Если не считать свежепробивающейся листвы, то полянка практически не изменилась. И избушка на месте, и дуб. Вова обошел избушку с тыла, попутно глотнул ледяной воды из родника. Прислушался, уши не уловили посторонних звуков. Ну, попробуем. Начал с избушки. Та встретила его темнотой, старой паутиной на двери, пылью и полным запустением. Даже заходить внутрь не стал, и так все ясно, оставался только дуб.

Вова притормозил перед ним. Вправо или влево? В прошлый раз ходил против солнца. Если в ту же сторону пойти, то можно еще глубже провалиться. Хорош же он будет в новой форме с погонами и автоматом образца сорок первого где-нибудь в середине тридцатых. Вова решительно обошел дуб по солнцу. Вроде, ничего не изменилось. Идиот, надо же было знак оставить! Лопухов торопливо пошарил по карманам, потом выщелкнул из запасного диска патрон и бросил его возле дуба. Еще один оборот, Вова бросился к подножию дерева, золотистый патрон ехидно поблескивал сквозь свежую зеленую травку. Он навернул еще несколько кругов в обе стороны, патрон по-прежнему лежал на месте. Природная машина времени не работала. Да и не известно, заработает ли вообще. Плюнув, Вова направился обратно к грузовику, соскочить раньше времени не удалось.

«Шеви» ждал его на прежнем месте, приветственно поблескивая стеклами сквозь маскировавшие его ветки. Радостно заурчав мотором, почувствовав хозяйскую руку, он с трудом развернулся на узкой просеке и, попрыгав по кочкам на лесной дороге, выбрался на шоссе. Не успел грузовик отмотать и километра, как встречный «студебеккер» отчаянно замигал фарами. Пришлось остановиться.

— Ты куда пропал? — накинулся на Вову Кальман.

— Да я это…, прокол у меня был, — соврал Лопухов.

— Прокол…

Капитан обошел машину, и Вова физически ощутил, как краска заливает его лицо. И так прекрасно видно, что к колесным болтам давненько никто ключом не прикасался. Надо было срочно что-то придумать, но никаких здравых мыслей в голову не лезло, Вова потихоньку начал паниковать.

— Значит, прокол, говоришь…

Однако, заметив выражение Лопуховской морды, притормозил. Несколько секунд вдумчиво разглядывал Вову, что-то про себя решая, потом махнул рукой.

— Поехали.

Обрадованный Вова вскочил в кабину и торопливо тронул машину, спеша догнать основную колонну. Ему вдруг стало стыдно. Давно он такого чувства не испытывал. А если бы все получилось, и он перескочил на семьдесят лет вперед? Ротного ждали бы большие неприятности. То, что боец с оружием исчез — ерунда, война и не такое списывает. Но вот за машину Кальмана по головке не погладили бы, машин и без того мало. И вовсе не факт, что ее вообще потом нашли. Может, тогда и натолкнулся бы Вова в своем времени на ржавый остов некогда родной машины.

Выходит, Вова подставил бы Кальмана. А ведь ротный его никогда не подставлял. Наоборот, сколько раз от неприятностей отмазывал! Нехорошо так было поступать, подло. Вова опять почувствовал, как краснеет. Может, и хорошо, что эта хреновина не сработала? Вова вспомнил историю, произошедшую, пока он в госпитале валялся. Тогда несколько машин из автороты доставили к переправе на плацдарм боеприпасы. Нужно было перегрузить их на плоты, но первая же машина, выехавшая на открытый берег, исчезла в оранжево-дымной вспышке взрыва — прямое попадание. Остальные водители отказались подъезжать к самим плотам. Разгрузка затягивалась, а боеприпасы нужны были срочно. И тогда сам Кальман сел за руль, подогнал машину к самой воде, помог разгрузить ящики со снарядами и отъехал, виляя на пробитых осколками колесах. Такой был человек.

Уже в Смоленске Вова решил извиниться.

— Простите, товарищ капитан, больше не повторится.

— Ладно, иди. И так вижу — осознал.

Знал бы ротный, чем все это время Вова занимался в действительности!

Пребывание в резерве затягивалось. Сроки наступления несколько раз назначали, все начинали суетиться, готовиться, потом дату переносили, народ расслаблялся. Правда, нет худа без добра — бригаду укомплектовали танками почти до полного штата, машин, как всегда, ни одной не дали. В корпусе появились новые самоходки СУ-85. На только что освобожденной территории успешно провели мобилизацию. Среди вновь прибывшего пополнения оказалось немало дядек вполне призывного возраста, слабо знакомых с украинским языком. Они и не скрывали, что попав в окружение в сорок первом, разбрелись по местным хуторам и селам, где и осели до последнего времени. Отношение к ним было «окопались под бабьими юбками, пока мы кровь проливали». К счастью, в автороту таких не присылали, а к мотострелкам попало немало.

В начале июля тронулись, наконец. По закону подлости, едва эта масса людей и техники зашевелилась, выползла из кустов, из-под деревьев и маскировочных сетей, растянулась колоннами по ведущим на запад дорогам, как начались дожди. Если бы не листья на деревьях, то Вова испытал дежа вю. Мало того, в прошлый раз хоть авиация немецкая не доставала, а в этот…

Впереди уже блеснула лента очередной речушки.

— Воздух!

Как всегда, не вовремя и укрыться негде. Вова ударил по тормозам и выпрыгнул из кабины. В нос ударил противный сладковатый запах, как в морге, но сейчас было не до того. Хотел было нырнуть под утыканный ветками, напоминающий огромный куст грузовик, но вспомнив судьбу Степаныча, плюхнулся в кювет. Хотя, от прямого попадания, конечно, не спасет, тем более, что рядом три тонны солярки в кузове.

Слабенько и неубедительно затявкали зенитки. Бомбы легли недалеко, но и не близко, так, средне, но по ушам шибануло здорово, в носу запершило от сгоревшего тротила. Впереди что-то горело чадным соляровым пламенем. Убедившись, что налет закончился, Вова выбрался на дорогу. Первым делом убедился, что в машине новых дырок не прибавилось и бочки в кузове не текут. Но что, мать его, так противно воняет.

— Поехали!

Объехав стороной горящий «студебеккер», к счастью не из их роты, подъехали к броду. С двух сторон коридор из разбитой техники, немецкой и нашей. И трупы. Десятки раздувшихся конских трупов на берегу и в воде. По мере приближения, вонь от разложения усиливалась, настырно лезла в кабину, несмотря на закрытые стекла. Хорошо хоть дожди и не так жарко, а то бы точно стошнило. Удачно проскочив брод, и выбравшись на правый берег, Вова торопливо опустил стекло и жадно хватанул ртом чистого воздуха.

Армия сунулась во Львов, но убедившись, что немцы намерены город удерживать, пошла в обход с севера. Плечо снабжения все росло и росло, доросло до двухсот километров, мартовский кошмар начал повторяться. Но тут крупно повело, в одном городишке немцы бросили большие склады горючего. Да что там большие, огромные склады, целой танковой армии на несколько суток хватило. Танки ворвались в городок так неожиданно, что стремительно разбегающиеся фрицы даже поджечь ничего не успели.

После такого успеха, их корпус развернули на девяносто градусов и опять двинули на Львов, только уже с запада. Танкисты говорили, что им приходилось наступать на запад, на север, на юг, но вот на восток они идут впервые, непривычно как-то. В конце июля город взяли, Вове тоже пришлось побывать в городе сразу после освобождения, следов недавних боев на улицах было предостаточно.

Их колонна остановилась на площади возле рынка, застроенной небольшими трех и четырехэтажными домами. На первом этаже какая-нибудь лавка, верхние — жилые. В центре площади — сам рынок. Шоферы выбрались из кабин, чтобы немного размяться. Ротный достал флягу со спиртом глотнул прямо из горла. Тут-то все и заметили, что с Кальманом происходит что-то не то, чуть не плачет человек.

— Что с тобой, Аркадий Львович? Часом не заболел?

— Нет, не заболел.

Капитан с третьей попытки не смог зажечь спичку, бросил, достал новую, наконец, закурил.

— В сорок первом мы семьи комсостава эвакуировали. Целый день ехали по проселочным дорогам, приехали во Львов, на этой же площади остановились. С чердаков по нам стреляют, дети плачут… Просили у местных воды для детей, никто не дал, только зубы скалили — конец вам. А вот хрен им!