Виржини (про себя). Десять франков каждые полгода! (Вслух.) Ну, о жарком барыня мне еще скажут. Пойду завтрак готовить. (Уходит.)

Меркаде (глядя вслед Виржини). У этой девицы в сберегательной кассе по меньшей мере тысяча экю... украденных у нас; а потому на сей счет мы теперь можем быть совершенно спокойны...

Г-жа Меркаде. Сударь, до чего же вы дошли?

Меркаде. Я просто диву даюсь! Вам живется совсем не плохо, чуть ли не ежедневно бываете в театре или в свете с вашим другом Мерикуром, и вы еще...

Г-жа Меркаде. Но ведь вы сами просили его сопровождать меня.

Меркаде. Не могу же я заниматься одновременно и женою и делами. Короче говоря, вы разыгрываете из себя светскую женщину, красавицу...

Г-жа Меркаде. Вы сами так велели.

Меркаде. Конечно. Так нужно. Для дельца жена — вывеска... Когда вы появляетесь в опере в новом ожерелье, публика говорит: «Ага, с «Асфальтовыми» крепко», или же: «Хранитель семей» идет на повышение, смотрите, как изящно одета госпожа Меркаде. Вот-то счастливцы!» Если с божьей милостью военный министр одобрит мой проект о замещении должностей — вы получите выезд.

Г-жа Меркаде. Неужели вы думаете, Огюст, что мне безразличны ваши волнения, ваша борьба, ваша честь?

Меркаде. Ну, в таком случае, не осуждайте средств, к которым я прибегаю. Вот только что вы пробовали подействовать на прислугу ласкою, а людям надо приказывать... кратко, по-наполеоновски.

Г-жа Меркаде. Приказывать, когда не платишь!

Меркаде. Вот именно! Расплачивайтесь смелостью.

Г-жа Меркаде. Ласкою можно добиться услуг, которых не добьешься строгостью...

Меркаде. Ласкою! Хорошо же вы знаете наше время! Ныне, сударыня, чувства упразднены, их вытеснили деньги. Остается одна лишь корысть, ибо семьи больше нет, существуют только отдельные личности. Судите сами. Будущность каждого — в той или иной общественной кассе. Дочь обращается теперь за приданым не к родителям, а просит ссуду в кассе взаимного вспомоществования. Наследство английского короля было помещено в страховое общество. Жена уже рассчитывает не на мужа, а на сберегательную кассу! Свой долг отечеству выплачивают при посредстве контор, занимающихся банковскими операциями. Словом, все наши обязанности сводятся к купонам. Слуги, которых сменяют, как хартии[5], не привязываются ныне к господам: они будут вам преданы, только если вы держите у себя их деньги!

Г-жа Меркаде. Ах, сударь, вы — такой честный, такой достойный человек, а говорите иногда вещи, которые...

Меркаде. Кто осмеливается говорить, тот осмеливается и действовать, вы это имели в виду? Что ж, я сделаю все, что может меня спасти, ибо (вынимает из кармана монету в пять франков) вот она, нынешняя честь! Сумейте уверить покупателя, что ваша известь — сахар, и, если вам удастся при том разбогатеть, не возбудив нареканий, вы станете депутатом, пэром Франции, министром. Знаете, почему драмы, героями которых являются преступники, привлекают столько зрителей? Да потому, что зрителю лестно, зритель думает: «А я все же лучше этих негодяев». Но мне, мне лично, это простительно. Я несу бремя преступления Годо. Да разве позорно быть должником? Найдется ли хоть одно государство в Европе, не имеющее долгов? Найдется ли хоть один человек, который не сошел бы в могилу неоплатным должником собственного своего отца? Ведь отцу он обязан жизнью, а расплатиться с ним тем же он не может. Земля — постоянный банкрот перед солнцем. Жизнь, сударыня, это вечный заем. Но не всякий умеет занимать. Разве я не выше своих кредиторов? Их деньги у меня, а моих они еще ждут; я ничего у них не прошу, а они ко мне пристают. О человеке, который никому не должен, никто и не думает, а мои кредиторы ежечасно помнят обо мне.

Г-жа Меркаде. Слишком даже помнят! Брать в долг и расплачиваться — еще куда ни шло, но брать в долг и не быть в состоянии расплатиться, занимать, когда знаешь, что не имеешь возможности отдать... Не решаюсь даже сказать, что я об этом думаю.

Меркаде. Вы думаете, что здесь уже начинается...

Г-жа Меркаде. Боюсь, что так.

Меркаде. Значит, вы перестали уважать меня, своего...

Г-жа Меркаде. Я уважаю вас по-прежнему, но я не могу спокойно видеть, как вы изнуряете себя тщетными усилиями. Я восхищаюсь широтой ваших замыслов, но мне больно слушать шутки, которыми вы стараетесь заглушить голос совести.

Меркаде. Нытик на моем месте давно бы уж утопился. Но ведь целым коробом печали нельзя оплатить и грошового долга. А ну-ка скажите мне, где в коммерческом мире начало и где конец честности? Вот мы сейчас без средств... неужели всем и каждому объявлять об этом?

Г-жа Меркаде. Разумеется, нет.

Меркаде. Так разве это не обман? Знай люди о наших обстоятельствах, никто бы не дал нам ни гроша. Так не осуждайте те средства, к которым я прибегаю. Я хочу сохранить свое место за зеленым столом спекуляции, уверить всех в своей финансовой мощи. Доверие всегда предполагает обман. Вы должны помочь мне скрыть нашу нищету под блеском внешней роскоши. Декорации всегда требуют машин, а ведь машины всегда чем-нибудь да измазаны. Будьте покойны — многие из тех, кто имеет основания быть недовольными мною, сами поступали куда хуже меня. В минуту отчаяния Людовик Четырнадцатый показал «Марли» Самюэлю Бернару[6], лишь бы выудить у него несколько миллионов; а в наши дни, при новейших законах, каждый из нас говорит, подобно Людовику Четырнадцатому: «Государство — это я».

Г-жа Меркаде. Лишь бы в такую минуту не была запятнана ваша честь! А передо мною, сударь, вы сами знаете, вам незачем оправдываться.

Меркаде. Вы жалеете моих кредиторов... Так запомните же, что мы получили их деньги лишь благодаря...

Г-жа Меркаде. Их доверчивости, сударь?

Меркаде. Их жадности, сударыня! Делец и акционер, снабжающий его деньгами, стоят друг дружки! Оба хотят разбогатеть в один миг. Я сослужил хорошую службу своим кредиторам; они еще надеются выжать из меня что-нибудь. Я пропал бы, если б не разглядел подоплеки их расчетов и страстей; а потому перед каждым из них я разыгрываю комедию сообразно с его вкусом.

Г-жа Меркаде. Но меня страшит развязка! Многие уже устали от вашей игры. Возьмите Гуляра, ведь он нас не пожалеет. Он принудит вас объявить себя банкротом...

Меркаде. Пока я жив — тому не бывать. Теперь ведь золотые прииски находятся не в Мексике, а на Биржевой площади. И я не уйду оттуда, пока не нападу на свою золотоносную жилу.

Гуляр. Очень рад, что застал вас, дорогой мой!

Г-жа Меркаде (в сторону). Гуляр! Как-то он вывернется? (Мужу.) Огюст!

Гуляр. Редкостный случай! Видно, и впрямь надо приниматься за дело спозаранку и пользоваться временем, пока у вас дверь отперта и нет сторожей...

Меркаде. Сторожей! Что мы — диковинные звери, что ли? Вы поистине неподражаемы.

Гуляр. Отнюдь! Пожалуйста, подражайте мне и платите долги.

Меркаде. Господин Гуляр!

Гуляр. Словами от меня не отделаешься.

Меркаде. Вам нужны действия — прекрасно, могу предложить вам, если хотите, для расчета немало акций. Я — учредитель общества...

Гуляр. Бросьте шутки, я явился сюда с намерением покончить...

Г-жа Меркаде. Покончить? Сударь, я предлагаю вам...

Меркаде. Дорогая, дайте господину Гуляру высказаться.