— Тринадцать-десять слушает. Прием.

— Два трупа в отеле “Ройел Колониел”, — доложил Себайос. — Номер восемьсот пять. Возможно, вариант тридцать один. — Он сделал паузу, сглотнул и более решительно сказал:

— Поправка, это стопроцентный тридцать первый и очень тяжелый.

“Вариант тридцать один” на языке полицейского радиообмена означал убийство.

— Направляюсь к вам, — ответил Эйнсли. — Изолируйте помещение. Никого туда не впускайте и не входите сами.

Эйнсли резко развернул машину и, прибавив газу, помчался в обратном направлении. На ходу он вызвал по радио детектива Бернарда Квинна и приказал прибыть в “Ройел Колониел”.

Остальные сыщики из его группы уже разъехались по другим вызовам. В последние месяцы убийств совершалось все больше, на столах детективов скапливались груды дел. Вот и нынешний день приносил новую страшную жатву.

Эйнсли и Квинн подъехали к отелю с интервалом в считанные секунды и вместе направились к лифтам. Седеющий, с усталым, покрытым морщинами лицом, Квинн умел и любил одеваться. В этот день на нем был темно-синий блейзер, серые брюки с безукоризненными стрелками и галстук в полоску. Англичанина по рождению, американцем его сделали приемные родители, он был ветераном полиции — шестидесятилетие и выход на пенсию уже не за горами.

Коллеги относились к Квинну с уважением и симпатией отчасти потому, что никогда в жизни он никому не перебежал дороги. Став детективом, он прекрасно справлялся с работой, но к повышению не стремился. Он попросту не хотел брать на себя ответственность за других и даже не пытался сдать экзамены на сержанта, хотя справился бы с ними легко. При всем при этом Квинну с легким сердцем можно было поручить любое расследование.

— Возьмешь это дело на себя, Берни, — распорядился Эйнсли. — Я помогу, чем смогу. Принимайся за работу.

Еще в холле гостиницы у стойки регистрации Эйнсли заметил двух журналисток. Они, вероятно, были из тех репортеров, что кружат по городу, слушая переговоры полицейских по радио, чтобы первыми подоспеть на место преступления. Одна из них узнала детективов и опрометью бросилась к их лифту, но не успела — створки дверей сомкнулись.

— А ведь у кого-то день начинается по-человечески! — сокрушенно вздохнул Квинн.

— Скоро сам убедишься, — сказал Эйнсли. — Как знать, ты, быть может, еще будешь скучать на пенсии по этой свистопляске.

Как только они вышли на восьмом этаже, путь им преградил охранник.

— Если вы, джентльмены, сюда по делу… — начал Кобо, но осекся, заметив полицейские значки полиции Майами, которые Эйнсли и Квинн предусмотрительно прицепили на карманы пиджаков.

— К сожалению, именно по делу, — подтвердил Квинн.

— Извините! Рад, что вы уже здесь. Я просто не пускаю сюда никого, у кого нет…

— Продолжайте в том же духе, — велел Эйнсли. — Оставайтесь пока здесь. Сюда прибудет много наших людей, но посторонних не пропускайте. Даже в коридор.

— Слушаюсь, сэр! — Ошеломленный происшествием Кобо забыл, что собирался домой.

На пороге номера восемьсот пять их ждал Себайос, преисполненный к прибывшим почтения. Как многие молодые полицейские, он мечтал в будущем сменить форму патрульного на штатский костюм детектива, а потому не прочь был произвести хорошее впечатление. Он передал им листок с именами, полученный прежде от охранника, доложил, что место преступления сохранено в неприкосновенном виде, если не считать краткого осмотра, проведенного им самим.

— Отлично, — кивнул Эйнсли. — Оставайтесь здесь, я вызову вам в помощь еще двоих. Пресса уже в отеле, очень скоро они начнут ломиться сюда. Ни один не должен прорваться на этаж. И никакой информации. Твердите им, что позже они получат ее у представителя службы по связям с общественностью. Никто не должен приближаться к двери номера без моего или инспектора Квинна разрешения. Инструкции ясны?

— Да, сэр.

— Вот и хорошо. Так… Теперь посмотрим, что мы тут имеем.

Стоило Себайосу открыть дверь восемьсот пятого номера, Квинн в отвращении наморщил нос.

— Стало быть, вот этого мне будет не хватать на пенсии?

Эйнсли только помотал головой в ответ. Это и в самом деле тошнотворно — запах смерти, прогорклая вонь, от которой никуда не деться на месте убийства, особенно если из открытых ран вытекло много крови.

Оба детектива пометили в блокнотах время, когда вошли в номер. Теперь до самого окончания следствия им предстояло фиксировать на бумаге каждый свой шаг. Трудоемко, но крайне важно — позднее в суде адвокаты не преминут поставить под сомнение их способность запоминать детали, не прибегая к записям.

Но поначалу они просто застыли, пораженные чудовищной картиной: две кровавые лужи, начавшие подпекаться по краям, два обезображенных, уже тронутых разложением трупа. Любой начинающий детектив из отдела убийств первым делом узнавал на практике, что, как только жизнь покидает человеческое тело, его распад происходит поразительно быстро. Стоит сердцу перестать разгонять кровь по жилам, как мириады микробов обращают плоть в тлен. Эйнсли хорошо помнил, как один судебной медик со стажем в запале кричал: “Гниль! Дерьмо! Вот что такое труп. Мы в нем порылись и узнали все, что нужно, лучше как можно быстрее от него избавиться. Человеческие останки необходимо тут же сжигать! Это оптимально. Кому захочется развеять прах по ветру. Бога ради! Никаких возражений! А вот гробы, могилы, кладбища — чистое варварство. Земле можно найти гораздо лучшее применение”.

Восемьсот пятый номер был вдобавок основательно разгромлен. Стулья перевернуты, постельные принадлежности скручены жгутом, одежда убитых разбросана по всей комнате. Радиоприемник на подоконнике продолжал грохотать.

— Когда вы вошли сюда в первый раз, что передавали? — спросил Квинн, обернувшись к Себайосу.

— Примерно то же, что и сейчас. И охранник из отеля говорит, что слышал эту музыку. Сдается мне, это станция Металл-105”.

— Спасибо, — кивнул Квинн, черкнув в блокноте. — Сын обожает эту муть, а я лично от нее моментально зверею.

Эйнсли в этот момент уже настукивал кончиком пальца по кнопкам мобильного телефона. За трубку аппарата в номере восемьсот пять нельзя было браться, пока не сняли отпечатки пальцев.

Первым делом он связался с группой экспертов-криминалистов — одним из штатских подразделений управления полиции Майами, чьи сотрудники работали по контракту. На них должна лечь техническая часть осмотра места преступления. Они сфотографируют здесь все вплоть до мельчайших улик, которые неопытный глаз даже не заметит, снимут отпечатки пальцев, соберут кровь на анализ и все прочее, что может понадобиться сыщикам. Важнее всего было сохранить место преступления в неизменном виде до прибытия криминалистов. Один случайный человек, оказавшийся здесь, мог уничтожить важную улику и конец преступление не раскрыто, убийца разгуливает на свободе. Случалось, что такими профанами оказывались высокие полицейские чины, которые вообще любят “выезжать на убийства”, движимые любопытством чистейшей воды. Поэтому уже давно действовало правило, что только ведущий следователь из отдела по расследованию убийств распоряжается на месте преступления, пусть он и самого младшего чина в полицейской табели о рангах.

Затем Эйнсли позвонил с докладом своему начальнику лейтенанту Ньюболду, который был уже в пути, чтобы лично присутствовать при начале расследования; сделал запрос в прокуратуру штата, чтобы выслали своего представителя; убедительно попросил пресс-службу взять на себя журналистов, осадивших отель.

Как только криминалистическая экспертиза закончит работать с трупами, Эйнсли отдаст их медику. Чем раньше он осмотрит тела, тем лучше для следствия.

Потом трупы отвезут в окружной морг, произведут вскрытие, при котором будет присутствовать Бернард Квинн.

Пока Эйнсли был занят телефонными звонками, Квинн натянул на правую руку резиновую перчатку и осторожно выдернул вилку из розетки, отключив гремевшее радио. Затем он принялся за методичный осмотр жертв преступления: характер ран, одежда, содержимое карманов, предметы, лежащие рядом с трупами, — все наблюдения аккуратно заносились в блокнот.