчемным джедаем? То, что он джедаем не был?

Был, был. Был ты джедаем. Был и есть, и вовеки пребудешь. Вот пожалуйста не надо. А то, что ты не развоплотился, как они все – так просто не хотел. Они ушли в свой мир Великой Силы. И никто в этом не виноват, кроме них самих. Они сами так всё себе и представляли. А ты не захотел. Уходить. У тебя дело осталось в том мире. Дело . То, которое требовало завершения. И не отпустило.

Магистр Йода, блин, ушастый! Рыцарь Куай! Совет верных! Совет магистров! Идиоты…

Перекат. Рывок. Перекат. Импульс мечется среди энергетических ходов и стен, внешне бессистемно, на деле зряче. Ощущение соответствия пути. Интуиция джедая первое дело. Не интуиция, профессионализм. А ещё поддержка. Он знал, это не обман. Такие – не обманывают. Всё-таки он немало повдыхал в своей жизни запахов войны. Он знал, что такое союзничество, пусть даже только до первого поворота.

Рывок, резкий бросок вбок, перекат. Чтоб их всех, так и разэдак! В этом проклятом мире энергетических координат он действовал впервые. Мир глаз. Ага. Мир глаз. И носов. И подслушивающих ушей. И извращённых умов. Он их хорошо изучил. Он их изучил просто досконально.

В жизни не думал, что кто-то станет врагом худшим, чем это племя тёмных. Оказалось, есть. И враг этот даже врагом себя не считает. Разве враг муравьям тот, кто бросает в муравейник камень, а потом наблюдает, что происходит?

Бросок, откат, бросок. К сожалению, этот путь уникален. Единственен. Смертельно опасен. Или пройдёшь всю систему неизвестных тебе рубежей. Или тебя скрутит, вытянет в один из потоков и чмокнет твоим сознанием навеки. Есть только один шанс. Есть только один путь. И только одна попытка. Или он пройдёт. Или он погибнет. И тогда…

Он вёл себя. Сконтактировавшее с ним сознание, более жёсткое, чем все, знакомые ему до сих пор, как будто в нём растворилось. Он не чувствовал чужеродность. Он был один, един, и при этом в нём оказались такие способности и силы, которые раньше были ему не знакомы. Повышенная чуткость. Безошибочное определение путей. Какая-то совершенно невероятная способность отделять иллюзию от реальности. При том, что вся реальность состояла из какой-то клятой энергетики, не известной ему и на десять процентов.

Тем не менее, он шёл. Передвигался. Всё не то. Перемещался по трассе. Которая была похуже, чем какой-нибудь околокомпьютерный ходилка-дурдом. Его несколько раз чуть не прихлопывало. Обострившаяся интуиция помогала.

Оби-Ван Кеноби.

Это был хороший голос. Реальный. Жёсткое, упругое, на сто процентов ощутимое сознание. Оттуда. Он и не рассуждал, когда представился шанс. Рассуждать было не о чем. Второго такого не будет.

Он почти задыхался. Так можно сказать. Его мотало по этой прыгающей и пульсирующей трассе, наверно, вечность. Всё равно времени тут не было. Любое мгновение можно растянуть так…

Рывок. Ещё рывок. Ещё.

Что же. Если понадобится, он будет прорываться вечность. Сквозь сдавленный жар. Сквозь неощутимые энергетические потоки…

Сюда нельзя!

Но вопреки рассудку он бросился именно туда, о чём вся интуиция кричала: не сметь!

Веретеном вгрызлась в сознание реальность. Сознание расплюнулось на брызги, разлетелось в разные стороны, на мгновенье он сам в миллионах кусков распадался и пропадал вдали…

Нет. Обратно. Боль была неимоверной. Оказалось, преодолеть силу энергетического распада есть заходящийся в чёрном бреду крик. Не существовать в этот момент легче…

Нет. Обратно. Сквозь чёрную боль. Сквозь искорёженное зеркало вывернутого энергетического сгустка. Вселенная стремится к равновесию. Покою. Смерти. Ты не должен существовать…

Буду.

Существование – страдание.

Буду.

Тебя же уничтожает от боли.

Буду.

Тебе нужен твой вечный, обморочный, но так и не сваливающийся в обморок крик?

Буду.

Знаешь, что такое порог боли?

Знаю.

И тут он вывалился куда-то. Задохнувшийся от крика. Который судорогой перекрутил его тело. Выплюнуло. Мордой о твёрдое. Боль. Отдалось в голове. В теле. По рукам о поверхность – электрический разряд…

Он лежал и дышал. Его тошнило. И всё болело. Ни одна жилка не могла не кричать. Как будто только что выпустили из усовершенствованной, суперсовременной машины пыток. В голове отдавался багровый колокол тошноты и боли. Сотрясение мозга, решил он. Сотрясение мозга?

Он открыл глаза. Глаза. Он скосил взгляд на руки. Руки. Он оглядел перекорченное тело. Тело. А потом он взглянул в паточно-голубенькие, будто нарисованные небеса.

А ведь я прошёл трассу.

Мара.

Мара великолепно умела лгать. Всегда, всю жизнь. На зелёном глазу и так, что окружающие безусловно верили в ложь, как в единственно возможную правду. Для этого ей не надо было притворяться. Вживаться, входить в какое-то состояние. Убеждать себя в реальности того, что говорит. Она лгала как дышала. Щелчок перехода от того, что было к тому, что она говорит, если и существовал, то проходил для неё незамеченным.

Она лгала настолько прямо и честно, что верилось в её ложь. И для таких долгие годы любая правда, которая не соответствовала её лжи, была ложью.

Может, это получилось из-за того, что в ней уживались разом прямота и презрение к людям? Презрение, которое брало начало от презрения к родителям, в которое преобразовалась боль. Глупые, недалёкие люди, из лучших побуждений чуть не перечеркнувшие её жизнь. Светлые и добрые идиоты.