– Вы как в том стишке, Наташенька, помните?

…Но те, что к дубу обротясь
И будто б вовсе не смеясь,
Свой стан ко древу прислонили,
Счастливей будут и мужей
Себе найдут куда быстрей…

– В каком стишке, Саша? – Все перед закрытыми Наташиными глазами еще кружилось и мелькало или это кружение случилось от Сашиных объятий?

– На картине с пастушками: тоже дуб, и пастушка там стояла, об него облокотившись, помните?

В резко распахнувшихся Наташиных глазах вспыхнул такой страх, что граф, сам испугавшись, сильнее сжал руки.

– Наташа, что, что с вами? Плохо?

А она не могла ничего произнести, и казалось, даже не дышала, граф почувствовал, как под его руками застыло в сильнейшем напряжении ее тело.

– Милая моя, хорошая, ну что?

Наташа резко вывернулась из его объятий, обернулась, посмотрела на дерево, об которое только что облокачивалась, обхватила руками голову, как будто боясь, что она сейчас куда-то денется, потом схватила графа за рукав пальто, потянула за собой. Через секунду, подхватив юбки, она уже бежала, и графу пришлось тоже перейти на бег.

– Наташа, да что случилось? – выкрикнул он, пытаясь хоть что-то понять и совершенно ничего не понимая. Наташа выглядела почти безумной.

– Быстрее, граф, умоляю, только быстрее! – крикнула Наташа и потянула его дальше.

За двадцать минут такого бега, который сделал бы честь хорошей скаковой лошади, они умудрились примчаться к дому Феофаны. Наташа вбежала в гостиную. Там, около гобеленовой картины, она остановилась как вкопанная, растрепанная, с красными пятнами на щеках, не отдышавшаяся.

Графу оставалось только встать рядом.

– Саша, – прошептала Наташа, – вы ничего не замечаете?

– Замечаю, – ответил тот. – Что вы сначала до смерти меня напугали, а потом в вас проснулась сильнейшая страсть к изобразительному искусству, и вы помчались ее утолять.

– Граф! Посмотрите внимательно…

Он послушно всмотрелся в картину. Господи, ну что он должен тут увидеть? Ну… пастушки, поляна, дуб. Одни танцуют, другие к дереву прислонились.

– Саша! – Наталья от нетерпения топнула ногой. – Неужели вы в самом деле не видите?

– Нет! – признался граф. – А что я должен увидеть?

– Та же поляна, тот же дуб! Мы Там, в этом месте, были только что…

– …А… Ну да, как интересно, действительно… Хм, потрясающе! Но постойте-ка, Наташа, как во Франции могли наш лес изобразить?

– Господи, Саша, но отчего вы сегодня такой глупый! Ну конечно же не могли!

– Но это значит, что картину уже после мебели сюда повесили и …

Наташа, не дослушав его умозаключения, подпрыгнула на месте:

– Снимайте ее, граф, скорее!

Саша послушно снял гобелен в тяжелой раме красного дерева.

– Переворачивайте!

На задней части картины, как и в прошлый раз, когда они на нее смотрели, зелеными чернилами были выписаны строки:

Пастушки, средь дерев резвясь,
Улыбками ребят дразнили,
Но те, что к дубу обротясь
И будто б вовсе не смеясь,
Свой стан ко древу прислонили
Счастливей будут и мужей
Себе найдут куда быстрей…

– Господи! – прошептала Наташа. – Действительно так и есть. Видите, граф, счастье, счастливей будут. Не богаче, не умней, а счастливей! Нам нужно обратно. Берите лопату, кирку, что угодно. Быстрее, Саша, я не выдержу такого напряжения, господи, неужели же это так? Неужели это девятый лепесток?

Саша, уже ничего больше не спрашивая, молча вышел, ведя за собой Наташу, и повел к садовому домику. Там быстро выбрал две небольшие лопатки и, вздохнув, спросил:

– Побежали? Или все-таки верхом?

На его счастье, одна из лошадей была оседлана. Граф подсадил Наташу, и они поскакали!

Через несколько минут, буквально слетев с лошади на ходу, Наташа выкрикнула:

– Копайте, граф, здесь, – присмотревшись, она показала пальчиком на место около дуба, где стояла полчаса назад.

Граф, скинув пиджак и засучив рукава рубашки, принялся копать. Наташа, испытывая сильнейшие муки нетерпения, взялась за вторую лопатку и стала помогать. Через пять ее и двадцать минут Сашиных работ при ударе о дно ямы что-то звякнуло. Граф вытащил лопату. Края ее были слегка погнуты.

– Наталья, теперь держите меня! – Он лег на землю и руками вниз начал осторожно сползать в яму.

Наташа схватила его за пояс и, упираясь туфлями в землю, зажмурив от напряжения глаза, служила ему противовесом. Спина графа под ее руками несколько раз дернулась, он пытался что-то вывинтить из земли…

– Наташа! – крикнул он. – Если сможете, потяните меня назад!

Наташа, кряхтя, изо всех сил потянула графа на себя. Вот где сказалась польза от гимнастических тренировок! В следующую секунду Саша уже сам смог упереться ногами, локтями и вытянуть себя из ямы. В одной руке он держал небольшой кованый сундучок.

– Ну, Наталья, я, конечно, сразу понял, что девушка вы весьма необычная, но что моя будущая жена в перерывах между обмороками будет, как рыбу из реки, клады доставать, подозревать не мог. Открывать? – Он вытер грязным рукавом рубашки грязное лицо.

Наташа кивнула. Граф примерился и точным ударом сбил лопатой маленький висячий замок. Наташа кинулась к сундучку. Открыла его. И вытащила небольшой желтый конверт из плотной вощеной бумаги и записную книжку в сильно изъеденной кожаной обложке. Надпись на конверте почти нельзя было разобрать, только пару слов, написанных теми же зелеными чернилами.

– Граф, смотрите, это по-итальянски, что здесь написано?

– Так, дайте-ка… здесь написано: «…кто найдет», так, дальше не могу прочитать, вот еще вроде «…счастье».

Наташа, услышав эти слова, как заледенела: она крепко зажмурила глаза и сквозь ладонь, зажавшую рот, заговорила, задыхаясь…

– Подождите, граф! Не открывайте… Понимаете, ведь это страшно, вот это… То, что мы сейчас узнаем, что там внутри, это же страшно?

– Почему, Наташенька?

– Саша, вы разве еще не поняли? – Глаза девушки распахнулись, заблестели от слез. – Вспомните, что было написано у доктора на последних страницах блокнота с «Мыслями», вспомните, что он нам в подвале говорил, что в этом стишке, наконец, написано!

– Мысли о том, как хочется быть счастливым, говорил, что бриллианты это еще не все, а в стишке «…Счастливей будут…», все о каком-то счастье, что же это получается…

– Граф! – Наташа уже почти кричала, захлебываясь слезами. – Господи, ну что же это, какой же он был… Что же он с собой сделал! Саша, ведь он вот это, понимаете, он не бриллианты, он вот это, – Наташа потрясла конвертом, – искал! И в бумажке с указаниями, там же было сказано:

«Чтобы очень просто, но без догадливости – будет мало и без продолжения внизу самом…» – это о бриллиантах и о подвале.

«… что посложнее, для ума пытливого – будет посередке в дереве французском» – получается, что речь не о столике шла, а о другом предмете мебели, о картине! В ней подсказка и к следующему, самому главному содержалась:

«…ну а там наверх можно выскочить, значит, заслужил» – узнать что-то такое, что вот здесь содержится, заслужил!

– Наташа, ну если мы, вернее вы догадались, где и что искать, значит, именно вы заслужили это узнать, разве нет? Ну давайте же, не бойтесь, откройте конверт, посмотрите…

Наташа трясущимися руками вскрыла печать и вынула лист бумаги. Благодаря вощеному конверту его содержимое отлично сохранилось, здесь написано было уже по-французки и Наташа принялась читать вслух:

«…Тревожно мне оставлять мою душеньку в таком положении. Шептала мне вчера, что сон был, что не разродиться ей, мука будет. Сердце щемит, но судьба торопит, шепчет – уходи, оставь. Повинуюсь тому, что сильнее меня. Все ей рассказал, передаст сыну, но само пусть будет тут. Там как Бог решит.