— Я не понимаю, что вы имеете в виду! — возразил Досихпор.

— Тогда ты точно глупец.

— Я же говорил, что буква V никому не принадлежит!

— Его Светлости такое скажешь? Нет, не скажешь. Но ты заплатишь мне еще пять сотен. Я все равно думаю уходить на пенсию, а с маленькой надбавкой я уберусь очень далеко…

— У нас же было соглашение!

— А теперь заключим еще одно, — предложил Морпет. — На этот раз купишь забывчивость.

Изготовитель подделок лучился счастьем. Молодой человек выглядел неуверенным и, наоборот, несчастным.

— Для кого-то это ведь бесценная вещь, так? — быстро вставил Морпет.

— Ладно, черт с тобой, пять сотен.

— Только вот теперь уже тысяча, — сказал старик. — Видишь? Ты слишком быстро согласился. Не торговался. Кому-то ну очень нужна эта игрушка, да? Все, пятнадцать сотен. И попробуй найти кого-нибудь в этом городе, кто обращается со стигием лучше меня. И если откроешь рот, чтобы сказать что угодно, кроме как „да“, цена поднимется до двух тысяч. Будет по-моему.

Наступило долгое молчание, после чего Досихпор сказал:

— Да. Но мне придется сходить за остальным.

— Сделайте это, мистер. Я буду тут ждать. Ну вот, совсем ведь не сложно? Ничего личного, это бизнес.

Кольцо опустилось обратно в коробку, а коробка — обратно в ящик. По сигналу молодого человека тролль бросил мешки на пол и, выполнив, таким образом, свою работу, исчез в ночи.

Досихпор внезапно повернулся, и рука ремесленника метнулась к столу. Но он успокоился, когда молодой человек спросил:

— Вы будете здесь позже, да?

— Я? Я всегда здесь. Проходи.

— Вы будете здесь?

— Я же только что сказал, что да!

В темноте вонючего коридора молодой человек с бешено колотящимся сердцем отворил дверь. Внутрь вошла фигура в черном. Лица за маской не было видно, но Досихпор прошептал:

— Коробка в верхнем правом ящике. Справа какое-то оружие. Забери себе деньги. Только… Не причиняй ему боль, ладно?

— Причинять боль? Я здесь не для этого! — прошипела фигура.

— Знаю, но… Сделай все аккуратно, хорошо?

А потом Досихпор закрыл за собой дверь.

Шел дождь. Досихпор встал у двери напротив. Дождь и журчание воды в желобах и сточных канавах перекрывали все звуки, но ему показалось, что через все это он услышал глухой удар. Может, это было и игрой воображения, потому что он не услышал ни открытия двери, ни приближения убийцы, а потому чуть не проглотил язык, когда тот вдруг вырисовался прямо перед ним, сунул ему в руку коробку и растворился в дожде.

Потянуло запахом перечной мяты — убийца подготовился основательно и кинул мятную бомбу, чтобы скрыть запах.

Чертов старый ты дурак! — воскликнул Досихпор в хаосе, творившемся у него в сознании. Почему ты не взял деньги и не заткнулся! У меня не было выбора! Он бы не стал рисковать тем, что ты кому-нибудь расскажешь!

Досихпор почувствовал тошноту. Он никогда не хотел такого! Он не думал, что кто-нибудь умрет! Потом его вырвало.

Это было на прошлой неделе. Дела не наладились.

У Лорда Ветинари была черная карета.

У других людей тоже были черные кареты.

Следовательно, не всякий сидящий в черной карете человек является Лордом Ветинари.

Это было очень важное философское заключение, о котором Мойст, к сожалению, в пылу ситуации забыл.

Теперь никакого пыла не было. Космо Роскошь был хладнокровен, или, по крайней мере, от души пытался таким быть. Он, конечно, носил черное, как делают некоторые люди, чтобы показать, какие они богатые. Но по-настоящему его выдавала борода.

Технически, стиль у нее был как у Лорда Ветинари. Тонкие линии черных волосков шли от каждой щеки, потом делали поворот, чтобы также тонко пройти под носом и заканчивались черным треугольником прямо под нижней губой, и все это, как казалось Космо, придавало вид угрожающей элегантности. И на Ветинари это и вправду так смотрелось. У Космо же элегантная бородка неудачно держалась на поверхности синих щек, блестящих от крошечных капелек пота, а еще давала впечатление подбородка, похожего на лобок.

Какому-то мастеру-парикмахеру пришлось бороться с бородой волосок за волоском каждый день, не было легче и от того факта, что с тех пор, как Космо перенял стиль, он здорово раздулся. В жизни беззаботного молодого человека порой наступает день, когда его шесть кубиков превращаются в бочонок, но в случае Космо они превратились в бадью жира.

А потом вы замечали его глаза, и они все проясняли. У них был отстраненный взгляд человека, который уже может видеть вас мертвым…

Но Мойст был готов поспорить, что Космо не из тех, кто убивают своими руками. Скорее всего, он покупал смерть, когда она была ему нужна. Да, на слишком толстых для этого пальцах были показушные перстни с ядом, но наверняка у того, кто действительно чем-то подобным занимается, столько их не будет? Настоящие убийцы не заботятся о рекламе. И зачем эта изящная черная перчатка на другой руке? Это жеманство Гильдии Убийц. Точно, выпускник школы гильдии, значит. Многие дети из семей высшего класса обучались там, но не следовали по Черной Программе. У него, наверное, была справка от мамы, что он освобождается от закалываний.

Мистер Непоседа трясся от страха или, может быть, от ярости на руках Мойста и рычал как леопард.

— А, мачехин песик, — произнес Космо, как только карета тронулась. — Как мило. Не буду тратить слова понапрасну. Я дам вам за него десять тысяч долларов, мистер Липовиг.

Рукой без перчатки он протянул листок бумаги.

— С моей подписью. В городе это кто угодно примет.

Голос Космо словно перешел во вздох, как будто говорить ему было почему-то больно. Мойст прочел:

Прошу вас выплатить сумму в десять тысяч долларов Мойсту фон Липовигу.

И поверх однопенсовой марки стояла подпись Космо Роскоши с кучей завитушек.

Подпись поверх марки… Откуда это взялось? Но в городе такое можно было увидеть все чаще и чаще, и если спросить кого угодно, почему они это делали, они бы ответили: „Потому что тогда все законно, понимаете?“. И обходилось это дешевле юристов, в общем, работало.

И вот сейчас прямо на него смотрят десять тысяч долларов.

Да как он смеет подкупать меня, подумал Мойст. Вообще-то, это было второй мыслью, мыслью в скором-времени-владельца золотистой цепочки. Его первой мыслью, приветом от старого доброго Мойста, было: „Да как он смеет подкупать мне так дешево“.

— Нет, — сказал он. — В любом случае, я за уход за ним за пару месяцев получу больше этого!

— О да, но мое предложение не такое… рискованное.

— Вы думаете?

Космо улыбнулся.

— Бросьте, мистер Липовиг. Мы же с вами светские люди…

— …Вы и я, да? — закончил Мойст. — Как предсказуемо. И потом, надо было сперва предложить мне больше денег.

В этот момент что-то случилось в районе лба Космо. Обе брови начали дергаться, как у мистера Непоседы, когда он беспокоился. В какой-то момент они скрючились, а потом Космо увидел выражение лица Мойста, тут же похлопал свою бровь и на мгновение его взгляд показал, что за любым комментарием по этому поводу тут же последует смерть. Он прочистил горло и сказал:

— За то, что я могу получить бесплатно? У нас есть хорошие доказательства, что моя мачеха была не в своем уме, когда оставляла это завещание.

— А мне она показалась проницательной как гвоздь, сэр, — заметил Мойст.

— С двумя-то заряженными арбалетами на столе?

— А, я понял вашу точку зрения. Да уж, будь бы она по-настоящему в своем уме, то в придачу наняла бы парочку троллей с большими дубинами.

Космо смерил Мойста долгим оценивающим взглядом, то есть он его таковым явно считал, но Мойст знал эту тактику. Предполагалось, что тому, на кого смотрят, будет казаться, что сейчас прикидывают, как сильно его избить, но на самом деле это просто могло значить „Вылуплюсь-ка я на него, пока думаю, что делать дальше“. Космо, может, был и безжалостным человеком, но не дураком. Человека в золотом нельзя не заметить, и кто-нибудь точно запомнит, в какую карету он запрыгнул.