– Прежде чем мы начнем, – попросил легат Кавагучи, – не расскажете ли вы святому отцу и инспектору о разработанной вами технологии?

Великанша-медиум и англичанин-источник какое-то время молча смотрели друг на друга, а потом Холмонделей сказал:

– Позвольте мне.

Мадам Руфь пожала массивными плечами. Я сдержал вздох облегчения: что ни говори, но натурального англичанина слушать куда приятнее.

– Хотя человек общается с Иной Реальностью с самого момента творения, техника этого общения за последние годы значительные усовершенствовалась. Вы сами сможете в этом убедиться: большая часть моего оборудования всего несколько десятилетий назад была незнакома нашим коллегам.

Он указал на обшарпанный столик. Там лежало пять самых странных шлемов, какие я только видел. Судя по всему, они должны были закрывать всю верхнюю часть головы до середины переносицы. Прорези для глаз отсутствовали, а на месте ушей торчали длинные выступы. В таком шлеме сразу становишься похож на насекомое или на человека, которому в одно ухо вставили палку, а из другого ее вытянули.

Позволив нам с братом Ваганом несколько секунд полюбоваться «артефактами», Холмонделей подвел итог:

– Судя по вашему выражению, господа, осмелюсь предположить, что это – ваша первая встреча с добро-виртуальной реальностью?

Он подождал, словно надеясь, что мы опровергнем это предположение. Ну, если он на это рассчитывал, ожидание могло затянуться надолго.

Холмонделей понял и улыбнулся, продемонстрировав полный комплект желтоватых зубов. – Добровиртуальная реальность, друзья мои. позволяет нам воспроизводить лучшее, что есть в обоих мирах. Она создает проекцию и не совсем Нашего мира, и не совсем Иной Реальности, проекцию, в которой, к примеру, раненый дух может встретиться и поговорить с нами, если он не в состоянии сам полностью перейти в Наш мир из-за плохого самочувствия.

– А как мы попадем в эту… в добровиртуальную реальность? – спросил я.

– Мы с мадам Руфь будем вашими проводниками. – Холмонделей опять улыбнулся, еще зубастее, чем прежде. – Если вы просто подойдете к этому столику, сядете вокруг него и наденете шлемы…

Подобная перспектива не вызвала у меня энтузиазма, но – что делать? – я покорно приблизился к столу. Как только я уселся на жесткий стул, мадам Руфь сказала:

– Как только шлем наденете, хватайте за руки соседей. Шоб туда, в добровиртуальную реальность, попасть, надоти замкнуть круг. Я потянулся к ближайшему шлему – он оказался тяжелее, чем я предполагал, вероятно, из-за нелепых «ушей», – и надел его на голову. То, что я ничего не увижу, я подозревал, но уж никак не ожидал, что заодно и совершенно оглохну. Шлем словно вобрал в себя все мои ощущения, оставив лишь пустоту, которую нужно было заполнить.

Я с трудом вспомнил, что велела сделать мадам Руфь. По бокам от меня сидели брат Ваган и Найджел Холмонделей, и я заставил себя потянуться к ним, взять их за руки, почти не чувствуя своих движений.

Первой я нащупал руку брата Вагана. Его рукопожатие было теплым и сильным, оно помогло мне вспомнить, что я еще должен дотянуться до руки Холмонделея. Я поборол апатию, навеваемую шлемом. Казалось, прошла целая вечность, когда мои пальцы наконец коснулись его кисти. Косточки у Холмонделея оказались тонкими и хрупкими, как у птицы, и я испугался, что мое прикосновение причинит ему боль.

Я ждал – долго-долго. Я думал, что стоит нам взяться за руки, как тут-то все и начнется, но все произошло совсем иначе. Время будто замедлилось в моем восприятии, искаженном шлемом. Вскоре я уже не был уверен в том, что держу за руки настоятеля и источника. Разумом я знал, что это так, но все равно сомневался.

Внезапно цвета, звуки, запахи – все ощущения потоком хлынули на меня. Позже я узнал, что это произошло в тот момент, когда последние двое соединили руки и замкнули круг. И в тот же миг мне стало так легко, и я очутился… да, где же я все-таки очутился?

Где угодно, только не в старой грязной камере для допросов номер два. Это был сад, самый прекрасный сад на свете. Цвета казались ярче, чем в жизни, звуки – чище и сладостнее, а ароматы – острее и понятнее.

– Добро пожаловать, друзья, в мир добровиртуальной реальности! – сказал Найджел Холмонделей. И тут я вдруг увидел его, хотя еще секунду назад его здесь не было. Он выглядел так же, как раньше, но как-то неуловимо изменился – стал более стройным и лицо не такое лошадиное.

– Для вас это будет совершенно новый опыт, так что смотрите! – зазвенел голос мадам Руфь. И она тоже сделалась видимой. Исчезло ее произношение базарной торговки, пропали и коронки с зубов, и процентов шестьдесят ее объема тоже куда-то подевались. Она осталась мадам Руфью, как и Холмонделей остался Холмонделеем, только теперь она стала ну настоящей красавицей.

– Поразительно, – прошептал легат Кавагучи, тут же появляясь перед нами.

Оставаясь самим собой, он каким-то образом стал похож на бравого служаку с плаката полицейского управления Энджел-Сити. Его лицо больше не выражало ни цинизма, ни усталости.

– Это… замечательно! – выговорил я. Я догадался, что это сделало меня видимым для остальных, но не для самого себя. Для себя я остался бестелесной точкой зрения. А жаль, интересно было бы узнать, как выглядит мой идеализированный вариант.

– Приступим к делу, – сказал брат Ваган. Теперь я увидел и его.

– Он не изменился! – воскликнул я. Это правда, аббат остался таким же измученным заботами стариком в темной сутане.

Найджел Холмонделей с величайшим уважением произнес:

– В добровиртуальной реальности лишь тот, кто истинно добродетелен, не меняет своего облика.

Мне вдруг стало интересно, сильно ли я изменился в этом странном месте. В конце концов, может, и правда лучше оставаться таким, как есть.

А потом все второстепенные мысли разом вылетели у меня из головы. Знаете, я увидел в этом саду змея и… прямо не знаю, как это объяснить, но это правда: змей не ползал на брюхе!

– Это не просто сад, – с благоговейным трепетом произнес я, внезапно осознав, где нахожусь. – Это Тот Самый Сад!

– Совершенно верно, отлично. – Мадам Руфь обрадовалась моей сообразительности. – Виртуальная реальность перенесла нас в подобие того места, которым человек наслаждался до грехопадения, ведь мы стали действительно виртуальными и добродетельными.

– Не уверен, что я это одобряю, – сурово сказал брат Ваган. – Теологические параллели… сомнительны.

– Это не более чем магическое воспроизведение, символ, если хотите, – заверил его Холмонделей. – На большее мы не претендуем. Ценность символа определяется заложенным в нем содержанием, и наш с этой точки зрения воистину бесценен. С такой позиции готовы ли вы примириться с этим миром?

– С такой – да, – согласился настоятель, но если подобный подход его и обрадовал, то он хорошо это скрыл.

– Отлично. Без добровольного согласия всех участников иллюзия может разрушиться, и мы снова окажемся в нашем мире, где, увы, добродетель – большая редкость, – сказал Холмонделей. – И, как я уже говорил, добровиртуальная реальность может оказаться полезной… Смотрите! – Он протянул руку.

Из-за деревьев вышел Эразм. В странном пространстве добровиртуальной реальности библиотечный дух казался таким же вещественным и осязаемым, как любой из нас, – более вещественным и осязаемым, чем я в своем восприятии. Брат Ваган изумленно вскрикнул и побежал к духу. Эразм тоже побежал к настоятелю. Они обнялись.

– Я осязаю его! – воскликнул брат Ваган. Встретив старого друга, он сразу оставил все сомнения относительно добродетельности добровиртуальной реальности.

Пока брат Ваган приветствовал Эразма, я с интересом изучал деревья, из-за которых появился дух. Некоторые я узнал: апельсин и лимон, гранат и финиковая пальма. Но другие показались мне странными как по виду, так и по запаху плодов и цветов. Интересно, растет ли в этом варианте Сада Древо Познания и что случится, если я отведаю его плодов? «Нужно спросить того змея», – подумал я, но, когда оглянулся, змей исчез. Может, оно и к лучшему.