— Извини, — сказал он Руби потом. — Бывают минуты, когда совершенно теряешь чувство реальности.

Ему вспомнилась при этом группа протестующих горлопанов у тюрьмы в Рэйфорде, которые в своих симпатиях к убийце забыли о его жертвах.

— Извини, — повторил он. — Просто как-то все вдруг сошлось…

— Я сама проревела всю прошлую ночь. Иногда эта работа… — она не сумела договорить.

— Когда мы приедем, — сказал Эйнсли, — я хочу войти к Синтии первым. И один.

— Но вы не можете! Это противоречит…

— Да знаю я, знаю! Инструкция это запрещает, но мне нечего бояться, что Синтия скажет, будто я к ней приставал. Она слишком горда для этого. Подумай сама, если Синтия еще не получила того письма, я смогу ее подготовить к плохим новостям. И даже если получила…

— По-моему, мне пора напомнить вам, Малколм, — перебила его Руби, — что вы уже давно не священник.

— Да, но я не перестал быть человеком. И потом, инструкцию ведь нарушу я, хотя мне хотелось бы, чтобы ты согласилась.

— Я, между прочим, тоже нахожусь при исполнении, — сказала она протестующе.

Оба знали, случись что, и Руби поплатится карьерой в полиции.

— Не волнуйся, я сумею тебя выгородить. Скажу, что я приказал тебе. Пожалуйста!

Тем временем они добрались до здания городского совета. Руби остановила машину у главного входа, патрульный автомобиль тоже встал, почти уперевшись им в задний бампер.

Она все еще не могла решиться.

— Даже не знаю, как быть, Малколм… А Брайнену вы скажете?

— Нет. Патрульные все равно останутся снаружи. Я войду к ней в кабинет один, а ты подождешь поблизости. Дай мне пятнадцать минут.

Руби покачала головой.

— Десять минут. Максимум.

— Идет!

И они вошли в старомодный, но по-своему уникальный дом, в котором располагались органы городского управления Майами.

В эпоху, когда официозная роскошь вошла в норму и власть строит для себя грандиозные, подобные соборам здания, которые символизируют ее самоценную важность, дом городского совета Майами — одного из крупнейших городов Америки — являет собой полную противоположность этому. Он располагается на далеко вдающемся в море мысе и с трех сторон окружен водой. Это небольшое двухэтажное строение, окрашенное в белый цвет. Людей часто поражал его предельно простой, даже простецкий вид.

Войдя в вестибюль, Эйнсли и Боуи показали свои полицейские жетоны пожилому охраннику; тот жестом разрешил им следовать дальше. Зная расположение офиса Синтии, Эйнсли свернул налево по коридору первого этажа, а Руби отправил в противоположную сторону, велев подождать в актовом зале. Она скорчила недовольную гримасу и демонстративно постучала пальцем по стеклу своих часов.

Брайнен с партнером остались в своей патрульной машине. Им надлежало вмешаться только на вызов.

В конце коридора Эйнсли уперся в дверь с табличкой:

“СИНТИЯ ЭРНСТ — ГОРОДСКОЙ КОМИССАР”.

В приемной без окон за рабочим столом сидел молодой человек — помощник Синтии. В небольшой комнатке за компьютером работала женщина-секретарь. Дверь, массивная, темно-зеленого цвета, была плотно закрыта.

Эйнсли снова продемонстрировал свой жетон.

— Я к комиссару Эрнст по официальному делу. Докладывать обо мне не надо.

— Я и так не стал бы. Проходите, — молодой человек махнул рукой в сторону зеленой двери.

Эйнсли вошел и плотно закрыл дверь за собой. Синтия сидела лицом к нему за резным письменным столом — бесстрастная и отрешенная. Кабинет ее был просторен и удобен, но роскошью здесь и не пахло. В окне за спиной его хозяйки открывался вид на залив и гавань с рядами пришвартованных у пирса прогулочных лодок. Почти незаметная дверь справа скрывала, должно быть, стенной шкаф или небольшую комнату отдыха.

Поначалу воцарилось тягостное молчание. Первым его нарушил Эйнсли:

— Я хотел сказать, что…

— Оставь! — губы Синтии едва ли вообще шевельнулись. Глаза оставались холодны.

Она все знает. Эйнсли понял, что всякие объяснения между ними излишни. У Синтии были обширные связи. Городской комиссар многим мог помочь и рассчитывать на благодарность. Несомненно, какой-то ее должник — из руководства полицейского управления или даже членов большого совета — успел украдкой ей позвонить.

— Ты можешь не поверить, Синтия, — сказал Эйнсли, — но мне искренне жаль, что я ничем, абсолютно ничем не могу тебе помочь.

— Ну, почему же? Очень даже можешь, — она источала злобную иронию. — Ты ведь любишь смотреть, как казнят. Может, явишься на казнь моей дочери, приглядишь, чтобы все прошло гладко? Да и на мою тоже. Ты же не упустишь такого редкого удовольствия, верно?

— Прошу, не говори так, — взмолился он.

— Конечно, ты предпочел бы слезы раскаяния и прочие твои поповские штучки!

Эйнсли вздохнул. Он и сам не знал, на что рассчитывал, но теперь ему стало ясно, что он занимался самообманом. И еще: ему не надо было оставлять Руби дожидаться снаружи. Это была явная ошибка.

— Что ж, перейдем к формальностям, — сказал он и положил ордер на стол. — Ставлю вас в известность, что вы арестованы. Должен предупредить, что вы имеете право…

— Считай, что с этим покончено, — сардонически улыбнулась она.

— Где твой пистолет? — Эйнсли взялся за рукоятку своего “Глока”, но не достал его. Он знал, что у Синтии есть точно такой же; уходящим в отставку офицерам полиции разрешалось сохранить свое оружие в качестве подарка от городских властей.

— Здесь, в столе, — ответила она, поднялась с кресла и указала на ящик.

Не спуская с нее глаз, он потянулся левой рукой, выдвинул ящик и нащупал в нем пистолет.

— Повернись, пожалуйста, кругом, — сказал он, когда положил пистолет в карман и достал пару наручников.

— Придется тебе подождать немного, — сказала она почти нормальным тоном. — Сначала мне нужно в туалет. Есть, знаешь ли, кое-что, чего нельзя сделать, если руки стянуты за спиной.

— Нет! Стой на месте!

Хмыкнув, она повернулась и направилась к двери в стене, которую Эйнсли успел заметить прежде.

— Что, не нравится? — спросила она через плечо. — Тогда, пристрели меня!

Две мимолетные мысли мелькнули у него, но он стряхнул их с себя.

Пока дверь оставалась открытой, Эйнсли смог разглядеть, что за ней действительно находится туалет, из которого не было другого выхода. Дверь бесшумно захлопнулась. Он бросился к ней, чтобы открыть, взломать если потребуется, он уже не держал в правой руке пистолет. Но, сделав первый шаг, он понял, что делает все непростительно медленно.

Дверь оставалась закрытой какие-нибудь несколько секунд, но прежде чем он до нее добрался, она вновь распахнулась. В проеме возникла Синтия, глаза ее горели, лицо судорогой свело в маску ненависти. С неожиданной хрипотцой в голосе она выкрикнула:

— Ни с места! — в ее руке блеснул хромом маленький пистолетик.

Эйнсли знал, что его элементарно обвели вокруг пальца; пистолет был спрятан где-то в ее уборной.

— Послушай, Син… Мы могли бы… — начал он.

— Заткнись! — ее лицо вновь исказилось некрасивой гримасой. — Ты ведь знал, что у меня есть вот это, правда?

Эйнсли медленно кивнул. Ничего он не знал. Просто за несколько десятков секунд до того такая возможность пришла ему в голову. Эта была первая мысль, от которой он отмахнулся. Синтия целилась в него из того самого крошечного пятизарядного “Смит и Вессона”, который с таким убийственным хладнокровием применила когда-то против грабителей банка.

— Наверняка подумал, что я пальну из него себе в висок. Чтобы избавить вас всех от лишних проблем. Так? Отвечай мне!

В такой момент можно было говорить только правду.

— Да, — сказал он, потому что именно такой была его вторая мысль.

— Я так и сделаю. Но прихвачу тебя с собой, мерзавец! — Эйнсли не мог не видеть, что Синтия привычно изготавливается для прицельной стрельбы.