Окончив приготовления, она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнула. Как раз в эту минуту Дороти, для которой не существовало никаких преград, ворвалась в комнату. Платьице девочки было довольно сильно испачкано еще во время утреннего путешествия, теперь же оно пришло в полную негодность и могло бы послужить настоящим позором для Сторма. На нем виднелись большие красные пятна: неосторожная лакомка опускалась на спелые ягоды земляники, не замечая, что давит их. Вдобавок к пятнам платье было порядочно разорвано. Лукавое личико тоже было перепачкано соком ягод, в руках девочка держала букет прелестных роз.

Тетя Доротея медленно и неохотно поднялась:

– Милая Дороти, что с тобой? Ты не должна так пачкать и рвать платья. Что ты делала?

– О, ничего, милая тетя, – ответила Дороти, – я всего лишь набивала рот земляникой. Дедуля сказал, что я могу есть землянику; то есть, по правде говоря, он ничего не сказал, но я ела ягоды, а он смотрел. И вот, тетя, я нарвала для тебя роз. Вот они. Я бы принесла и земляники на капустном листе, только дедуля сказал, что ты ее не любишь, что от ягод у тебя болит желудок. Болит, тетя Доротея?

– Нет, дитя мое, но это неважно. Лучше пойди-ка теперь в детскую и попроси Мэри переодеть тебя в чистое платьице.

– Ну что там платье! – отмахнулась Дороти. – Мне нужно поговорить с тобой, тетя. Можно мне сесть возле тебя? Нам будет так хорошо, уютно, и я положу руку тебе на колено.

– Я не могу разговаривать с девочкой, у которой такое грязное лицо и испачканное платье. Пойди и переоденься.

– Хорошо, пойду.

Дороти дошла до двери, но остановилась у порога, повернулась и с легкой обидой сказала:

– Ты меня не поблагодарила за розы.

– Правда, не поблагодарила. Большое тебе спасибо, Дороти. Но скажи мне: дедушка позволил тебе рвать их?

– Конечно, нет. Я не могу вечно просить у него позволения.

– Тогда не рви больше для меня цветов. Я не хочу, чтобы ты их приносила.

– Я постараюсь вернуться как можно скорее, – и Дороти захлопнула за собой дверь.

«Как бы мне хотелось выказать всю любовь, которую я чувствую к этому ребенку, – оставшись одна, подумала бедная мисс Сезиджер. – Но тогда она совершенно отобьется от рук! Как я буду учить ее? Боже мой, ведь я позабыла все, чему училась раньше, а Дороти так остроумна, так сообразительна! Она такая маленькая, между тем уже видела много людей, видела жизнь, я же никогда не знала ни того, ни другого. Вот что сделаю: отыщу свои старые учебники и немного почитаю. У меня чувство, будто я заржавела, покрылась плесенью. Как научить ее послушанию? Мне кажется, придется ее наказывать, если не будет исполнять то, что я велю. Но она такое прелестное, бесстрашное существо… И ведь она дочь Роджера, с его лицом, только более светлым, бодрым, смелым, более правдивым. Бедный, бедный Роджер! Я ни на минуту не хочу допустить мысли, что он нечестен, но ведь мы жили в постоянном страхе, а маленькая Дороти даже не понимает, что значит слово бояться».

– Вот и я, тетушка. Теперь я выгляжу получше, правда? – спросила Дороти.

На ней красовалось чистое белое платье. Очевидно, у нее было множество белых свежих платьиц. Мисс Доротея никогда не спрашивала, сколько вещей у девочки. Личико Дороти вымыли, и на нем не осталось пятен; розовые щечки так и горели, в черных глазах блестело веселье.

– Ведь ты же не будешь давать мне уроков, тетушка? – спросила Дороти.

– Видишь ли, дорогая, мой отец, а твой дедушка, хочет, чтобы я учила тебя.

– Но ведь это совсем не обязательно!

– Нет, обязательно, дитя мое, это очень важно. Тебя кто-нибудь должен учить.

– О, конечно. Я только думала, что ко мне каждый день будет приходить какой-нибудь учитель, хороший учитель, который научит меня латинскому, греческому языку и всему, что знают умные-преумные люди. Мне совсем не нужно детских уроков. Моя мамочка учила меня, как учат маленьких детей, и я могу хорошо говорить по-французски. Говоришь ли ты по-французски, тетя? – и девочка перешла на французский язык.

Мисс Доротея покраснела:

– Не очень хорошо.

– Ну, так я буду учить тебя французскому языку, – решила Дороти, – буду тебе ставить баллы и, если ты станешь плохо учиться, сделаюсь строгой. Правда, весело?… И это очень поможет мне. Ты будешь громко читать по-французски, спрягать глаголы и все такое.

Маленькое создание низко грациозно присело.

– Ты умеешь танцевать менуэт, тетушка? – опять поинтересовалась Дороти. – Потому что, если ты не умеешь, я могу поучить тебя.

– Нет, дитя мое, меня никогда не учили танцам.

– Как это странно и смешно! Вот мамочка танцевала, и так красиво, так хорошо! Я могу выучить тебя танцевать. Хочешь, сделаем так, тетя: я буду учить тебя французскому языку и танцам, а ты меня ужасному английскому и истории. Один день ты будешь моей учительницей, а другой – я твоей, подумай, как весело! Хочешь? Итак, ты будешь слушаться меня в мой день, а я тебя – в твой день. Ну, как ты думаешь, тетушка Доротея?

Мисс Сезиджер обвила девочку рукой:

– Это совсем никуда не годится, дитя мое, потому что мне уже поздно учиться.

– Ой, какие пустяки! Ведь ты же не настолько старая! Ну, разве ты встречалась с королевой Елизаветой? Ведь нет?

– Конечно нет, дорогая. Ведь я и вправду не очень старая.

– Но ты старше моего папы?

– Немножко старше.

– Вот что, – сказала Дороти, задумчиво глядя на тетку. – Вот что я думаю о тебе: ты «старая-молодая». Вот мой папа был молодой. И ты могла бы, если бы только начала опять учиться, если бы я давала тебе уроки французского языка и уроки танцев. И как было бы хорошо, если бы ты стала меня слушаться, тебе бы это пошло на пользу. Я заставила бы тебя работать изо всех сил. Тебе пришлось бы гулять, болтать, играть на рояле. Ты умеешь играть, бедная тетя?

– Прежде, в мое время, меня считали хорошей музыкантшей.

– Ну, если ты хорошо играла прежде, значит, ты хорошо играешь и теперь. Играй, а я буду петь. Я знаю много замечательных песенок, и французских, и английских, и прежде пела их с мамой. И потом, тебе обязательно нужно носить новые модные платья…

– Дороти, у нас нет денег, чтобы купить их.

С минуту Дороти стояла неподвижно и что-то обдумывала.

– У меня есть полкроны, – наконец произнесла она, – этого довольно? Как ты думаешь? Если ты в течение двух недель будешь хорошо учиться, я отдам тебе эти деньги. Послушай, тетушка, ведь ради этого стоит поработать? А? Ведь правда? Ну, а ты, что ты дашь мне в награду, если две недели я буду очень хорошо учиться?

– Подожди, Дороти! Ты совсем сбила меня с толку. Послушай, ты не можешь меня учить. Это я буду давать тебе уроки. Завтра в десять часов утра мы приступим к учебе.

Дороти покачала головкой и ласково улыбнулась:

– Ты немножко упрямая, тетя Доротея, и мне придется побороться, чтобы тебя переупрямить. Только, пожалуйста, не рассчитывай, что я брошу свою затею!

Проговорив эти слова, Дороти стала отступать к двери, улыбаясь своей лукавой, веселой улыбкой, и так и вышла из комнаты.

– Пожалуйста, оденьте меня к ужину понаряднее, Мэри, – попросила Дороти.

– Но ведь вы поужинаете, дорогая моя, и ляжете спать.

– Я хочу поужинать с дедушкой и тетей, – заявила девочка. – Какое платье вы бы посоветовали мне надеть, Мэри?

– У вас много нарядных платьев, маленькая мисс, и я до сих пор не все вынула из ящиков.

– Я выберу одно из самых лучших, чтобы оно понравилось дедушке, – решила Дороти.

Минуты две она сосредоточенно что-то обдумывала, потом ее глаза заискрились, и на лице отразился восторг.

– Вспомнила! У меня есть голубое, очень мягкое платье, знаете, такого же цвета, как незабудки. Его-то я и надену.

– Но ведь вы носите черное, вы в трауре по вашим родителям, дорогая.

– Черное? – удивилась Дороти. – Я не ношу черного. Я всегда в белом.