– Взять их! – прорычала старая гнилозубая рыжая рысь. Крутя над головой кривым ятаганом, она отважно прыгнула за борт и встретила брюхом набалдашник Джон-Томова посоха. Раздался судорожный всхлип и треск сломанного ребра.

Как только рыжая рысь отправилась за борт шлюпа, на Розарык по канату соскользнул койот, вознамерясь раскроить ей голову булавой. Дружно сверкнули мечи тигрицы, и тотчас четыре конечности порхнули в разные стороны, а туша койота беззвучно упала на палубу и щедро обрызгала ее кровью, пока билась в ужасающих конвульсиях.

При виде этого желудок старпома взбунтовался, но сразу же испуганно притих: нимало не обескураженные пираты градом посыпались с борта галеры. Юношу сразу потеснили двое закованных в броню ленивцев (которых можно было упрекнуть в чем угодно, только не в лености) и – к великому замешательству Джон-Тома – человек средних лет. Ленивцы дрались без оружия, полагаясь на шестидюймовые когти. Двигались они медлительнее других пиратов, но доспехи из толстой кожи надежно защищали их от ударов противника.

Джон-Том пятился, пока не прижался спиной к лееру. В тот же миг между ленивцами проскочил человек и попытался разрубить юношу топором. Джон-Том поднырнул под лезвие, сделал выпад и концом посоха попал одному из ленивцев по носу. Послышался треск кости, и Джон-Том почувствовал, как хрящ вминается под его весом. Ленивец рухнул, обливаясь кровью, а его приятель двинулся вперед, выставив перед собой обе лапы.

Джон-Том перенацелил посох, нажал потайную кнопку, и выброшенные из древка шесть дюймов стали вонзились нападающему в горло. Прежде чем повалиться навзничь, ленивец всем своим видом выразил изумление. Человек с топором отступил.

Яльвар и Мадж рубили абордажные крючья, что притягивали шлюп к галере, но получалось не слишком удачно, поскольку надо было еще и защищаться. Затем их подмяла под себя волна атакующих. Розарык, оттесненная к корме, стояла перед толпой, ощетиненной копьями и пиками. Всякий, кто подступал к ней на дистанцию выпада, вскоре околевал, загадив палубу своими внутренностями.

Наконец один из помощников пиратского капитана пролаял приказ. Копейщики подались назад, уступая места лучникам. На тигрицу нацелились десятки стрел. Будучи отважной воительницей, но не самоубийцей, она кивнула и сложила оружие. Пираты со стальными цепями и обручами облепили пленницу и заковали так умело, что любые попытки освободиться задушили бы ее.

Потом шлюп был взят на буксир, а угрюмый квартет пленников поднялся по сходням на палубу враждебного корабля. Там бдительные стражники выстроили их в шеренгу, а остальные пираты подвергли – в некотором отдалении – почтительному осмотру. Только одно существо рискнуло подойти к ним вплотную – оттого, видимо, что не было запятнано кровью.

Ростом этот леопард не уступал Джон-Тому. Его красивый и вместе с тем надежный доспех состоял из кожи с замысловатым тиснением и сплетенных колец из серебристого металла; сзади наличествовало отверстие для хвоста, нижняя половина которого весьма походила на протез. Но выяснять, верна ли его догадка, Джон-Том счел бестактным. С ремня, опоясывающего талию огромного кота, свисали четыре длинных ножа. Мускулистые лапы были обнажены, если не считать кожаных перчаток без пальцев, – дабы в драке выпускать длинные когти, зато с обилием заплат и царапин. На черном носу хозяина перчаток багровела глубокая, плохо залеченная рана. Все это Джон-Том разглядел, пока леопард молча прохаживался мимо пленников.

– Вы хорошо дрались, – прорычал наконец леопард. – Очень хорошо. Даже чересчур хорошо, по-моему. – Он многозначительно посмотрел за корму, где покачивался шлюп. – Слишком много верных друзей пришлось отдать за этот жалкий приз. – Его глаза полыхнули зеленым огнем. – Я не из тех, кто жертвует славными парнями ради любого хлама, но уж очень было любопытно глянуть на вашу чудную посудину. Откуда путь держите и где раздобыли эту диковину? Бьюсь об заклад, она не из дерева сработана.

– Стекловолокно.

Леопард стрельнул в Джон-Тома глазами.

– А! Так ты, стало быть, хозяин.

Джон-Том кивнул.

– Он самый.

Что-то ужалило его в лицо, и он отшатнулся, на миг ослепнув. Рука инстинктивно метнулась к щеке и опустилась, встретив кровь. На лице остались четыре параллельных следа – неглубокие, можно даже сказать, пустяковые. Но пройди когти леопарда чуть выше – и Джон-Том лишился бы глаз.

Из горла тигрицы вырвался сдавленный рык, а Мадж пробормотал забористое ругательство. Проигнорировав обоих, леопард шагнул вперед, и они с Джон-Томом едва не столкнулись носами.

– Я – господин, – зловещим тоном произнес леопард. Мадж снова заворчал, и пират незамедлительно обжег его глазами. – Ты что-то вякнул, дерьмоед?

– Кто, я? Да я просто горло прочищал… господин. Драка вышла жаркая, вот оно и пересохло.

– Погоди, скоро тебе будет еще жарче. – Внимание гигантского кота вернулось к Джон-Тому. – Жалобы есть?

Юноша опустил взгляд, ощущая, как по лицу струится кровь, и тревожась: а вдруг она не остановится?

– Нет, господин. Никаких жалоб, господин.

Леопард одарил его ледяной улыбкой.

– Вот так-то лучше.

– Вы капитан этого корабля… господин?

Леопард запрокинул голову и взревел:

– Я Сашим, первый помощник! – Он посмотрел направо и отступил в сторону. – Капитан сейчас пожалует.

Джон-Том уже не знал, кого и ожидать. Может, еще одного медведя или другое, столь же впечатляющее создание. Он позабыл, что мозги капитанам нужны не меньше, чем мускулы. Облик капитана удивил его, но не шокировал. Извращенная традиция, мелькнуло у юноши в голове.

Капитан Корробок был попугаем – ярко-зеленым, с синими и красными пятнами. Рост – чуть ниже четырех футов. Вместо одной лапы – деревяшка, прикрепленная к коленному суставу металлическими штифтами. Кожаная повязка прикрывала пустую глазницу.

По обычаю пернатых граждан этой страны Корробок носил килт. Кроваво-красный, он превосходно гармонировал с алым жилетом. Отсутствие узоров на одежде говорило о том, что попугай распрощался со своим родом. В отличие от других крылатых существ, попадавшихся Джон-Тому на глаза в этом мире, Корробок обходился без шляпы или кепи. Пернатую грудь облегала узкая перевязь, сверкающая дюжиной стилетов. (Впоследствии один из пиратов поведал пленникам, что капитан бросает сразу по четыре маленьких смертоносных клинка: два – ухватистыми концами крыльев, один – клювом, и еще один – здоровой ногой. При этом он балансирует на деревянной ноге, и клинки попадают в цель с летальной точностью.)

Уцелевший ярко-синий глаз поочередно ощупывал узников. Над и под повязкой перья отсутствовали, и голая кожа отливала нездоровой желтизной.

– И это что, весь экипаж нашего приза? – Он поднял глаз на помощника, и Джон-Том с изумлением увидел как могучий леопард съежился и отступил. Затем Корробок встретился взглядом с каждым своим подручным.

– Да вы же просто молокососы! – Не только Сашим но и все остальные головорезы трепетали перед увечной зеленой птицей. Джон-Том решил не перечить ей. – Без малого сотня против четырех. Это ж надо! Да-а, лихие у меня молодцы, нечего сказать. – Свешивая голову то вправо, то влево, он снова внимательно оглядел пленных. – Ну да ладно. Так куда же вы, голуби, путь держали?

– Да так, вышли на несколько деньков из устья Вертихвостки, – добровольно залебезил Мадж. – Захотелось, знаете, рыбки половить, вот так…

Деревянный протез мелькнул в воздухе и саданул выдра между ног. Позеленев, почти как капитан, Мадж схватился за ушибленное место и рухнул. Корробок равнодушно посмотрел на него.

– У эмира Эзонского есть обычай нанимать евнухов для охраны дворца. Я покамест не решил, как с вами быть, но еще одна ложь, и ты познакомишься с ножиком корабельного костоправа.

Джон-Том попытался угадать, кому из окружающей его коллекции головорезов довелось познакомиться с ножиком костоправа, но не сумел. Оставалось лишь предположить: кто бы это ни был, он не понес свои «достоинства» в клинику города Майо.