Когда закончились войны, на которых можно было воевать, бывшие партизаны избрали другую профессию: транзит героина, сигарет, нелегальных рабочих и женщин в Западную Европу. Послевоенный режим, введенный для Косова ООН и НАТО, с его замечательной деятельной бестолковщиной, не опирался на достаточные ресурсы для борьбы с албанскими боевиками из Освободительной армии Косова, которые утвердили в Косово новый центр распространения в Евросоюзе героина из Турции»[692].

Гленни, конечно же, прав, но это правда, так сказать, «второго уровня». Правда «первого уровня» заключается в том, что оргпреступность стала на Балканах благодарным занятием и, более того, приобрела институционализированную квазигосударственную форму не из-за страсти европейцев к дешевым проституткам и сигаретам, а, во-первых, из-за стремления к мировой власти части западной верхушки — наднациональной, государственно-политической и финансово-экономической. Балканы на пути обретения этой власти — не только геостратегически, но и психоисторически важный регион.

Во-вторых, из-за ненависти этой верхушки к сербам как славянам, некатоликам и непротестантам, как к «балканским русским». Эта ненависть, как показали события последних лет, не меньше, чем у немцев времен Третьего рейха — история, а вместе с ней и агрессия повторяется. В-третьих, из-за стремления навсегда выбить Россию с Балкан, осуществив то, что стало задачей Запада, и прежде всего англосаксов, с 1820-1830-х годов, найдя выражение в агрессии против России во время Крымской войны.

Возвращаясь к международному криминалу, еще раз подчеркну, что поддержка ОАК и тесно сплетенных с нею мафиозных кланов косовских албанцев со стороны США и НАТО способствовала тому, что преступные структуры этнических албанцев стали одной из самых грозных мафиозных структур в Европе, а значит, несущих непосредственную угрозу не только Балканам, но всему Старому Свету.

Мафиозная государственность подобно вирусу расширяет ареал своего распространения. Можно даже утверждать, что подавляющее большинство стран мира «эпохи глобализации» поражены им в той или иной степени. Но есть действительно хрестоматийные примеры. История и факторы косовского вопроса свидетельствуют о том, что провозглашение «независимости» края по вашингтонско-брюссельскому сценарию является отнюдь не «уникальным случаем», а самым ярким прецедентом управляемого и зависимого государственного образования. Нельзя не согласиться с мнением Джона Лафлэнда о том, что «суверенитет Косово — не более чем фикция: реальной властью здесь будут обладать еэсовские чиновники на штыках натовских войск»[693].

Важно знать, что «независимое» Косово — это не только прекрасная транзитная база для криминальных потоков, это не просто замечательное место для создания тренировочных баз террористов, но и кладовая ресурсов. По имеющимся ископаемым Косово не имеет себе равных на Балканах, а возможно, и во всей Европе.

Особенно богаты месторождения свинца, цинка, никеля, кадмия, бокситов, марганца, галлузита, селена и кварца. Исследованные в 1980-х годах месторождения свинцовых и цинковых руд края составляли 52,2 % общеюгославских ресурсов, никеля — 50 %, магнезита — 35 %, лигнитов (бурого угля) — 53 %, висмута — 100 %. На Косово приходилось 14,8 % общеюгославского производства серной кислоты, 59,9 % — серебра, 30 % — цинка, 63,1 % — рафинированного свинца[694]. По данным Всемирного банка, стоимость минеральных ресурсов Косово и Метохии до начала финансового кризиса составляла более 19 млрд долл. Эксперты гражданской миссии ООН в РК полагают, что запасы только лигнита составляют 8,3 млрд т, сербские же специалисты считают, что они достигают 14 млрд т, что дает Косово возможность вести их эксплуатацию в течение 150–200 лет. Запасы оловянной и цинковой руд оцениваются в 42,2 млн т (это в три раза больше, чем в остальной Сербии), никеля и кобальта — в 13,3 млн т, бокситов — в 1,7 млн т, магнезита — в 5,4 млн т[695]. Цифры впечатляют. Сразу становится очевидна ресурсная составляющая необходимости создания «поднадзорного государства».

В условиях постепенного обострения мировой конкуренции за минеральные ресурсы, которыми сербский край обладает в полной мере, версия о внешнем управлении этой территорией представляется весьма логичной. Иначе никто бы и не затевал отделение Космета от Сербии. Вариант сохранения края в юрисдикции Белграда с последующим принятием Сербии в большую Европу ведущих мировых игроков не устраивал. Куда предпочтительнее выглядит «интернационализация» сербских ресурсов.

Собственно, это именно тот вариант получения доступа к сырью, который после крушения биполярного мира стал весьма популярен у организованной в клубы, ложи, комиссии и т. п. западной верхушки. Он предполагает следующую последовательность действий: дестабилизация государства (путем свержения правящего режима, усиления сепаратистских тенденций или прямого военного вмешательства); установление внешнего управления в форме протектората в целях якобы предотвращения (а на самом деле — для поддержания) хаоса, а уж затем — приватизация ресурсной и промышленной базы и бесконтрольная эксплуатация ресурсов. Таким образом, экономический аспект позволяет сделать вывод о том, что Косово отнюдь не «уникальный случай», а лишь один из ярких прецедентов по созданию «поднадзорных государств».

Впрочем, важна не только ресурсная составляющая. Косово обладает не только ресурсами, но и промышленной базой. Например, хозяйственный комплекс «Трепча» считается самым важным промышленным объектом края. Он объединяет 14 шахт и восемь различных обогатительных фабрик, в том числе предприятия по электролизу цинка, аккумуляторный завод, заводы по производству серной кислоты, искусственных удобрений и т. д. Кстати, запасы только этого горнорудного комплекса колоссальные. Так, ресурсы олова оцениваются в 425 тыс. т, цинка — в 415 тыс., никеля — в 185 тыс., серебра — в 800 тыс. т[696].

Помимо этого из промышленных объектов следует назвать горнорудный энергетический и химический комбинат «Косово» в Обиличе, в распоряжении которого имеются ресурсы лигнитов, превышающие 10 млрд т, объекты для обогащения угля, газификации и выпуска азота; ТЭЦ «Косово А» мощностью 790 МВТ и «Косово Б» мощностью 680 МВТ; плавильный и очистительный заводы в Глоговаце, выпускающие ферроникель. Крупные предприятия перерабатывающей промышленности размещены в Приштине, Печи, Косовской Митровице, Призрене, Гнилане, Косовской Каменице и Урошеваце.

Однако после войны 1999 г. и разделения края на оккупационные зоны Кос мет почти ничего не производит, экспорт покрывает лишь 6 % импорта. По оценке директора Института перспективных исследований (Приштина) Шпенда Ахмети, импорт РК составляет около 1,3 млрд евро в год, а экспорт — всего лишь 90-130 млн евро[697]. На первом месте — услуги, сервис, составляющие более 70 % экономического потенциала «республики». Из примерно 350 более или менее крупных промышленных предприятий работают единицы, хотя большинство их приватизировано. В упадке находится и основная отрасль экономики — сельское хозяйство. В Приштине по этому поводу любят шутить: «Мы производим политику — это наш главный товар».