Молитва несла облегчение, омывала душу теплой волной, но вместе с тем пришло раскаянье. Анна думала о том, что слишком упряма, что ей не хватает толики смирения, о которой говорил епископ Кентерберийский, и что душа ее обращается к Богу лишь когда перед ней ничего нет, кроме бездны отчаяния.

– Иисус, сын Милосердной Девы… Ты читаешь в моей душе…

Сын Божий взошел на Крест, даровав людям надежду. Божественный Агнец принес себя в жертву ради всех этих людей, глумящихся и равнодушных. У Анны заныла душа, слезы ручьем потекли по щекам. Она грешная и своевольная, она редко просит Бога о своих близких, и если они погибнут…

– Господи, все, что угодно, но не забирай их у меня. Я скверная дочь, но я люблю отца. Я не сумела предупредить его, но на то была Твоя воля. Ты один ведаешь, что творишь. Слабая и полная греха, я прошу Тебя – спаси его, если это не под силу мне…

Она молилась и о Филипе.

– Это тоже грех, но я люблю его. Даже ангелы небесные знают любовь. Не отнимай же его, он моя последняя надежда и радость, он… он отец моего ребенка…

Священник с амвона говорил о муках Христа, и Анна внимала ему, как никогда в прежней жизни. Эта старая церковь с ее разношерстной паствой стала ее прибежищем. Время шло, церковный служка собрал у прихожан огарки свечей. Над молящейся толпой плавал лишь одинокий мужской голос, читавший Писание на медной латыни, да изредка принимался хныкать младенец.

Но по мере того как дневной свет угасал за цветными стеклами витражей, в душе Анны рождалось беспокойство. Воздух в церкви стал спертым, а от толпившихся среди колонн нищих и больных шел прокисший, нездоровый дух. Один из священников приблизился к двери, широко распахнул ее, и стало видно, что уже совсем стемнело.

Анна попыталась снова начать молиться, но теперь молитва уже не трогала ее, и она все чаще поглядывала на вход. Филип сказал, что поговорит с Деборой, а если ничего не выйдет, то пришлет за принцессой Оливера. И теперь Анна ждала именно его, ибо Оливер должен стать связующим звеном с Майсгрейвом, он даст ей уверенность, что они вновь когда-нибудь встретятся. Однако когда в дверном проеме показалась баронесса Шенли, Анна так возликовала, что едва не бросилась к ней через весь храм.

Леди Дебора опустила кончики пальцев в святую воду и, преклонив колени, набожно перекрестилась. Пока она читала молитву, Анна пробралась к ней сквозь толпу, и когда баронесса поднялась, они оказались почти рядом. Их взгляды встретились, и Дебора показалась Анне небесным ангелом. Ее светлые волосы сливались со снежно-белым мехом, которым был подбит капюшон плаща, а улыбка таила столько радости и светлого дружелюбия, что Анна едва не прослезилась. Нет, она совсем не одинока, если рядом с ней такая душа.

Они покинули церковь и, скрывшись в ближайшем переулке, совершенно по-детски бросились друг к другу в объятия.

– Как я рада, что они тебя не схватили!

Дебора начисто забыла об этикете, и Анна была ей только благодарна за это.

– Как тебе удалось выбраться из подземелья?

– Да проще простого! Следить за твоим заточением Кларенс поручил моему мужу. Когда же стало известно, что тебя и след простыл, а в темнице нахожусь я, он не стал меня там удерживать.

Она засмеялась, но Анна осталась серьезной.

– Он очень гневался?

Дебора улыбнулась. Это была улыбка женщины, уверенной, что она любима.

– Он уехал вчера вечером, чтобы доложить герцогу о твоем побеге. И он не показался мне чрезмерно сердитым. Скорее взволнованным. Зато твоя сестра впала в ярость, особенно когда о твоем пребывании в Тауэре стало известно королю и герцогу Глостеру. Именно герцог был обеспокоен больше других. Он даже кричал на герцогиню.

Я же вышла сухой из воды, если не считать того, что леди Изабелла отрешила меня от службы при ее дворе. Впрочем, в окружении короля больше дивились тому, что ты оказалась не на континенте вместе с Ланкастерами, а в Лондоне, нежели тому, что тебе удалось связать меня и выбраться из Тауэрской крепости. В Вестминстере, знаешь ли, бытует убеждение, что ты способна даже сатане на хвост наступить.

Как ни была измучена Анна, она не могла не расхохотаться. Однако Дебора вдруг схватила ее за руку, тревожно указав на двигавшуюся вдоль улицы цепочку латников с фонарями в руках.

– Смотри, это люди из отряда Глостера! Видишь белого вепря на табарах? Им приказано обшарить все гостиницы и постоялые дворы в Лондоне, дабы обнаружить тебя.

– Но разве Ричард Глостер не покинул столицу, выступив с королем к Барнету?

– Да, это так. Но в городе действует его правая рука и поверенный сэр Роберт Рэтклиф, ему поручено продолжать поиски. Ради Бога, Анна, идем скорее! Неподалеку от старой башни акведука нас ожидает моя свита – охранники и двое слуг с верховыми лошадьми для нас. Видит Бог, чем скорее мы выберемся из Лондона, тем лучше.

Анна не стала спорить, хотя ее подмывало расспросить Дебору о Майсгрейве, о том, как он нашел ее в Вестминстере и как объяснил, что происходит с принцессой. Вскоре они уже были верхом, охранники баронессы освещали им путь смоляными факелами, а лошади пугливо прядали ушами, косясь на коптящий огонь.

По обе стороны тянулся пригород, дорога была немощеной, и копыта чавкали в грязи. Дождь снова стих, но в воздухе висела сырая мгла. Впереди показалась зубчатая сторожевая башня, у подножия которой горел костер. Стражники с пиками наперевес преградили им путь, и Дебора протянула им свою подорожную. Однако старший лишь мельком взглянул на нее, ощупав печать.

Потом, обменявшись парой слов с напарником, они внимательно оглядели едущих в неурочное время путников. Ничего подозрительного: дама в меховом плаще на невысокой пегой кобыле, ее служанка, по-мужски сидевшая на муле, охранники в кольчугах, двое слуг с навьюченными мулами в поводу. В конце концов их пропустили.

Далее им еще не раз попадались сторожевые посты. Поначалу у Анны падало сердце при каждом досмотре, но вскоре она привыкла к ним. И чем дальше они оказывались от Лондона, тем легче становилось у нее на душе. И когда с вершины Хайгейтского холма Анна окинула взглядом скопище огней столицы, она наконец-то вздохнула свободно и мысленно прочитала благодарственную молитву.

Дорога пошла под уклон. Позвякивала упряжь, плескались лужи под копытами. Привыкшая править самыми норовистыми лошадьми, Анна одними шенкелями сдерживала мула. С Деборой они не обменялись ни словом. Своим людям баронесса сказала, что Анна – ее новая горничная.

Принцесса улыбнулась в темноте. Ей не верилось, что они наконец-то оставили Лондон позади и теперь приближаются к Барнету. Неужели она увидит отца, сможет его предупредить хотя бы в самый последний момент об измене? Они не виделись с той самой ночи первого марта, когда она выплеснула в камин его асквибо… Когда они приедут, она добьется того, чтобы он окончательно избавился от этой пагубной привычки, даже если ей придется велеть продырявить все винные бочки в Англии…

Отряд продвигался мерной рысью, Анне же хотелось нестись во весь опор. Под ней легкой иноходью переступал мул, и в нетерпении Анна несколько раз пришпорила его, почти поравнявшись с Деборой. К своему сожалению, она убедилась, что леди Шенли отнюдь не была хорошей наездницей и, видимо, опасалась ехать быстрее по дороге, сплошь разбитой недавно прошедшей армией.

Вокруг все было тихо и глухо, и лишь порой, когда они миновали мельницу у дороги или небольшое селение, слышался лай собак или крик совы в роще. Начал сгущаться туман, сквозь который, словно призраки, маячили то мрачный силуэт виселицы у дороги, то водяное колесо у заводи или старый ветряк с разбитыми крыльями. Дважды их обгоняли небольшие отряды вооруженных всадников. Анна с Деборой всякий раз испуганно переглядывались, и принцесса прижимала руку к ладанке на груди, моля святыню отвести опасность.

Слуги Деборы негромко переговаривались. Анна поняла, что они недоумевают, отчего их хозяйка надумала пуститься в путь на ночь глядя. Действительно, это могло показаться странным не только челяди баронессы. Поднимаясь на холм, Анна поравнялась с подругой и негромко спросила: