— Прошу прощения, зачем вам это?

— Затем, что другого ничего нет! После папиной… гибели я стала проглядывать все его бумаги, дома и на работе. И нашла в мусорной корзинке в его кабинете…

Сара встала, подошла к письменному столику. Вынула из ящика блокнот и фломастер, принялась что-то чертить на листке.

— Там было множество смятых бумажек. Когда расправила, увидела вот это, символ «Десятого крестового». Такая эмблема у них на пиджаках, куртках, повсюду. Видали когда-нибудь?

Сара протянула Филипу блокнот.

— Сам — нет, но мне описывали, — сказал Филип, принимая блокнот из ее рук. Он смотрел на знак. Было в нем что-то зловещее. Что-то он напоминал, знакомое…

— Как свастика, — подсказала Сара, глядя на Филипа горящими глазами. — Ломаете голову, на что похоже, так ведь? — возбужденно продолжала она. — Вглядитесь, знак определенно напоминает свастику. Бумажки у отца были исписаны сплошь такими вот знаками, кое-где карандаш прорвал бумагу, с такой силой он черкал. Я спросила, как часто в Капитолии опорожняются мусорные корзины, мне сказали: ежедневно. Отец покончил с собой в субботу, около десяти вечера, я на следующий день поднялась в его кабинет в поисках какой-нибудь записки. Следовательно, эти каракули, эти знаки он выводил… всего за несколько часов до смерти. Он никогда не рассказывал мне про «Десятый крестовый», но перед смертью то и дело выводил их эмблему. Значит, должна же быть связь…

— Не слишком убедительно, — сказал Филип, возвращая ей блокнот.

— Ну, конечно, не слишком! А как насчет пятна крови в вашей мастерской? У нас с вами общая цель, мистер Керкленд!

— Которая приводит к копанию в мусоре!

— Я, мистер Керкленд, имею диплом историка. Даже подумывала стать археологом. И авторитетно заявляю вам, что во все времена из мусора извлекалось намного больше фактов о человечестве, чем из любого другого источника. Возможно, через десять тысяч лет Библиотека Конгресса превратится в прах, зато сколько останется свалок! Вот о чем я думала, отправляясь за мусором «Десятого крестового». Похоже, Баррингтон — их центр на востоке страны. Поэтому я проследила, когда и на сколько они сюда заявляются, улучила время и стащила мешки с мусором. — Сара с легкой досадой взглянула на Филипа:

— Если бы не вы, ни одна душа не узнала бы!

— Извиняюсь! — улыбнулся Филип. — Но раз уж так вышло, могу я предложить вам помощь в вашем расследовании?

Она серьезно посмотрела на него. Помолчав, произнесла:

— Хорошо. Только для начала советую пойти и оформить себе номер в мотеле, нам предстоит долго возиться.

Филип кивнул, поднялся. С ходу расставила все по местам, подумал он, улыбаясь про себя. Значит, содружество предстоит деловое. Он направился к двери.

— Да, кстати, — бросила Сара вдогонку, — не могли бы вы обзавестись менее вонючими сигаретами?

Филип устроился в соседнем с Сарой Поган номере. Когда он снова явился к ней, содержимое одного из мусорных мешков лежало на большом куске чистой полиэтиленовой пленки.

— Да уж, подготовились вы на совесть, — сказал Филип, кивая на пленку.

Сидевшая на полу Сара подняла голову, кивнула.

— Я воспитана в старых правилах. Люблю порядок и точность. Очень помогает.

— В мусоре копаться? — опускаясь на колени, язвительно вставил Филип.

Сара, насупившись, смолчала, продолжая рыться в куче. Содержимое первого мешка оказалось, на удивление, почти лишено пищевых отходов, не считая пустой коробки из-под порошкового молока и чуть зацветшего батона в пластиковой обертке. Филип отметил это вслух.

— Нормально, — сказала Сара, перебирая бумажки. — Насколько я знаю, это баррингтонское заведение использует новейшие методы закаливания. В том числе строжайшую диету. — Она расправила какой-то смятый листочек, с минуту рассматривала, отложила.

— Что это за новейшие методы закаливания? — спросил Филип.

Сара в раздумье опустилась на пятки, произнесла после паузы:

— Методы… Немало пришлось потрудиться, но я все же выведала, что этот «Десятый крестовый» создан, видимо, по образу и подобию всяких «дважды рожденных». Копаются в житейских делах, повсюду следят за нравственностью, подслушивают, подглядывают, вынюхивают. И вдалбливают повсеместно свою ортодоксальную религиозную мораль. Даже так называемые «христианские альтернативные школы» учредили. К тому же лезут в самую гущу молодежной преступности. Отсюда все самое интересное и начинается. Пооткрывали с полсотни «молодежных центров» в восточных штатах, причем в крупных городах, где хроническая безработица. Якобы для перевоспитания; на самом деле формируют там свои отряды.

— Не понял… — Филип прикурил от зажигалки, удобно привалился к спинке кровати.

— Вы бы лучше слушали, — пренебрежительно бросила Сара. — Я посетила один их центр, он неподалеку от меня, в Балтиморе. На Пратт-стрит, ближе к Иннер-Харбор: район притонов, да и только, киношки явно не для детей, все такое…

— Такое я видал!

— Переоделась, чтоб за свою сойти. Чтоб казаться нищей горемыкой, словно ищу спасителя. Меня приняли, все показали. Дом снаружи обшарпанный, хуже некуда. Зато на внутреннее оборудование денег явно не пожалели. Тут и превосходно оснащенный спортзал, и кафетерий, даже мебель какая-то, все что хотите…

— То ли Христианский союз молодежи, то ли Армия спасения? — вставил Филип.

— Вот-вот! Изучают Конфуция, читают, плюс к тому стрелковая подготовка, имеют свой электронный тир. Трудно поверить, посреди таких трущоб заведение, где тебе и науки, и спорт, притом ни цента из государственной казны!

— И каким же образом они публику набирают?

— А это по вечерам. Я их поблагодарила за экскурсию, а сама — шмыг в ресторанчик напротив, он круглые сутки открыт, села за столик. Пью кофе чашка за чашкой, сама наблюдаю. Около семи вечера дом замирает, но через час снова зажигаются окна, подъезжает пара автофургонов, в них садятся человек по десять ребят лет восемнадцати и старше. Потом свет гасится, фургоны уезжают.

— Какие, синие «эконолайны»?

Сара с удивлением уставилась на Филипа.

— Вы откуда знаете?

— Думаете, только вы сыскной практикой балуетесь? — улыбнулся он. — Ладно-ладно, продолжайте!

— И так три вечера подряд, — сказала Сара. — На третий раз я дежурила в машине.

— В «триумфе» посреди притонов?! — воскликнул Филип. — Да такую яркую игрушку за версту видать!

— Я что, идиотка, по-вашему? — возмутилась Сара. — Подруга в тот вечер работала, одолжила у нее «датсун». И как только фургон отъехал, пустилась за ним. Они прибыли в местечко неподалеку от Элктона, прямо у самой границы с Нью-Джерси. Бывшая ферма, они ее перестроили, понаставили бараков. Оттуда, где я укрылась с машиной, видно было не слишком хорошо, но мне показалось, эти парни, выйдя из фургона, построились, и их повели к баракам.

— Из чего вы сделали вывод о наличии центров вербовки и этих, как вы сказали, «новейших методах закаливания»? — фыркнул Филип. — Бросьте, Сара, ваша игра в стечение обстоятельств, попросту говоря, нелепа…

— Что у вас за манера все время перебивать? — взорвалась Сара. — Да! Веских доказательств у меня нет. Но разве все, что я рассказываю, не внушает подозрения? Недели две я ломала голову, как это понимать. И кое-что стало вырисовываться…

— Извольте просветить меня! А то ведь, сами сказали, нам еще всю ночь с этим мусором возиться.

— Просвещу! — буркнула Сара. — В этом самом Элктоне они отсортировывают тех, кто им не подходит. Через пару дней мне удалось проследить как следует. Каждый вечер человек десять-двенадцать, назавтра отбраковывается семь-восемь. Потом заявляется фургон с севера, с нью-йоркским номером, вывозит из Мэриленда тех, кто прошел проверку.

— Вы и за ним увязались? — спросил Филип.

— Естественно! И так очутилась здесь.

— И что теперь?

— Да ничего… Два дня уже тут. Купила в Баррингтоне бинокль, машину спрятала подальше за холмом. Пошла через лес, отыскала место, откуда хорошо просматривается монастырь. В нем днем и ночью окна зашторены. Не поймешь, горит внутри свет или нет.