Домой я пришел гораздо позже, чем хотелось бы, и притом в гораздо более мерзком расположении духа. Бывает же! Но после бутылочки доброго эля и отбивной мое отношение к жизни несколько изменилось. Я знал, что может улучшить его еще больше, – и позвонил Джуди.

– Ой, как я тебе завидую! – воскликнула она, услышав, что я побывал в добровиртуальной реальности и свиделся с Эразмом. – Мы как раз сегодня обсуждали это на работе. И все решили, что это – самое огромное достижение магических наук после эктоплазменного клонирования.

– Я и не думал, что это настолько важно, – признался я.

Посмотрите, как изменили нашу жизнь микробесы. Детекторы заклинаний, телефоны, эфирники – словом, все, о чем наши деды и мечтать не могли. При мысли о том, что нас опять ждут подобные изменения, – возможно, даже быстрее, чем раньше, – у меня аж голова закружилась.

Но Джуди воскликнула:

– Ой, Дэвид, еще как важно! Через двадцать лет жизнь станет совсем другой. Мы придумаем много-много способов применения добровиртуальной реальности. Ты только подумай, сколько задач сегодня стоит перед прикладной магией!

– Спроси меня, какая из них самая трудная, – ответил я. – Люди слишком многого хотят, а заклинания все усложняются и усложняются. А чем сложнее заклинание, тем больше вероятность ошибки.

Кстати, некоторые из этих ошибок приводят к весьма печальным последствиям. Вот, например, «Объединенный Кобольд», работая в Индии, несколько лет назад заставил Ракшаса вместо питьевого гнать древесный спирт. По ошибке, конечно. И что в итоге? Сотни людей погибли, тысячи две ослепли. И все из-за одной маленькой неточности, допущенной при переводе заклинания с латыни на санскрит. Эти индуистские демоны по-латыни, видите ли, не понимают.

– Ты, конечно, прав, – согласилась Джуди, отвлекая меня от горестных размышлений. – Но подумай, что произойдет, если какой-нибудь маг сможет моделировать свои разработки в добровиртуальной реальности. Вследствие природы этого пространства количество ошибок резко снизится. В идеале оно должно бы упасть до нуля… Хотя нет, боюсь, это противоречит принципам теории ошибок. И все же…

– А я об этом даже не подумал, – признался я. – Мне только казалось, что это самый удобный способ общения с духом, который слишком слаб, чтобы проявиться в нашем мире. – Я вспомнил, как эти гады мучили несчастного Эразма. Впрочем, Джуди об этом лучше не знать.

– Как здорово, – сказала Джуди, – что я скоро получу степень и не буду больше заниматься правкой и редактированием. Попомни мои слова: резкое повышение точности, которое придет с добровиртуальной реальностью, лишит работы многих людей моей профессии.

– Так всегда бывает. Чем совершеннее заклинания, тем больше делает магия и тем меньше работы остается людям, – заметил я.

Одна из причин краха «Дженерал муверз», например, в том, что японцы начали выпускать ковры-камикадзе, влекомые божественным ветром.

– Похоже, так оно и есть, – согласилась Джуди. – Но что ж тогда делать с безработицей? А вдруг люди вообще окажутся никому не нужны? И что тогда? А мы?

– Мне приходят в голову только два определения: «нищие» и «занудные», – ответил я, – Но это вообще обо всех, кто потеряет работу. Если говорить в частностях… Ну, то есть конкретно о нас с тобой… Так мы – поженимся. Обнищать мы, конечно, обнищаем, но уж занудами не станем, это точно.

– Нет, только не занудами, – согласилась Джуди. – Когда в доме дети…

– О-ох, – выдохнул я.

Да, знаю, после свадьбы обычно появляются дети. Тут уж никуда не денешься. Заглядывая вперед, я даже воображал себя – разумеется, весьма абстрактно и в очень далеком будущем – отцом семейства. Но абстрактно. Как только я пытался представить, как я купаю младенца или сажаю на горшочек крошечную девочку, воображение мгновенно отказывало мне.

Я вспомнил чету Кордеро. Такая славная юная пара. У них должен был бы родиться такой же славный, здоровый малыш. И что в итоге? Хесус, младенец, лишенный души. Смогут ли они смириться с этой бедой? А смирился бы я, родись у меня такой ребенок? Как подумаешь о таком, сразу расхочется становиться отцом.

– Ты где? – спросила Джуди. Видимо, пауза несколько затянулась. – Расслабься, тебе не придется уже завтра менять подгузники. – Эта женщина читает меня, как одну из своих колдовских книг. Надеюсь, что, как и эти книги, после ее редактирования я достигну совершенства.

Желая показать ей, что думаю не только о потенциальном отцовстве, я сказал:

– Сегодня случилось еще кое-что интересное. По крайней мере мне так показалось. – И я рассказал Джуди о демонстрации возле Конфедерального Здания.

– Бьюсь об заклад, ты-то уж точно счел это интересным, – мрачно произнесла она. Женщины всегда говорят таким тоном, когда сомневаются в своей победе на конкурсе красоты. Когда они чувствуют, что победа будет за ними, интонация у них чуть-чуть другая, но совсем-совсем чуть-чуть. По телефону это определить трудно. Тем временем Джуди спросила: – Ну и как, приметил кого-нибудь?

– Ну… – Образ дьяволицы в голубом вдруг встал у меня перед глазами, как живой. – Если честно, то да. – Я изо всех сил старался прикинуться дурачком, но, боюсь, мне это не удалось.

Затянувшееся молчание Джуди уже стало беспокоить меня, но тут она захихикала:

– Отлично! Если б ты сказал что-нибудь другое, я заподозрила бы тебя во лжи. Ведь суккубы – они и есть суккубы. Хотела бы я взглянуть на инкубов. И все же мужчинам куда больше нравится глазеть на красавиц, чем женщинам – на красавцев. – Угу, – промычал я. – Но только на движении это особо не отразилось. Глазели все – и мужчины, и женщины.

– О Боже, об этом я даже не подумала. Наверное, толчея была ужасная. – Джуди прекрасно знает, что такое дорожные заторы, и любит их не больше, чем любой водитель.

– Еще ужаснее.

Джуди снова засмеялась, когда я рассказал ей о решительном священнике. Теперь, благополучно добравшись до дома, я тоже решил, что это было смешно.

– Ну а у тебя что слышно? – спросил я.

– Ничего особенного, – ответила она. – Все, как обычно. Читала пергаменты, чиркала на них красными чернилами. Скучища. Одна радость, что хоть какая-никакая, но работа. Жду не дождусь, когда получу диплом и смогу наконец заняться теормагией.

– Тогда тебе придется постоянно работать в добро-виртуальной реальности, если она, конечно, станет такой важной, как ты думаешь, – сказал я.

– Станет-станет. И я тоже. А когда я буду приходить домой, мы с тобой, возможно, будем не слишком добровиртуальны. То есть добродетельны. – Джуди на минуту задумалась. – Но ведь мы поженимся, и тогда это станет добродетелью. Даже не знаю, нравится мне это или нет.

– А по-моему, все равно здорово! – сказал я. – Кстати – или не кстати, – не хочешь ли ты завтра вечером со мной… э-э-э… поужинать?

– Ничего себе, кстати, – фыркнула она. – Ну разумеется, ты ж знаешь, что я это люблю. Мы опять пойдем в тот самый хитайский ресторан? Он вроде бы совсем недалеко от твоего дома.

– Это вдохновляет. Ты, наверное, хочешь сначала зайти после работы ко мне? А?

– Именно, – сказала Джуди. – Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, милая. До завтра.

***

Мысль о скорой встрече с Джуди помогла мне пережить во вторник кошмарный рабочий день. Я даже умудрился сделать кое-что полезное. Боже мой, что только не попадает иногда на стол «экологического» агента! Я получил письмо от жительницы пустынного высокогорья, интересующейся, оказывает ли пепел койота (в смеси с вином) такое же противоастматическое действие, как пепел лисицы, и если да, то дозволено ли ей ставить капканы на этих хищников, которые душат ее кошечек. Ответ обошелся мне в два часа работы со справочниками и один телефонный звонок – главному егерю Княжества (на случай, если вам тоже интересно: да, только сначала нужно заплатить двадцать крон за лицензию).

Изучение влияния импорта гномов на окружающую среду сделало большой шаг назад. Я получил очень замысловатое юридическое заключение от организации, называвшейся «Спасите Нашу Лужу», которая решительно возражала против переселения маленького народца в наши края. СНЛ очень боялась, что, как только здесь появятся гномы, все сидхи сразу соберут имущество и устремятся в Энджел-Сити. Такова была вкратце суть документа.