Мистер Томпкинс задумался. Плохи дела, в самом деле. Конечно, надо бы поговорить с Томасом, но все же Аврил пыталась донести до него другую мысль. Да, переводить спецификации из одной формы в другую было совершенно бесполезным занятием, но зато оно давало Томасу возможность загрузить работой всю свою огромную команду. И — что, возможно, еще важнее — это давало команде возможность выглядеть занятой.

Получается, что они преднамеренно выбрали наименее эффективный путь, просто чтобы у всей команды было достаточно работы.

Было еще рано, но мистер Томпкинс решил пойти домой. Его охватило уныние. По обочинам тропинки росли причудливые тропические цветы и деревья, за которыми скрывалось здание Института программирования, но сейчас даже цветы не радовали взгляд. Единственным его достижением за сегодняшний день была отсрочка, которую получили команды, работающие в здании Айдриволи-7. До них доберутся только через неделю, так что у него еще есть время, чтобы что-то сделать. Но что?

— Скажу ему, чтобы не смел трогать мои проекты, — мистер Томпкинс сидел в офисе генерала Маркова. Для верности он даже постучал кулаком по столу, но уверенности ему это почти не прибавило. Генерал приподнял брови и с удивлением посмотрел на друга.

— Вот так и заявишь самому директору института?

— Именно. Сегодня же пойду и брошу вызов льву в его логове. Или львице в ее логове… как правильно?

— В его.

— Ага. Ну, значит, в его. Пойду и заставлю его понять: конечно, мы будем тратить время на улучшение процесса разработки и на обучение персонала, но только не в тех проектах, которые работают по жесткому трафику. Никоим образом. Это мое последнее слово.

— Ух ты. А он, разумеется, тут же тебя послушается?

— Меня это нимало не интересует.

— А он пожалуется министру Бэллоку. Ему по-другому нельзя — ведь за работу по переводу компании на следующий уровень СММ Бэллок спрашивает именно с него. Ты готов поспорить с Бэллоком?

Мистер Томпкинс выразительно покачал головой.

— Я скажу ему, чтоб он не трогал мои проекты и чтобы не говорил об этом Бэллоку. Употреблю все свое красноречие. Докажу ему, что по-другому просто нельзя. Он поймет, обязательно поймет и согласится.

— Что-то я в этом не уверен.

— Да и я тоже, если честно. Но ведь я обязан попытаться!

— Вебстер, дорогой мой, убедить директора будет невероятно сложно. Им движут прямо противоположные побуждения. Его ничуть не волнует успех твоих основных проектов, и он расскажет тебе, что это неправильно — жертвовать улучшением процесса и рабочих навыков персонала ради каких-то сиюминутных планов. В отличие от нас, он искренне верит в то, что успех проекта и организации целиком зависит от процесса разработки и что его программа поможет нам в работе. Это очень искренний и преданный делу человек, поверь мне.

— Так что же мне делать? Помоги мне, придумай, что я должен сказать?

— Тебе надо потренироваться. Давай, представь, что я и есть директор института. Начинай, выкладывай свои требования.

— Э-ээ… послушайте, мистер., а как его, кстати, зовут?

— Менотти. Просперо Менотти

— Видите ли, мистер Менотти…

— Доктор Менотти. У нас тут все с докторской степенью. Даже я. Вот я — доктор, генерал в отставке Марков.

— Замечательно. Доктор. Доктор Менотти, вы можете вообразить себе… и я даже не сомневаюсь — вы искренне полагаете, что правы, хотя я собираюсь разбить эту вашу дурацкую идею на мелкие составные части… потому что это самая дурацкая идея, которая могла прийти в голову существу разумному… да и кто вы такой, в конце концов, — врываетесь в мои проекты, ломаете все планы, срываете сроки, в которые мы и так-то с трудом укладываемся… да я хоть сейчас докажу вам, что эти ваши хитроумные выдумки насчет улучшения процесса не что иное, как выдумка — пустая, бесполезная…

Доктор и генерал в отставке покачал головой.

— Нет, Вебстер, нет. Ты слишком зол. Давай прервемся на минутку. Вот скажи мне, какие чувства ты испытываешь к доктору Менотти. Не то, что ты думаешь, а то, что чувствуешь.

— Как что! Это же пустоголовый болван, который выдумывает какие-то идиотские методы, какие-то дурацкие программы улучшения непонятно чего, портит людям жизнь, путается под ногами со своей инспекцией, со своими указаниями… Почему ты так на меня смотришь?

— Вебстер, ты этого человека в глаза не видел. Более того, минуту назад ты даже не знал, как его зовут. А сейчас ты уже ненавидишь его лютой ненавистью.

— Да пошел бы он куда подальше со своими программами.

— Ну и как ты собираешься убеждать человека, которого ненавидишь, а?

Мистер Томпкинс задумался. Конечно, же, Гэбриел был прав.

— Ты хочешь сказать, если я выдам свои чувства, то он никогда не сделает то, что мне от него нужно?

— Именно.

— А я что, выдал свои чувства?

— Вроде того.

— Ну что ж, спасибо, что подсказал. Теперь буду поосторожнее во время разговора. Постараюсь ничем себя не выдать. Спасибо, Гэбриел.

— Да я не об этом совсем говорил! И не сможешь ты скрывать свои чувства, уж поверь мне. Вебстер, посмотри на это с другой стороны: это же обычная проблема управления проектом. Ты — наш босс, и чертовски хороший, надо сказать. Мы все в Айдриволи из кожи вон лезем, выполняя твои распоряжения. Как ты думаешь — почему? Неужели потому, что ты — наш начальник, и мы обязаны тебе подчиняться?

— Разве нет?

— Нет. Проснись же, елки-палки. Твоя сила и твоя власть совсем в другом.

— Ты хочешь сказать, люди слушаются меня, потому что любят? Ну… даже если так, то как я могу заставить этого доктора Менотти…

— Нет, опять не то. Не потому что они любят тебя, а потому что ты их любишь, Вебстер!

— Что?

— Ты любишь и уважаешь тех, с кем работаешь. И заботишься о них. Их проблемы ты воспринимаешь как свои собственные. У тебя сердце большое, и это видно. Ты доверяешь, не дожидаясь, чтобы человек заслужил твое доверие. Все мы чувствуем, что составляем одну большую семью. Вот почему люди идут за тобой, Вебстер.

— Ну… — мистер Томпкинс запнулся, не зная, что ответить на такую тираду.

— В этом твоя сила. Если ты используешь ее в разговоре с доктором Менотти, ты вполне можешь получить то, что хочешь. Хотя я, честно говоря, сомневаюсь — уж слишком горькой получается пилюля. Но так у тебя хотя бы есть шанс.