— Конечно, по традиции право возглавить бизнес принадлежит детям покойного, но Микарт Твордорог еще слишком мал. Когда вырастет, он может выйти на совет клана с требованием передать мастерскую ему. Он имеет на это наследственное право, но его еще нужно подтвердить званием полного мастера обработки кож. Так что распоряжаться бизнесом он сможет лишь лет через сто. Если, конечно, захочет. А не захочет — в клане достаточно тех, кто готов взять на себя заботы…

Стряпчий говорил быстро и с таким высокомерным выражением, словно Иван обязан знать все, что касается славного клана Рдорогов, известного лучшими в Империи мастерами по выделке кож и мехов. Сыщик успевал только кивать, соглашаясь с крючкотвором, и лишь после четверти склянки непрерывного монолога стряпчего удалось задать вопрос:

— Как вы думаете, кому могла быть выгодна смерть мастера Борда?

Стряпчий замолк, словно с размаху ударился о стену, и медленно переспросил:

— Кто получит от этого прибыль?

В гостиной повисла тишина, поэтому тихие шаги кухарки привлекли всеобщее внимание.

— Мастрис Кана, Мик проснулся, — шепотом произнесла женщина.

— Господа, я вас покину… это недолго, — извинилась хозяйка дома.

Когда мужчины остались одни, Иван повторил свой вопрос:

— И все же: кто получает выгоду?

Стряпчий пожал плечами:

— Вы должны меня понять… я знаю, что написано в завещании, но там речь идет о суммах, ради которых не убивают.

— И все же?

Стряпчий принялся перечислять. Самый большой куш получит бывшая кухарка. Она — короткоживущая человечка, проработала у Твордорога несколько десятков лет. Ее муж был моряком, погиб в кораблекрушении. Чтобы прокормить себя и детей, женщина была вынуждена работать. Ушла лет десять назад, когда стала совсем стара. Сейчас ей уже около восьмидесяти, возраст для человечки весьма почтенный. Живет с дочерью, но мастер Борд ежегодно давал ей некоторую сумму. В банке на случай смерти мастера зарезервированы деньги, равные двадцатикратному размеру ежегодного содержания. Вряд ли человечка проживет так долго, но ее родственники, несомненно, помянут добрым словом ее бывшего хозяина.

— Кто-то из потомков этой почтенной женщины сейчас бывает в этом доме?

— Нет, — покачал головой стряпчий. — У нее — две дочери. Они давно замужем, их дети тоже уже выросли, но никто ими особо не интересовался. Я понимаю, о чем вы. Нет, из тех, в ком течет человеческая кровь, у Твордорогов работает только нынешняя кухарка. Мастер Борд, несмотря на его верность традициям, любил вашу кухню. Но эта она — не родственница почтенной женщины, я это точно знаю. Дело в том, что когда мастрис Бертина сказала, что больше не может работать, то Борд очень огорчился. Он тогда не был еще женат, и оставаться один на один с хозяйством… Он просил старую кухарку найти себе замену, уговаривал ее дочерей. Но те удачно вышли замуж и не нуждались в работе, их дети — тоже. Тогда я предложил ему взять Ливонину. Она — незаконнорожденная дочь одного из моих клиентов, клан не признал ее, но отец оплатил ее воспитание…

Иван понял, что ему сейчас расскажут обо всей родословной кухарки, поэтому перебил:

— А остальные деньги?

Стряпчий задумался:

— Небольшие суммы были зарезервированы еще для нескольких разумных. Но это… это «подарки мертвого», как говорят в кланах. Так же, как большой список вещей, чья ценность — в их древности или особо искусной работе. Эти вещи я должен буду раздать тем, на кого указал мастер Борд. Мне, например, он завещал кожаную папку для документов. Я ее еще не видел, но уверен, что это — настоящее произведение искусства. А старшему подмастерью он завещал старинный скребок из зачарованной бронзы, принадлежавший когда-то Ильтору Баранеду… Но «подарки мертвого» начинают рассылать лишь по прошествии шести дюжин после смерти разумного…

Иван придал своему лицу выражение восхищения, сделав вид, что знает, кто такой этот Баранед. Его не покидало ощущение, что он прикоснулся к миру, в котором все не так, как кажется. Значит, мотивом убийства может быть что-то абсолютно неожиданное. Выгода для убийцы может быть абсолютно не в том, что нужно обычно людям. Но в чем?

Размышления сыщика прервала вошедшая хозяйка дома:

— Мастер Упервай! Хочу еще раз перед вами извиниться. Я понимаю вашу занятость, но работа с документами требует сосредоточенности. Разрешите мне отвести служивого в мастерскую?

— Да, — встрепенулся Иван. — Я хотел бы увидеть все помещения, где побывал мастер Борд в трагическое утро. Без этого невозможно найти убийцу.

Стряпчий кивнул:

— Я подожду вас здесь.

Определение «во дворе дома» в отношении мастерской было несколько не верным. Скорее, дом был построен на задах огромного и плоского, как серая каменная лепешка, цеха и отделен от него полосой уже облетевших деревьев и невысоким забором. Хозяйка с сыщиком прошли через калитку, обогнули цех и оказались у выхода на параллельную улицу. Даже не заглянув в мастерскую, Иван понял, почему дом постарались расположить как можно дальше от нее.

Конечно, обоняние у гномов гораздо хуже, чем у людей. С точки зрения способности различать запахи гном так же уступает человеку, как человек — собаке или чистокровному эльфу. Но здесь воняло так, что даже привычные ко всему подгорники вряд ли испытывали особое удовольствие.

Стараясь глубоко не дышать, Иван спросил свою проводницу:

— У вашего мужа было какое-то специальное рабочее место? Какая-нибудь конторка, в которой он вел дела?

— Конечно, — кивнула мастрис Кана, отперла дверь и потащила сыщика вглубь цеха.

В полутемном помещении было безлюдно. Иван не понимал назначение огромных металлических чанов, полных мутной жижи, или деревянных конструкций, похожих на что-то средневековое пыточное, но заключил, что все это нужно для обработки кожи. Тем более, что на некоторых деревяшках были растянуты весьма внушительного размера шкуры.

— А где все? — спросил он. — Где ваши работники? Мне хотелось бы поговорить с теми, кто провел тут вчерашнее утро.

— После смерти моего супруга я отправила всех по домам и заперла дверь, — ровным голосом ответила мастрис Кана. — Я поняла, что Борд отравлен, и что отравить его могли только тут, в мастерской. Дома он не ел и не пил ничего, что могло бы принести вред его здоровью. Мы ели и пили то же, что и он.

— Вы умная женщина, — согласился Иван. — Поэтому давайте осмотрим его конторку.

Небольшая выгородка в дальнем углу цеха была нужна, наверное, только для того, чтобы удовлетворить склонность подгорников к тесным комнатам. Ничего ценного там не было, даже сейф отсутствовал. Только несколько стеллажей с растрепанными бухгалтерскими книгами, стол и пара стульев. На столе — письменный прибор и стакан для карандашей. На одном из стеллажей — графин с чем-то прозрачным и изящный кубок.

— Разрешите, я заберу напиток? — спросил сыщик.

Хотя, по большому счету, разрешения не требовалось, Иван всего лишь выполнял свою работу. Он упаковал кувшин и кубок в специальные мешочки, выданные мастером мертвых, и критически осмотрел конторку. Больше ничего съедобного не наблюдалось, но внимание сыщика привлек стакан для карандашей — довольно искусно сделанная вещица из яшмы.

Тут, в Империи, карандаши делали не из дерева, графитовые палочки обертывали в несколько слоев проклеенной бумаги. Несколько таких бумажных трубочек торчало из стакана. Внимательно присмотревшись, Иван заметил на них какие-то вмятины.

— Скажите, у вашего мужа не было привычки кусать карандаши? — спросил он.

— Что? — растерялась женщина. — Зачем? Но… подождите… да! Борд иногда держал карандаш зубами — когда руки заняты. Например, когда надо расстелить кожаную пластину, чтобы потом нанести на нее разметку…

— Тогда я заберу стакан.

Выбравшись из мастерской и отдышавшись, Иван попросил мастрис Кану:

— Сейчас мне нужно отдать взятые у вас вещи вопрошающим. После обеда я вернусь. Постарайтесь созвать всех, кто работал вчера утром в мастерской, и собрать их где-нибудь… если мы будем беседовать в вашей гостиной, это не составит вам больших неудобств?