Я кивнул на мамину дверь:

— Не пускает?

Он покачал головой.

Я поднял руку в успокаивающем жесте, и прижал указательный палец другой к губам, давая знак молчать. Поскреб в дверь и тихо позвал тоненьким голосом:

— Мама, мамочка!

Через мгновение щелкнула ручка и на пороге появилась мама. Волосы она уже распустила, и была такая красивая, что Сергей, кажется, онемел на месте. Я понял, что у него временный столбняк и помощи от него не дождешься, и взял инициативу в свои руки.

Слегка — впрочем, весьма умеренно: переигрывать не стоит, мама это мгновенно просечет — дрожащим голоском я прошептал:

— Мы с Сашей рассказывали страшные истории на ночь, как раз такие, как ты запрещаешь, и про ужасную обезьяну с улицы Морг тоже, и я теперь не могу уснуть. Может, ты пустишь нас?

Улыбаясь, мама спросила Сергея:

— Ты тоже не можешь уснуть?

Вместо того, чтобы подыграть мне, он рассмеялся и, взяв меня за плечо, а маму за талию, оттеснил ее в глубину комнаты. Я быстро юркнул под одеяло:

— Чур, я посерединке!

Мама не стала пререкаться, чтобы не перебудить весь дом, и легла рядом со мной. Она потрогала мои ступни и сердито прошептала:

— У тебя ноги, как ледышки. Иди ко мне, я погрею тебя.

Мама так хорошо пахла и была такая теплая, что мне и правда ужасно захотелось спать.

Проснулся я от непривычной тесноты. Рядом со мной поверх одеяла спал Сергей, прямо в джинсах и свитере. Он протянул руку над моей головой, и мама спала на его ладони.

Я подумал, что не могу спать в такой жаре и тесноте, и тихо выбрался через нижний край одеяла.

От двери я оглянулся. Сергей и мама продолжали спать. Я подумал, что сделал все правильно, и тихо выскользнул за дверь.

Санька проснулся, когда я пришел, и пробурчал:

— Где ты ходишь?

Я махнул рукой и залез под одеяло:

— Кажется, это называется "налаживал личную жизнь мамы".

Санька засмеялся:

— Это как?

Я хмуро пояснил:

— Моя мама целыми днями пропадает на работе. А вечером несется домой, ко мне. Вера Николаевна говорит, что так и вся жизнь пройдет. Она все время маме советует наладить личную жизнь, а мама только смеется. А вообще я недавно задумался, найдется какой-нибудь настырный, уговорит ее, типа, чтобы у ребенка был отец, а потом мучайся с ним. Нет, я решил взять инициативу в свои руки. Тем более, что Сергей мне очень нравится. По-моему, ей тоже, только она у меня стеснительная.

Санька промолчал, и я подумал, что он уснул. А потом я услышал, как он вздохнул, как-то совсем по-взрослому.

Я уже почти заснул, а потом вспомнил очень важную вещь:

— Санька, ты не спишь? Я тут приврал маме для общей пользы, что не мог заснуть из-за страшной истории про обезьяну. Ты ж смотри, не выдавай меня.

Саша хмыкнул:

— Ну, ты даешь.

Из-за своих ночных хождений самое главное я проспал. Когда я спустился в кухню, все, кроме тети Олиного мужа, уже завтракали. Сергей пил кофе и поглядывал на маму. Увидев меня, он отодвинул стул рядом с собой, и я подсел к нему. Под столом он пожал мне руку, отчего у меня на душе потеплело.

Санькин дедушка допил свой чай, хитро глянул поверх очков на нас и сказал:

— Молодые люди! Как вы относитесь к тому, чтобы посвятить этот день развлечениям и забавам?

Я насторожился, а Саша, который лучше знает своего деда, радостно завопил:

— Ура! Мы согласны! Дед, а какая программа предстоит на сегодня?

Александр Сергеевич засмеялся:

— Огласить весь список?

Сашка солидно кивнул.

— Как вы относитесь к тому, чтобы посетить развлекательный центр на Соколе? Ну, поиграем в пейнтбол, в тире постреляем, посмотрим какой-нибудь фильм про инопланетян. Правда, нормально пообедать там не удастся, но не думаю, что вы будете против пиццы и всяких хитроумных салатов. А на десерт обещаю великолепный торт из фруктов и мороженого.

Теперь уже мы дружно заорали:

— Ура!

Наталья Николаевна укоризненно посмотрела на нас, и Александр Сергеевич, кашлянув, спросил у нее:

— Наташа, не составишь ли ты нам компанию? А вечером мы могли бы посетить цирк на льду, когда-то мы с тобой любили туда ходить. Я закажу билеты?

Она улыбнулась:

— С удовольствием. Сто лет не была в ледовом дворце.

Санькина мама улыбнулась:

— Хорошая программа, только когда же вы вернетесь?

Наталья Николаевна сказала:

— А мы переночуем в Москве, а завтра с утра вернемся. Приготовим вместе все к вечеру. Максим, не забудьте, что вы тоже приглашены. — Она посмотрела на подоконник, где копилкой сидела наша Маня, и озабоченно повернулась к Ольге: — Не позволяй Таше мучить кошку. Бедная Маня, с каким достоинством она выносит все приставания и объятия этого тирана!

Услышавшая свое имя Таша радостно забарабанила ложкой по столу и громко сказала:

— Маня!

Все засмеялись.

Мама спросила у Ольги:

— А ты чем сегодня думаешь заниматься?

Ольга вздохнула:

— Раз вы все разъезжаетесь, я займусь праздничной готовкой и завтрашним тортом.

Мама виновато сказала:

— Олечка, я вечером приеду и помогу тебе, ладно?

Ольга тихо спросила у мамы:

— Ты, конечно, едешь с Сергеем и Максимом?

Мама кивнула, искоса глянув на Сергея. Тот промолчал, только чуть наклонил голову. Понимая, что большего одобрения она в настоящий момент не добьется, мама поднялась к себе, чтобы переодеть свитер и теплую юбку. Вниз она спустилась уже полностью готовая, поцеловала меня, и они уехали на огромном джипе дяди Максима.

Больничная территория была довольно ухоженной. Правильных размеров клумбы, сейчас покрытые толстым слоем снега, тугие темные пушистые ели, и прозрачные на их фоне березы, — я до мельчайших подробностей изучил все за эти дни. Утром мы с ребятами приезжали к госпиталю, и весь день я проводил здесь. В палате Лера лежала одна. Когда она спала, я спускался вниз. Ребята весь день ждали меня в машине. Я пытался отказаться от такого сопровождения, но наш начальник службы охраны был неумолим, и я махнул на это.

Лере становилось все хуже, врачи отводили глаза, а медсестры жалостливо смотрели на меня. А вчера ко мне спустился их начмед Лева Шабиневич, мой старый знакомый. Он поискал сигареты по карманам, взял мои и так долго прикуривал, что я не удержался и спросил:

— Что, это конец?

Он прищурился, молча посмотрел на меня, и буркнул:

— Ей осталось не больше недели.

Я опустил голову.

— Может, мне забрать ее отсюда? — Он покачал головой, нахмурился. — Боюсь, что в Питер я ее не довезу.

— О поездке и речи не идет. Если ты ее заберешь, у нее не будет и этой недели. Как ты не понимаешь, мы ей делаем поддерживающую терапию. Без уколов она уже не сможет. — Он отвернулся и сказал в сторону: — Вчера звонил ее отец. Хочет проститься. Я не смог отказать.

Я молча кивнул.

Последние полтора года болезнь Леры прогрессировала, мы с ней метались по заграницам и очередным светилам, дома, в Питере, не бывали совсем. А осенью она запросилась в Россию. Я созвонился с Левой.

Мы приехали в Москву, я с ребятами поселился в доме, где когда-то мы с Лерой провели наш первый месяц вместе. Дом достался мне от тетки, ее муж занимал довольно высокое положение в сталинские времена, за особые заслуги тогда было принято награждать такими вот тяжеловесными хоромами. Он совсем не походил на дачи, которые понастроили в окрестностях поселка в последние годы. Лера почему-то любила его. Первое время я привозил ее сюда, мы гуляли по усыпанным листьями дорожкам, сидели вместе на веранде вечерами. А потом Лере стало совсем плохо, и поездки пришлось прекратить.

Первую химиотерапию она перенесла лучше, у меня появилась очередная призрачная надежда, а потом опять ухудшение. Она сама приняла решение прекратить лечение. Посмотрела на меня огромными своими глазищами, и сказала: