– Благородный лорд, пощадите!
Майсгрейв все стоял над нею, сжав кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Казалось, он едва владеет собой. Наконец он обратился к латникам:
– Эта девушка – дочь почтенного человека, торговца из Холборна. Эта старая шлюха выкрала ее. Что ж, по ней давно петля плачет.
Солдаты с готовностью закивали, но Бэсс вдруг отчаянно замотала головой.
– Нет! Не-ет!..
Майсгрейв лишь слегка повернул голову в ее сторону, и Бэсс умолкла. Солдаты тоже потоптались, и один из них предложил:
– Если ваша милость пожелает, я провожу девушку куда вы скажете.
Майсгрейв бросил в его сторону взбешенный взгляд.
– Нет. Я доставлю ее сам!
Он помог Анне сесть в седло, а затем взял коня под уздцы и повел прочь. Когда они сворачивали за угол, Анна оглянулась и увидела, что солдаты помогают Бэсс встать, потешаясь над ее видом.
Филип спешно вел коня по улицам Холборна. Здесь было чисто, по сточным канавам вдоль мостовых стекала вода. Дома были богатые, все под шиферными и черепичными крышами, ставни украшала затейливая резьба. Едва ли не каждый дом окружали каменные ограды с нишами, где виднелись статуи святых, через которые свешивались мокнущие под дождем цветущие ветви фруктовых деревьев. Холборн издавна славился своими садами.
Анна заметила, что Филип несколько раз взволнованно оглянулся.
– Куда ты везешь меня? У меня ведь нет отца среди торговцев Холборна.
Она была еще способна шутить! Взглянув на нее, Филип улыбнулся, и у Анны стало тепло на душе. Она чувствовала себя почти счастливой.
Рыцарь остановил Кумира возле небольшого постоялого двора и помог Анне спешиться. Подбежал мальчик-слуга, приняв повод. Филип снова оглянулся. Анна также хотела поглядеть, что же его беспокоит, но он остановил ее:
– Не оглядывайся. Вот, возьми кошелек и ступай вовнутрь. Сними комнату. Я скоро приду.
И снова ободряюще улыбнувшись, он вышел со двора. Анна тотчас вновь почувствовала себя одинокой и беспомощной, однако, вздохнув, распахнула двери.
Здесь, по-видимому, тоже еще недавно располагались на постое солдаты. Столы были сдвинуты, на них виднелись лужи пролитого эля, сновали служанки с тряпками и горами немытой посуды. В воздухе висел едкий запах немытых тел, смазки для лат и мокрой кожи. Под потолочными балками висели связки золотистого лука, чеснока, пучки тмина и чабреца. Покрытый копотью котел, подвешенный на крюке над очагом, кипел, издавая соблазнительный запах вареных овощей.
Хозяин постоялого двора оказался гигантом. Он удивленно уставился на промокшую, покрытую потеками грязи девушку в богатом плаще, но, когда она протянула ему шиллинг, лицо его расплылось в улыбке.
Анну проводили в маленькую горницу во втором этаже, где стояла покрытая овчиной лежанка, а окно было забрано тонкими роговыми пластинами. Здесь было сыро, чувствовалось недавнее человеческое присутствие, и даже запах солдатского пота еще не выветрился. Следом за нею прислуга внесла полную мерцающих угольев жаровню, а затем деревянную бадью с горячей водой.
Все это время, приоткрыв створку окна, Анна украдкой поглядывала на улицу. Время шло, но Филипа все не было. Одно утешало – уж если они снова встретились, все будет хорошо.
Она с наслаждением сбросила мокрую грязную одежду. Снимая ладанку, прижалась на мгновение к ней губами. Анна свято верила, что именно она привела к ней Филипа в тот миг, когда она так нуждалась в помощи.
Филипа не было еще долго. Анна успела вымыться и, завернувшись в плащ, уселась с ногами на кровати. Постепенно ею начала овладевать тревога, и она едва не разрыдалась от счастья, когда услышала внизу его голос.
Когда Филип вошел, глаза Анны сияли.
– Я принес тебе новую одежду.
– Ты из-за этого так долго отсутствовал?
– Не только. Ты, верно, голодна?
Анна кивнула. Да, ей все время хочется есть. Филип вышел, а она стала торопливо одеваться. Ее до глубины души тронула его забота о ней. Одежда была неброская, но удобная и теплая: длинная рубаха из добротной фламандской ткани, толстая нижняя юбка, кожаные чулки, платье из мягкой зеленой шерсти со шнуровкой и полусапожки, подбитые мехом. Переброшенный через спинку кровати, лежал широкий плащ с капюшоном и пелериной из прекрасно выделанной кожи.
Она еще возилась со шнуровкой, когда вернулся Филип. В руках он держал поднос, на котором исходила паром еда. В том, как он переступил порог, прикрыв ногою дверь, и остановился, глядя на нее, Анне показалось что-то до странности знакомое. И верно – она вспомнила: Бордо, утро после их первой ночи. Лицо ее осветилось при этом воспоминании, ей показалось, что и Филип думает о том же.
– Фил…
Анна шагнула к нему, и он обнял ее. Она закрыла глаза, склонив голову ему на плечо. Самое надежное место на свете…
Филип коснулся губами ее еще влажных волос и негромко сказал:
– У нас слишком мало времени, Энн. Меньше, чем через час состоится смотр войск и мы выступаем. Я должен присутствовать там, чтобы никто ничего не заподозрил.
Анна медленно открыла глаза, выходя из своего счастливого оцепенения. По ее лицу прошла тень, губы сложились в горькую складку. Что он говорит?
Она выпрямилась и посмотрела в лицо Филипу.
– Ты уедешь?
Он кивнул, усадил ее на кровать, придвинул поднос.
– Ешь. Потом мы поговорим.
Анна медленно зачерпнула из чашки, отломила кусок хлеба. Филип бережным движением убрал падавшие ей на лицо волосы. В этом жесте было столько любви, что Анна на миг успокоилась. Обыкновенная похлебка показалась ей на удивление вкусной, и она ела, порой останавливаясь, чтобы взглянуть на сидевшего у ее ног рыцаря. Тогда ее лицо озаряла тихая улыбка.
– Ты стала такой бледной, моя дорогая, – едва слышно произнес он.
Анна лукаво улыбнулась. Он еще ничего не знает! Она вдруг почувствовала прилив гордости и счастья и решила тотчас все сказать Филипу. Но он спросил:
– Как вышло, что ты оказалась у Красной Бэсс?
Анна вздрогнула, сияние в ее глазах померкло. В мгновение ока она вспомнила, на краю какой бездны он нашел ее. Ей стало стыдно. Он поднял ее из самой грязи в самом буквальном смысле слова. Она закрыла глаза и сжала зубы. Никакая другая благородная леди не опустилась бы до такого позора, предпочтя достойный плен унижению. Удел леди – молитва и упование на благородного защитника. Тогда честь остается незапятнанной. Она же в последнее время прошла все круги ада: предательство, насилие, одиночество, гонения, унижение…
– Если не хочешь – не отвечай, – торопливо сказал Филип, слишком торопливо, и Анна уловила тень испуга в его интонации. Она взглянула на него. Лицо рыцаря было измученным, словно его терзал недуг. Бог весть, что явилось его воображению, но сквозь его обычную невозмутимость явственно проступало страдание.
– Я люблю тебя, – глухо, но с железной твердостью произнес он. И добавил тише: – Люблю, что бы ни случилось…
Пожалуй, Анна испытала облегчение. Однако ей не терпелось оправдаться. Толкнув поднос, она сказала:
– Ничего не случилось. Просто мне нужно было выбраться из Сити. И выбраться любой ценой. Я и не представляла, что за штучка эта самая Красная Бэсс. А ты… Ты знаешь ее?
– Кто же ее не знает?
Он сел рядом и взял руки Анны в свои.
– Я искал тебя, Энни. Я приехал вчера поздно ночью и тотчас прослышал о твоем побеге. Господь Всемогущий, как же я испугался за тебя! Тебе словно пришлось по вкусу, чтобы тебя искали. А ведь кто, если не я, знает, как ты беззащитна и неосторожна! Лучше бы ты отсиделась в этом дощатом хлеву у Олдергейтских ворот!
Поймав удивленный взгляд Анны, он пояснил:
– Я расспрашивал о тебе у Дороти, решив, что если ты в бегах, то могла обратиться к ней. И она сказала, где ты прячешься. Я разыскал это место, но там ютился лишь какой-то урод. Но ты там была – этот бедолага без устали твердил о какой-то фее в соломе.
В его словах сквозила жалость, и это начало злить Анну. Она столько пережила за это время, что ее душа покрылась броней. И эта жалость унижала ее. Отведя взгляд, она сухо спросила: