Полозов медлил. Ему очень не хотелось вскрывать стенку. Два ребра и кровотечение. Можно представить, какая там каша. Он вообще не любил операций на брюшной полости. И места вроде много, и поле крупное, а чуть что не так — воспаление, острый процесс, и вся работа насмарку.

Но делать было нечего.

Варвара сосредоточенно смотрела на его руки — ждала. Анестезиолог убрал маску, вернулся на свое место, спина его ясно выражала — а провалитесь вы все. После Полозова он был здесь самый опытный, но при таком настрое вряд ли можно было ожидать от него серьезной помощи. Ну а Галя — что Галя? — студентка. Побледнела вся, напряглась. Наверное, в первый раз на операции. Того и гляди самой станет плохо.

В общем, рассчитывать можно только на Варвару. У нее стажа — дай бог. Ну я на себя, конечно.

Варвара подняла на него удивленный взгляд.

— Вскрываем, — сказал Полозов и взял ножницы.

Он взрезал кожу, расслоил мышцы. Внутри было, как и думал. Каша. Прорвались крупные сосуды. И, вероятно, прорвались уже давно, еще при наезде — кровь частично свернулась, диафрагма висела лохмотьями, к кишечнику страшно было прикоснуться.

Варвара посмотрела на него. И Полозов понял, что она хотела сказать. Бесполезно. Никаких шансов. Проще оставить, как есть. Полозову тоже этого хотелось. На мгновение он даже пожалел, что парень не умер по дороге в клинику. Ему самому было бы лучше.

— Пульс сорок. Наполнение слабое, — неторопливо сказал анестезиолог.

Полозов вздохнул, и работа началась.

Сначала все шло хорошо. Полость удалось очистить быстро. Варвара в таких случаях была просто незаменимой. И повреждений, особенно в кишечнике, оказалось меньше, чем он ожидал, — поражение все равно было смертельным, во работа ее такая тяжелая. Полозову удалось довольно быстро закрыть слизистую, теперь за желудок можно было не опасаться, и Варвара это оценила, кивала одобрительно, но потом вдруг что-то сдвинулось, дернулось, он даже не успел понять — что, все сместилось, хлынула кровь — густо, горячо. Варвара замелькала отсосом, даже Галя пыталась что-то сделать тампонами — ничего не помогало: кровь выходила толчками, заливала полость. Наверное, прорвало воротную вену. Да — «вена порта». Скорее всего, она уже была повреждена, стенка держалась чуть, и теперь, когда Полозов начал копаться, лопнула. Он сунулся с лигатурой, ничего не было видно, нитки крутились в держателе, Галя не вовремя лезла под руки. Полозов про себя ругался черными слоями. Пот заливал глаза. Он усиленно моргал, помогало это плоха.

— Пульса нет, — вдруг сказал анестезиолог.

Полозов поднял голову.

— Сердце стоит.

— Адреналин, — хрипло сказал Полозов.

Варвара будто ждала — подала шприц. Игла вошла меж ребер. Поршень медленно пополз вниз.

— Ну?

— Стоит, — сказал анестезиолог.

— Дефибриллятор!

Варвара покачала головой.

— Виктор Борисович…

— Быстро! — гаркнул Полозов. Он и сам знал, что бесполезно. — Запускай!

Анестезиолог щелкнул тумблером. Сердце дернулось. Тут же он сказал:

— Остановка.

— Еще раз!

— Остановка.

— Еще раз!

Анестезиолог пожал плечами — мое дело маленькое, приказывают, я выполняю.

Так продолжалось минут десять. Запустить сердце не удалось. Реакция была все слабее и слабее. Варвара покашливала. Анестезиолог откровенно морщился.

— Ладно, все, — сказал Полозов. — Все. Закончили.

Стащил перчатки. Варвара сунула чистую марлю — вытер лицо, подумал: «Сделать-то все равно ничего было нельзя».

Сильно хотелось курить.

— Он умер? — нерешительно спросила Галя.

Ей никто не ответил. Анестезиолог свертывал провода. Полозов все-таки достал сигарету. Варвара смотрела неодобрительно — прямо в операционной.

— Он умер? — снова спросила Галя.

— Надо будет заполнить историю болезни, — сказал Полозов.

Варвара закивала.

— Да-да, Виктор Борисович, я помогу.

В лице ее не чувствовалось никакой усталости. Железная была женщина.

— Смотрите, смотрите! — вдруг сказал анестезиолог.

Все обернулись.

— Сердце!

— Что — сердце?

— Есть сердце!

— Что за ерунда… — начала Варвара. Полозов, отстранив ее, шагнул к экрану. В темно-серой стеклянной глубине вспыхивала серебряная звездочка.

— Я уже хотел выключать, — возбужденно сказал анестезиолог. — Вот уже за ручку взялся и вдруг — заработало.

— Дышит! — воскликнула Варвара. — Виктор Борисович, дышит!

— Это обморок был, — сказала Галя.

Полозов даже не обругал ее за глупость — натягивал перчатки, пусть не стерильные, теперь не до этого.

В груди было холодно. Ничего себе — так залететь. Принять живого за мертвого. Может быть, шок? Хотя вроде, не с чего. Или аллергия к наркозу? Он слыхал о таких случаях: некоторые не переносят. Вплоть до летального исхода. Вдруг и здесь — дали маску, отключился. В любом случае это позор. Грубейший промах. Выговор обеспечен. А могут и вообще погнать. Слава богу, еще заметили. А если бы очнулся в морге?

У Полозова даже в горле перехватило.

— Наркоза больше не давать! — крикнул он. — Следите за пульсом.

Варвара замерла у стола. Лицо у нее было какое-то странное.

— Шевелись! — закричал Полозов. — Отсос, лигатуру! Галя, тампоны — живо!

Галя мотнулась к столику с инструментами.

— Не надо, — спокойно сказала Варвара.

— Что не надо? С ума сошла!

— Посмотрите, Виктор Борисович, — так же спокойно сказала Варвара.

Полозов посмотрел. Кровь больше не текла.

— Ну и что, — сказал он. — Тромб. — Поторопил ее: — Не стой, Варвара, не стой.

— Вы глядите, глядите, — сказала она.

Кровь не просто остановилась, а как бы спеклась, ссохлась, ее вдруг стало меньше.

— На желудок посмотрите, Виктор Борисович.

Полозов не верил. Там, где он с такой быстротой и блеском зашил порез, теперь появился рубец — плотный, бугристый, надежно схватывающий края, словно операция была сделана не полчаса, а по меньшей мере месяц назад.

Суматошно подлетела Галя с тампонами. Полозов, не глядя, поймал ее за руку.

— Пульс пятьдесят. Ровный. Наполнение среднее, — сказал анестезиолог.

— И здесь, — Варвара осторожно показала пальцем.