Смахнув тыльной стороной руки слезы, Анна подняла голову – и похолодела. В нескольких шагах лицом к ней стоял рыжий Джек Терсли. Анна застыла, словно куропатка перед горностаем, не в силах даже вздохнуть.

Джек смотрел на нее оторопело, слегка приоткрыв от неожиданности рот. Вокруг гудела раздраженная толпа, кто-то толкнул Джека; тот будто очнулся, глянул налево, направо, словно собираясь закричать. Анна опустила веки. Она помнила, как хотела велеть взять этого парня на пытку, как приказала арестовать девушку, которая ему нравилась. Теперь он может с нею поквитаться.

Анна снова взглянула на Джека Терсли. Он стоял насупясь и молчал. По щеке принцессы снова скатилась слеза. Она почувствовала ее солоноватый вкус в уголке губ и в ту же секунду увидела, как Джек, все так же хмуро глядя на нее, медленно повернулся и пошел прочь. Она не поверила глазам. Рыжий не предал ее. Этот парень пожалел ее. Невероятно! За минувшие дни Анна забыла, что люди могут быть милосердными.

Где-то поблизости пронзительно заревел осел. Анна вздрогнула и очнулась. Испуганно оглядываясь, она вдруг поняла, до какой степени была неосторожна и безрассудна, вот так, среди бела дня, шатаясь по людному Сити. Следующий, кто разглядит в ней принцессу Уэльскую, не будет столь великодушен, как Джек Терсли.

Надвинув капюшон на глаза, ссутулившись, Анна юркнула в ближайший переулок и, стараясь держаться поближе к домам, принялась искать место, где бы спрятаться.

Ей не повезло, она оказалась в квартале мясников, и ее затошнило от вида мяса и крови. В открытых окнах лавок были выставлены только что освежеванные туши, на лотках грудами лежали внутренности животных, по улице текла окрашенная кровью вода и с визгом бегали крысы. Хозяйки с корзинами сновали среди лотков и лавок, торгуясь и покупая еще не вздорожавшее к концу поста мясо. Пронзительно визжала свинья.

Анна услышала, как какая-то горожанка бранится с мясником из-за цены.

– Ты меня подчистую обобрал, кривой дьявол! Чума на всю твою родню!

Мясник посмеивался.

– Ничего, матушка-ведьмачка. Может, ты поймаешь за рукав саму Анну Невиль, и денежки возвратятся к тебе сторицей.

Женщина не унималась. Надвинув на лицо капюшон, Анна неслышно проскользнула мимо.

Стараясь не ступать в кровавые лужицы, она торопливо огибала выступы домов и старые башенки, миновала какой-то монастырь и, обойдя его глухую стену, увидела широкий проход, ведущий на Чипсайд. Первоначально Анна хотела свернуть в первый попавшийся переулок, но затем увидела выстроившихся вдоль улицы горожан, с любопытством глазевших на покидающую город армию.

Отряды двигались в сторону старых Ньюгейтских ворот, и Анна решила рискнуть – а вдруг удастся, слившись с их потоком, покинуть Лондон! В окружении зевак двигались ряды копейщиков в железных шлемах и кожаных рубахах под доспехами, грузно шли, бряцая стальными поножами, шеренги арбалетчиков. Рыцари в боевых доспехах, тускло поблескивавших в сером сумраке дня, грозно восседали на боевых конях, а следом двигалась артиллерия: тонкоствольные медные кулеврины, фальконеты, мощные чугунные бомбарды, извергавшие каменные ядра. По мостовой грохотали, высекая искры, колеса телег, запряженных грузными волами, слышалось щелканье бичей.

Анна осторожно кралась вдоль домов. В толпе подзадоривали йоркистов, кто-то благословлял их, но были и такие, что советовали поспешить исповедаться, пока их не подмял старый медведь Уорвик. За широкой Чипсайд тянулась грязная Ньюгейт-стрит. Здесь толпились шлюхи, задиравшие воинство, разносчики вопили, предлагая вина и шотландскую водку.

Она вспрыгнула на каменную тумбу у входа в один из домов и через головы разглядела проем Ньюгейтских ворот. Словно железный поток, армия покидала Лондон, кое-кто из вояк тащил за собою веселых уличных девиц, чему стражники не препятствовали, однако, когда некая торговка устрицами с корзиной на голове хотела проскользнуть мимо стражи, ее ударили в грудь древком алебарды.

Анна слышала, как охранник орал:

– Тебе что – других ворот нет, дьяволово семя? Через Ньюгейт следует войско его величества, поскольку в Майл-Энд[56] состоится смотр сил. И велено ни единой души не пропускать на Смитфилдское поле.

Снова начал накрапывать дождь. Анна укрылась в щели между домами.

Итак, даже с войском ей не выбраться из города. А ведь это было бы для нее наилучшим выходом. Через Майл-Энд мимо торговых кварталов Холборна[57] прямая дорога вела к Барнету, где, как она поняла из разговоров солдат, стояли силы ее отца. Если бы ей удалось добраться до них! Может статься, что Уорвику еще не ведомо о предательстве Кларенса. И, видимо, это так, поскольку Джордж говорил, что намерен оставаться с тестем до последней минуты, чтобы переметнуться к Йоркам, когда тот менее всего будет этого ожидать.

До ее слуха донеслись какие-то крики, и она увидела стоявший неподалеку возок маркитантки, который повстречала утром близ Олдергейта. Маркитантка обрушилась с руганью на помогавшего ей подростка; тот стоял, втянув голову в плечи, а у его ног валялся разбитый глиняный кувшин в луже вина.

– Ты такой же недоумок, как и твой отец, кто бы он там ни был! Разбить кувшин ценою в два пенса! Убить бы тебя на месте, кабы не грех, окаянный ублюдок!

Из-за занавесок повозки за этой сценой с хихиканьем наблюдали две размалеванные девки. Одна – уже повидавшая виды, с грудью, дрожащей, как желе, в вырезе платья, другая – совсем дитя, но с лицом, отмеченным всеми пороками. Она прижимала к щеке тряпичную куклу.

Какой-то офицер осведомился, в чем дело. Ругаясь на чем свет стоит, маркитантка поведала, что закупила в трактире несколько кувшинов красного бордоского вина для солдат, а ее полоумный отпрыск расколотил самый большой из них. Офицер засмеялся, заметив, что ей не стоит отчаиваться, поскольку она будет не она, если вдвойне не воздаст себе за убыток в ходе кампании.

Затем Анна слышала, как маркитантка расспрашивает офицера, когда же войско наконец двинется в путь, а когда тот удалился, снова взялась чехвостить мальчишку.

И тогда Анна решилась. Убедившись, что маркитантка своя среди войска Йорков и никто ничего не заподозрит, если она выедет из Лондона в ее повозке, Анна громко окликнула ее. Та, уже взявшая было своих мулов под уздцы, хмуро взглянула на Анну через плечо. У нее было грубое, словно вырубленное топором лицо с усиками над верхней губой и бегающими глазами.

– Не возьмешь ли меня в свой возок? Мне надо домой за город.

Маркитантка взглядом ощупала Анну с ног до головы, словно лошадь при покупке, отметив ее забрызганное грязью платье, добротную суконную накидку, выбивающиеся из-под капюшона пряди волос и привлекательное лицо.

– Как договоримся, – хитро подмигнула она. – Ты, однако, милашка, и мы кое-что могли бы с тобой предпринять. Я бы кормила тебя и давала тебе одежду, но плату за первого мужика ты отдашь мне. А потом станешь отдавать и за каждого пятого. Клиентов я найду тебе сама и буду следить, чтобы тебя не били. Соглашайся. Это хорошая сделка! Мои красотки Кейм и Сью не жалеют, что связались со мной. Верно, девочки? Не так уж вам и плохо живется у Красной Бэсс.

Она засмеялась, но «девочки» угрюмо молчали, разглядывая новенькую. Анна тоже не могла вымолвить ни слова. После всех бед и унижений, что обрушились на нее в последнее время, ей предлагали стать солдатской шлюхой. Анне нестерпимо захотелось броситься на эту гнусную тварь и разодрать ей в кровь лицо. Но она заставила себя сдержаться. Ей необходимо во что бы то ни стало выбраться из города.

– Ты не так меня поняла, – стараясь унять дрожь, сказала Анна. – Мне просто нужно добраться до Сент-Олбанса, а из-за войск всех задерживают. Я могу заплатить тебе, если ты мне поможешь.

На лице маркитантки выразилось разочарование.

– У меня не крестьянская телега, дорогуша. Я сама могу заплатить, кому пожелаю.